Как выжить в старом Лондоне: руководство к действию

Назад Вперед

Жизнь лондонских трущоб XIX века не зря привлекает писателей и кинематографистов уже третье столетие: такой материал для “социального хоррора”, какой попадался в тупиках и закоулках   столицы викторианской Британии, надо еще поискать. В “Солидарности” № 7, 2013 мы уже рассказывали о работных домах и о том, что бедняки боялись этих “благотворительных тюрем” как огня. В этом материале мы поговорим о том, как обитатели лондонских “хитровок” выживали на улице.

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Маркс и Энгельс не случайно отправились именно в Англию ждать пролетарской революции: ни одна страна не смогла проявить так выпукло и блеск молодого промышленного капитализма, и его язвы. В те годы население страны стремительно умножалось вместе с ее колониальной мощью - и столь же стремительно нищало. Огромное количество британцев середины XIX века с трудом перебивались с картошки на пиво или чай - а ведь был нужен еще и мешок угля на отопление... Многим и вовсе пришлось пополнить многотысячную армию уличных оборванцев.

“Социальное государство” и гарантии для граждан - все это изобретут только в XX веке. А пока страна готова предложить своим беднякам только работный дом и пособия, которые иные приходы все еще выдают, несмотря на прямые запреты парламента (господа из Вестминстерского дворца считают, что благотворительность лишь поощряет нищету). О работных домах мы уже рассказывали - эти учреждения специально создавались так, чтобы “здоровым бездельникам” (нет работы - сами виноваты!) и в страшном сне не привиделось висеть на шее у налогоплательщиков. Туда шли те, кому совсем некуда было податься. Даже улица давала пусть и не самую радужную, но альтернативу, хотя многие способы, какими английские городские бедняки добывали пропитание (о проституции и воровстве мы здесь не говорим), могут шокировать неподготовленного читателя.

О жизни британского и прежде всего лондонского дна викторианской эпохи писатели и журналисты рассказывали немало, а многие предпринимали довольно-таки отчаянные шаги, чтобы погрузиться в этот мир. Даже Джек Лондон в свое время (правда, уже в начале XX века) кочевал, переодевшись в рабочее платье, по лондонским ночлежкам. В Америку он вернулся под большим впечатлением от бездны нищеты, которая ему открылась. Но самый ценный кладезь обширных сведений по этой теме - книги журналиста, исследователя и драматурга Генри Мэйхью. Если вам доведется держать в руках работу о повседневности викторианского времени - будьте уверены, там обязательно сошлются на его пятитомник “Лондонские рабочие и беднота”. И немудрено. Эта книга может рассказать многое о причудливых профессиях лондонской улицы...

КОПАЮЩИЕСЯ В ГРЯЗИ

Лондон середины XIX века, когда Мэйхью собирал материал для работы, трудно назвать чистым местом. Камины и трубы заводов невыносимо коптят... куда девать столько золы - уже непонятно. Кроме того, улицы запружены экипажами так, что впору вспомнить наши пробки в час пик. А лошадь ведь транспортное средство не безотходное, пусть и экологически чистое. Не зря англичане опасались, что если город продолжит расти теми же темпами, то в XX веке он окажется завален навозом по крыши домов...

Но это полбеды. Централизованную систему канализации в городе строят только ко второй половине XIX века. Одним из “катализаторов” строительства послужило жаркое лето 1858 года. В тот год Темза, куда  в городской черте сливались нечистоты, обмелев, превратилась в бурое мерзко воняющее болото, испарения от которого разнеслись по всему городу. Среди лондонцев началась паника: считалось, что от зловонных миазмов можно заразиться холерой, а она в те годы была частой “гостьей” в Лондоне. Жители бежали вон - включая членов парламента, которые переехали заседать в предместья.

Но британская столица и в “обычные” годы воняла ужасно - по крайней мере для современного носа. Красильни, скотные дворы среди трущоб и, конечно, переполненные выгребные ямы на задних дворах домов, на чистку которых у жильцов часто не находилось средств, а у городских служб - времени и людей. Все это воздух, мягко говоря, не озонировало.

Пущенная в 1860-е канализация стала выводить нечистоты из города ниже по течению Темзы (теперь взвыли жители пригородов, но кто ж их будет слушать) и сделала Лондон несколько более приятным для жизни. Но не только: она, кроме того, дала беднякам возможность заработать...

В канализацию, как известно, смывается много ценных, по крайней мере годных ко вторичному использованию предметов, на которые обязательно найдется покупатель. Среди бедноты стала набирать популярность профессия “тошеров” - или, как звал этих людей Мэйхью, “канализационных охотников”. Вооруженные фонарями и щупами неимущие лондонцы один за другим стали спускаться в клоаку - их не остановило даже принятое со временем решение властей закрыть входы в трубу и назначить за проникновение штраф в несколько фунтов, сумму для бедняка абсолютно неподъемную - не каждый рабочий или слуга зарабатывал столько в месяц. Но деньги не пахнут, особенно, если нечего есть.

Дело это было довольно рискованное - профессия тошера быстро обросла мрачным фольклором:

“Удивительные истории, - писал Мэйхью, - ходят о тех, кто заблудились в канализации после того, как от зловонных испарений гасли фонари, и бродили по мерзостным протокам, пока, обессиленные, не падали умирать. Еще рассказывают о полчищах громадных крыс, нападающих на “охотников”. И пускай охотник в борьбе за жизнь убивал тысячи крыс - в конце концов, дикие твари одолевали его. Через несколько дней находили лишь скелеты, уже растащенные по косточкам”.

Среди сонмищ копающихся в лондонской грязи племя тошеров занимало привилегированное положение - и ввиду опасностей, подстерегавших “охотников” под землей, и потому, что в канализации нет-нет да и находилось что-нибудь ценное. На “дне” этой неписанной иерархии стояли “грязевые жаворонки” - ребятишки лет до пятнадцати, старухи... Эти выходили на берег Темзы, где возле верфей и доков можно было выудить гвозди, уголь, обрывки канатов, даже кусочки дерева - все пойдет в дело. Уголь купят соседи-бедняки, которым нечем топить, железо, медные гвозди и веревки скупали старьевщики. Для этого приходилось в холод, туман и даже зимой месить грязный вонючий ил, полный мусора и трупов животных (а порой и человеческих). И все это босиком, рискуя получить заражение крови... Вспомним, что и в каких объемах сливали в реку. Но “жаворонков” это не останавливало: нужда сильнее.

“Про них, - свидетельствует Мэйхью, - нельзя сказать, что они ходят в лохмотьях: они наполовину прикрыты неописуемой рванью, которая служит им одеждой. Тела их покрывает мерзостная речная жижа, а драные их одеяния задубели от грязи всех возможных сортов”.

А ведь “жаворонки” далеко не всегда происходили из совсем уж опустившихся слоев: детям из рабочих семей, если кормилец умирал или терял место, тоже была прямая дорога в прибрежную грязь...

Но довольно мы пробыли у воды. Вернемся на улицы города - там тоже можно встретить много познавательного и шокирующего.

СБОРЩИКИ “ЧИСТОТЫ” И ОКУРКОВ

Видите, по улице идет оборванный субъект в грязных перчатках и с деликатно прикрытым ведром. Крышка, впрочем, не спасает от мерзостного запаха, доносящегося изнутри - а может, и сам этот тип пропитался вонью до корней волос? Это сборщик “чистоты”, или, в переводе с викторианского на русский, собачьих фекалий. Нет, спросите вы, железо и гвозди - еще куда ни шло, но это-то зачем? Дело в том, что экскременты богаты щелочью и незаменимы в работе кожевников: ими чистят и сушат шкуры. И в подобной профессии, как ни странно, тоже есть свои секреты...

“Многие особенно хорошо платят за “сухой известкообразный сорт”, - рассказывает Мэйхью. - Считается, что в нем больше щелочи и он лучше чистит. А другие предпочитают темное и сырое”.

За ведро продукта нужного качества можно в удачный день выручить шиллинг. Это стоимость хорошего обеда или поездки в омнибусе (впрочем, к омнибусу “сборщика” никто не подпустит). Только чтобы набрать ведро, придется трудиться весь день, если только нет знакомых содержателей собачьих питомников, которые позволят выгребать фекалии (а в трущобах Ист-энда питомников хватает: модный способ заработка - воровство породистых собак, чтобы после вернуть “за вознаграждение” или выгодно продать).

Но что делать, если день не задался и “продукт” попадался никудышный? Придется проявить смекалку и “доводить” товар до нужной кондиции вручную.

“Это, - учит Мэйхью, - достигается с помощью известкового раствора, который отколупывается со старых стен и замешивается в общую массу... В иных случаях... известку сминают в катышки”.

Коллеги сборщиков “чистоты” бродят по улицам и дворам с большими мешками за спиной - собирают кости (из них можно варить клей или делать удобрения), а также куски дерева. Этим - как и сбором фекалий - занимаются бездомные ночлежники. Работа тяжелая - целый день на ногах, не присесть. Но это способ пережить зиму, а в теплое время года можно отправиться за город на сельскохозяйственные работы. По оценке Мэйхью, разного рода уличных “искателей” в Лондоне было около тысячи.

Из “специализаций” уличных охотников, пожалуй, стоит выделить собирателей сигарных окурков (ходовой товар в закоулках Ист-энда, да и во всех трущобах европейских столиц). Особая удача - длинные окурки: в них остается сухой, вкусный, необмусоленный табак. Но и на другие найдется покупатель в городе, где продают даже спитую заварку (этим активно промышляют слуги из домов среднего класса и аристократии). Вот только прожить одним сбором окурков сложно - так что этим промышляют либо “по совместительству”, либо детвора.

“Дети бедных ирландцев, например, прочесывают Рэтклифф-хайвэй, Коммершл-роуд и все оживленные улицы Восточного Лондона, да и прочие все места, куда вечером ходят гулять курильщики. Правда, собирают они смешное количество - не больше горсти за утро, - писал Мэйхью. - От осведомленного человека я слышал, что эти дети выходят собирать не только окурки, но и достают из урн и куч мусора на улице мельчайшие кусочки и корки хлеба, и неважно, черствого или гнилого”.

КУПИ-ПРОДАЙ

Раз на отходы большого города находилось столько охотников, значит, существовал и большой уличный рынок сбыта.

“Уличные скупщики... - писал Мэйхью, - имеют тележки, а иногда даже и повозки, запряженные ослами, и, как сами о себе говорят, “берут все”. Их редко увидишь в Лондоне, они “работают” в самых дальних тупиках, переулках и улицах, а чаще всего в беднейших пригородах”.

Особым спросом пользовалась ветошь - ее можно было перепродать бумагопрядильщикам. Скупщики умудрялись пускать в оборот все, включая старые кости, которые можно было купить за полпенни с задних дворов или собрать бесплатно.

Уличная торговля была способом выжить для многих бедных лондонцев. Дети из больших рабочих семей отправлялись торговать мелочным товаром, фруктами или, скажем, водяным крессом с холерным вибрионом (кресс - растение семейства капустных - собирали на берегу отравленной отходами Темзы).

Многочисленные торговцы со своими тележками создавали дополнительный хаос в и без того запруженных закоулках Ист-энда: кто-то торговал железным хламом старше себя самого, кто-то - видавшей виды посудой (эти торговцы, отмечают Мэйхью, постепенно стали пропадать с улиц: фабричное стекло и фаянс стали дешевы и сделались рабочим вполне по карману).

Поношенной одеждой торговали, по преимуществу, евреи - они ходили по домам среднего класса и выкупали старье, чтобы потом продать его в Ист-энде: рабочим и беднякам тоже хочется выглядеть “как джентльмены” - пускай и в протертом до дыр сюртуке и в выцветшем цилиндре. Торговавшие “сэконд-хендом” выделялись в толпе: на их головах часто громоздились настоящие пагоды из надетых один на другой старых цилиндров. Правда, отмечали респонденты Мэйхью, в будни шляпная торговля не шла: кто будет печься о внешнем виде, если на работу затемно, а с работы после заката? Развернуться можно было только ближе к воскресенью, когда ист-эндский люд задумывался, в чем идти на службу в церковь.

Отдельная “нива”, на которой трудились уличные продавцы, - это печатное слово. Торговали длинными песнями - порой настолько длинными, что их сворачивали в рулоны, историями о леденящих душу преступлениях (стоит отметить, даже нашим авторам криминального чтива в плане бесхудожественности далеко до викторианских предшественников). И, конечно, порнографией из-под полы, куда ж без нее...

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Но если серьезно... Об этих “ужасах нашего городка” интересно читать только до тех пор, пока не попробуешь представить себя на месте самих “тошеров” или “жаворонков”.

Массовая нищета оставалась бичом Британии вплоть до самого XX века. Прибывший из Штатов в 1902 году Джек Лондон был шокирован увиденным в Ист-энде. И это в период максимального экономического подъема страны...

“В одном только Лондоне миллион восемьсот тысяч человек относятся к разряду малоимущих, а частично даже неимущих”, - отмечал он в вышедшей по итогам его экспедиции “на дно” Ист-энда книге “Люди бездны”; напомним, речь идет о более чем трети тогдашнего населения британской столицы.

Джек Лондон пришел тогда к логичному выводу: для того, чтобы изжить повальную нищету в самой влиятельной и богатой на тот момент стране цивилизованного мира, должен был произойти переворот в головах.

Семнадцатый год в России и традиционно мощные в Британии профсоюзы немало поспособствовали этому перевороту. В 20-е годы к власти прорываются “левые” лейбористы с законами, направленными на поддержку малоимущих. После войны очередное лейбористское правительство объявляет концептуальный переход к “государству всеобщего благоденствия” и выстраивает систему социальной поддержки граждан “с колыбели до гроба”. Тогда же, напомним, канули в лету и последние работные дома. Но это уже другая история...