Село Помоздино Усть-Куломского района - ровесник Санкт-Петербурга, но скорее всего, люди жили там и раньше. Сейчас в домах появились телевизоры и интернет, но во многом жизненный уклад сохранился прежним. И не потому, что женщинам нравится доить корову в пять утра, а потом бежать к семи на работу. Просто зачастую иначе - не выжить. Среди окрестных поселков Помоздино выглядит оазисом: тут есть работа. Правда, не для всех. Кому удалось устроиться на "Монди Сыктывкарский лесопромышленный комплекс", тот чувствует себя уверенно. Даже если зарплата небольшая - много льгот благодаря хорошему коллективному договору. Неудивительно, что в профсоюзе тут состоят 96% сотрудников.

Таких поселков в России много, гораздо больше, чем крупных городов. Поселков, где за водой нужно ходить на реку, запасаться дровами на зиму, держать огород, скотину, искать хоть какую-то работу, хотя на самом деле жизнь в деревне - это уже работа, и нелегкая. Эти люди смотрят телевизор, где федеральные каналы показывают бодрых пенсионеров, заверяющих, что они с удовольствием поработают дополнительные пять лет. Корреспондент "Солидарности" поговорила с разными людьми, молодыми и предпенсионерами, чтобы узнать, как они живут и что думают о пенсии.

Светлана ПОПОВА, кладовщица СЛПК «Монди»
На пенсию она опоздала на семь дней. Закон о повышении пенсионного возраста вступил в силу 1 января, а 50 лет ей исполнилось 7 января.

- Сначала настроение было ужасное, даже решила не отмечать свой юбилей - буду, когда пенсию дадут! А потом себя стала успокаивать: ну не одна же я такая. Но все равно обидно.

Еще больше Светлане обидно, что она, мать-одиночка, вырастила сына - а это не в счет. На пенсию ей придется уйти на полгода позже, а вот у соседки-ровесницы - двое детей, и ее не коснулось повышение пенсионного возраста, хотя растили этих детей они с мужем. То есть, получается, на каждого родителя по одному ребенку. Но Светлана терпит и молчит.

Вообще народ коми очень терпеливый и выносливый, иначе на Севере не выжить. Светлана трудится вахтами, как и почти все на "Монди". Когда у нее вахта, она встает в пять утра, быстро топит печку, готовит, и к семи утра идет на работу, благо недалеко, всего 10 минут пешком. Работа кладовщицы тяжелая: к ней приписано два вахтовых участка - ремонтно-механическая мастерская и контора, а это около 300 человек. Когда груз привозят - кладовщица участвует в выгрузке. Когда нужно выдать запчасти - тоже сама таскает тяжести.

- По норме мы должны поднимать не больше 50 кг в день, а у нас бывает, что привезут 20 канистр тосола по 10 литров. Запчасти есть тяжелые. Очень ответственная работа, не дай бог чего-то недосчитаться. Каждая гаечка, каждый болт подписан, учтен. Водители, конечно, сами свои запчасти носят, но мы им помогаем, чтобы быстрее. Не будешь же стоять и смотреть.

Вахта длится 12 часов с перерывом на обед, так что с работы Светлана уходит в семь вечера и бегом домой, топить печь, а то изба промерзнет. В этих землях вообще все крутится вокруг печи и тепла - ведь газа в деревнях нет, несмотря на то что недалеко Ухта, где его добывают в промышленных масштабах. Зато есть зима и холод. Светлане вообще пришлось уйти с прошлой работы (она трудилась санитаркой в Помоздинской участковой больнице), по сути, из-за печки. Там график был сменный, иногда дежурство длилось сутки. Приходишь домой - колотун, а ведь дома оставался сын.

Зарплата у кладовщицы небольшая, со всеми переработками и "северными" надбавками выходит чуть больше 20 тысяч рублей. Можно ли на них прожить?

- Если покупать дрова - это вообще страшно. 10 кубов - 10 тысяч рублей! А так, по колдоговору, мы платим около 5 тысяч за 20 кубов, этого хватает на зиму; если топить баню, то надо 25 кубов.

Покупает она в магазинах всего по минимуму, хлеб, молоко, чай, мыло, шампунь, стиральный порошок… Все равно половина зарплаты уходит на еду, еще 1300 рублей на электричество, телефон, интернет. Спасает свой огород, а также лес. Лес - это не только грибы и ягоды, хотя без них ни в одном доме не обходятся. Это еще и охота. Мало в какой семье покупают мясо: почти в каждой есть охотник. Стреляют уток, лосей и прочую разрешенную живность. Как и сотни лет назад, сегодня для народа коми это способ выжить. Многим зарплат просто не хватает на то, чтобы покупать мясо в магазине, так что лямпы - лыжи, обитые шкурой северного оленя, стоят почти в каждом доме. Лайки тоже есть почти в каждой семье, и это не дань моде или развлечение, а рабочая собака для выживания. Да, в лесах до сих пор водятся медведи.

Пенсию Светлана ждет небольшую, около 10 - 13 тысяч рублей, и, хотя очень болит спина, работу пока не планирует бросать.

- У нас так получается, что когда выходим на пенсию - жить начинаем. Большинство продолжает работать, потому что только на пенсию жить - очень тяжело. А так - маленькая зарплата плюс маленькая пенсия, в итоге более-менее нормально.

О повышении пенсионного возраста может говорить только с обидой и возмущением.

- Конечно, все против. В деревне легкой работы нет. У нас в семье были коровы у родителей, у старшей сестры, у второй сестры, у брата. Коровы нас поддерживали, но мы загибались на сенокосе. У меня сын в первом классе уже умел косить горбушей. Косить "горбушей" - это адский труд! "Литовкой" косят стоя, а "горбушей" - согнувшись. Сейчас молодежь живет легче, но наше поколение жило очень трудно. Я в первом классе уже таскала 8-литровое ведро воды. В третий класс пошла - уже 15-литровое ведро. Таскать издалека, из ручья, и много: корова, теленок, свиньи. Лет пять как водопровод нам проложили: мы, как дети, радовались!

- А вы за кого голосовали?

- За Путина. Но сейчас бы - нет. Ну несправедливо это получается. Обидно за наших мужиков, им очень тяжело. Большинство работает на лесоповале, многие еще валят лес бензопилой.

Илья КВЯТКЕВИЧ, оператор харвестера СЛПК «Монди»

В начале 2000-х годов в "Монди" появились первые лесозаготовительные комбайны - харвестеры и форвардеры для сбора и доставки груза. Один такой комплекс заменял целую бригаду лесорубов, так что через несколько лет около трех тысяч из них стали безработными. Профсоюзная организация понимала, что технический прогресс нужен: молодежь не собиралась работать с бензопилой, с топором, по пояс в снегу. И хотя лесорубов со временем трудоустроили, лидер профсоюза СЛПК "Монди" называет это жестким испытанием.

Один харвестер и один форвардер за сутки валят около 500 кубометров леса. Работа оператора харвестера на первый взгляд напоминает компьютерную игру. Он сидит в кабине, в руках джойстик со множеством кнопок, перед глазами - экран монитора. Подводит манипулятор к дереву, нажимает кнопку, и дерево спилено. Нажимает другую - очищено от веток и порезано на бревна нужной длины. Весь процесс занимает не больше минуты.

- Когда начинал работать - было страшно, бывали случаи, когда дерево на кабину падало. Но это не опасно, опасно только от начальства потом за это получить. Начинающий не будет валить вперед, будет вбок, от себя, это не так страшно: налево свалил - направо раскряжевал, направо свалил - налево раскряжевал. Но если бы я так валил, то "подрос" (мелкий молодой лес) бы сломал.

Илья рассказывает, что лес, который встречается редко, ценных пород, трогать нельзя. Кроме того, в кабине лежит шпаргалка с перечнем краснокнижных животных. Если оператор их обнаружит во время валки леса, то работу надо остановить.

- Мы в мае и июне не работаем - у глухаря и тетерева-косача как раз период гнездования, они гнезда вьют на земле. Было дело - во время валки замечали на деревьях гнезда орлов. В одном случае мы вообще ушли с делянки, в другом - оставили лес 500 на 500 метров вокруг гнезда. Берлогу медвежью находили. Там знаете какой запах! Фууу. Оставили лес вокруг. Но медведь все равно туда уже не ляжет.

Таких, как Илья, местные называют "валютчики", у них зарплата в месяц больше 100 тысяч рублей. Но много операторов харвестеров комбинату не нужно. Если раньше, в начале двухтысячных, "Монди" за свои деньги их обучало работе на новой технике, то сейчас ситуация обратная. Желающие учатся сами, и не факт, что их еще возьмут. Другой же работы, кроме как на "Монди", в регионе почти нет. Можно, конечно, пойти на лесоповал к частнику, но там условия труда намного хуже, зарплата "серая", нередко обманывают.

К тому, что за харвестером остается пустыня, Илья относится спокойно.

- Это же возобновляемый ресурс. Там, где наши отцы валили, сейчас молодой лес, в нем и птицы, и зверя много. И потом, если бы не лесозаготовка, не было бы Усть-Куломского района. Хорошо, где "Монди" рубит, - там нету бардака. Где частник рубит - там плохо.

На лесоповале трудятся практически только местные, из этого или соседних районов. Для них лес - это жизнь, они устают больше от города, чем от природы. К тому же есть Skype и "ВКонтакте".

- На харвестере интересно работать, но спина очень устает, постоянно напряженный. Пока молодой, вроде не тяжело, но смотришь на людей в возрасте… спина очень нагружается.

Быть оператором харвестера - не значит только сидеть в кабине с климат-контролем и музыкой и жать на кнопки. Если что сломается по мелочи - чинить оператору, а ломается регулярно. Это значит вылезай в любую погоду - хоть дождь, хоть снег, хоть мороз. Но самое неприятное для лесорубов - весенняя и осенняя распутица, когда грязи - выше колеса. Летом тоже радости мало: комары, мошка облепляют. Починка же машины - дело опасное. Были случаи, когда и палец при этом отрывало, и другие травмы случались. Как говорится, техника безопасности писана кровью.

- Самое хорошее в моей работе, что пришел - и один, тебя никто не достает. Захотел - остановился и чай попил. Захотел - отдохнул, вышел, размялся. Летом ягоды покушал.

Андрей УЛЯШОВ, оператор форвардера СЛПК «Монди»

Лесорубы, как и все в "Монди", работают сменами по 11 часов, причем работа не останавливается ни днем, ни ночью. На машинах яркие светодиодные фары. Вахта длится половину месяца, а вторую половину отдыхаешь. Но поскольку лес валят в разных местах, зачастую далеко от дома, то лесорубы на время своей вахты живут в вахтовых поселках. Там есть не только теплые домики, но и столовая, душевая, сушильня для одежды и даже сауна. Правда, туалет на улице.

Оператор форвардера отвозит спиленный харвестером лес, и это еще более тяжелая работа.

- Очень монотонная работа, очень трясет. Если в ночную смену, то засыпаешь прямо. Когда уже это знаешь - отслеживаешь, останавливаешься, минут 15 - 20 поспишь. Я прошел все этапы: сучкорубом, трактористом, вальщиком был… сейчас не легче. Да, теперь один оператор все делает, но там коллектив, приятнее работать, а тут целый день один в кабине, дурные мысли в голову лезут.

Зарплата у операторов форвардера тоже сдельная, но зависит от выработки харвестера. Так что на руки получается уже не как у "валютчиков", а 65 - 75 тысяч рублей. Андрей сетует, что хотя индексация и проводится, но покупательная способность зарплаты сильно упала.
.

Андрей - охотник, но ему пришлось вырубать собственные охотничьи угодья. Род Уляшовых один из самых старых в этих краях, угодья передаются по наследству от отца к сыну, и здесь охотился еще прадедушка Андрея. Хотя юридически права не закреплены, но для местных это неписаный закон: охотник никогда не зайдет на чужую территорию.

Андрей в смене самый старший, ему уже 45 лет. Свой льготный стаж он уже заработал дважды, работает с 15 лет. На вопрос, как оценивает повышение пенсионного возраста, взрывается.

- Кто это придумал - убил бы!

- Доживете до пенсии?

- Нет, конечно.

Виктория ГРИГОРЬЕВА, врач-педиатр Помоздинской участковой больницы

До 90-х годов в больнице был роддом, хирургическое, терапевтическое, инфекционное, детское отделения, 140 коек в стационаре. К сегодняшнему дню там лишь оказывают первую помощь. Для каких-то серьезных манипуляций нужно ехать в Усть-Кулом, а это два часа на машине или автобусе. Теперь в Помоздино не имеют права зашить рану или даже сделать перевязку. По медицинскому стандарту, если нет хирурга, то нет и перевязочного кабинета, а значит, нет лицензии на эти процедуры, хотя любая медсестра может сделать перевязку, у них есть соответствующие сертификаты.

- У нас участок полностью машинизированный. Но машин-то нет! Моя педиатрическая работа наполовину состоит в посещении больных. Например, дети до года в остром периоде наблюдаются на дому ежедневно или ложатся в стационар. В стационар я их положить не могу, потому что у меня всего пять коек осталось. Я, конечно, могу целыми днями ходить по улице, но другую работу тогда делать не буду.

На самом деле машины есть, но почти все стоят сломанные - нет запчастей. Вроде бы логично, чтобы деньги на это выделял Фонд обязательного медицинского страхования, но… ФОМС работает только с медицинскими работниками. Такие категории, как уборщицы, электрики, сантехники, водители, весь автопарк - для медстраха не существуют. Но если в городе можно пригласить работников из других организаций, то в деревне этого не сделаешь. В деревне надо иметь своих.

Вот и получается, что на подведомственной территории площадью в 15 тысяч кв. км, где шесть тысяч населения, на ходу лишь одна машина "скорой". Но на территории две переправы, и весной, во время распутицы, нужно как минимум держать по одной машине с каждой стороны реки!

Медработники возмущаются, что при оптимизации и внедрении страховой медицины никто не подумал об особенностях деревень. При большой плотности населения, в крупных городах, она еще как-то работает, но в остальной России, где плотность населения низкая, а расстояния огромные, - это нежизнеспособная модель.

- Вот сейчас грязное белье, даже десять полотенец, возим в город Сыктывкар, за 300 км. А рядом прачечная, но она не выиграла тендер. Это называется "страховая медицина". Страховая медицина создана для того, чтобы уничтожить нормальную. Все в этом "плевке" плаваем. Никто ничего сделать не может.