3,7 километра тянется Рокский тоннель - один из самых длинных в мире. Он соединяет напрямую Северную и Южную Осетию. На одной стороне - жизнь, на другой - смерть. В ночь с 7 на 8 августа грузинские войска начали обстрел Южной Осетии. Трое суток никто не мог покинуть республику. Лишь когда российская армия пришла на помощь, 36 тысяч беженцев хлынули через Рокский тоннель в Россию. Корреспонденты “Солидарности” побывали в Цхинвале и видели, что осталось от самопровозглашенного государства.


ПО ДОРОГЕ

Мы едем в Цхинвал 14 августа, когда военные действия уже закончились. Южная Осетия к тому времени полностью под контролем российских войск. Вместе со мной в машине Жанна Гергаулова, председатель Совета профсоюзов Южной Осетии. Жарко, летают бабочки, поют птицы. Из окна открывается красивейший вид на горы. Все располагает к умиротворению. Но впереди появляется колонна БТР, на которых сидят спецназовцы в боевой готовности, и я понимаю, что тишина обманчива. На обочине дороги стоит осетинка. Когда проезжают бэтээры, она складывает ладони в мольбе. Солдаты кивают ей с серьезными лицами.

Мы проезжаем брошенные села, и Жанна качает головой: по ее словам, здесь все время было много народу и кипела жизнь. Сейчас жизнь кипит только на блокпостах и дороге. Жители начинают возвращаться домой, по дорогам то и дело проезжают расстрелянные легковые машины - без стекол, танки, БТР, бензовозы, военные УАЗы и снова танки. Нашу поездку сопровождает характерный гул - асфальт перелопачен гусеницами танков. На блокпостах, когда видят, что мы - русская пресса, сразу пропускают. В кои-то годы то, что мы русские, служит нам не преградой, а подспорьем.

- Мы возвращаемся в Цхинвал, - рассказывает мне на блокпосте Мадина. - Там остались мои родители. Я уехала только для того, чтобы вывезти ребенка. Сейчас я его оставила родственникам и еду домой. Мне повезло, моя квартира более-менее цела. Кроме того, начинают работать государственные организации, а я юрист на таможне, и мне надо выходить на работу.

То, что квартира Мадины относительно цела, - действительно огромное везение. Я убеждаюсь в этом, когда въезжаем в Цхинвал. Некоторые дома все еще горят, многие разрушены полностью, от них остались только остовы. В городе нет ни одного дома с уцелевшими стеклами. Под ногами хрустит битое стекло, бетонное крошево, валяются гильзы, осколки снарядов. Больше всего пострадал центр города, улицы Сталина, Ленина, Героев. Район Шанхай, где находились российские миротворцы (по словам местных жителей, миротворцев в тот момент было около двухсот), сравняли с землей. В здании парламента, Министерства образования и Министерства иностранных дел нет даже межэтажных перекрытий. Разрушены Дом профсоюзов, все школы, университет, жилые дома... Во дворе школы № 5 находился мемориальный комплекс, посвященный погибшим в 1991 году: часовня и кладбище. Грузинские войска разбомбили и этот мемориальный комплекс, и саму школу.

На улице Героев валяются три трупа. Как нам поясняет местный житель, это трупы грузинских солдат, поэтому их никто не хочет убирать. Они полностью обгорели, распухли, запах распространяется по всей улице. Трупный запах вообще висит над городом. Трупы убирают, но медленно. Крематорий не справляется, хоронить негде - грузинские войска разбомбили кладбище. Много закостеневших коров, убрать которых руки, видимо, просто еще не дошли. По дороге нам неоднократно встречались осетинские похоронные процессии.

Около одного из домов стоит грузовик. Нам рассказывают, что житель этого дома прислал из Владикавказа в Цхинвал грузовик с водой. “Мы пытаемся распределить по одному ящику на машину, но берут больше”, - говорит мне цхинвалец. Воды в городе нет давно. Нет не только воды, но и газа, электричества. Пробитый водопровод, как и оборванные провода электроснабжения, мы видели своими глазами, когда подъезжали к городу. Восстанавливать водопровод долго: помимо того что его необходимо починить, надо еще отключить от него те дома, которые сожжены. Это дело не одной недели. Восстановление подачи электричества - тоже не быстрое дело. У кого-то дома сохранились генераторы, и народ ходит в эти дома заряжать мобильные телефоны.


ЮЖНЫЙ ЦЕНТРАЛ

Мы подходим к женщине, спрашиваем, что произошло. Она оказалась учительницей географии школы № 12, зовут ее Ирина Санагоева. Вот что она рассказала:

- Мой дом находится в центре, на Театральной площади. Когда начались бомбежки, мы спрятались в подвале. Дом загорелся, сейчас от него остался только каркас. В подвале был земляной пол, и когда дом горел, мы начали зарываться в землю. Я вся иссечена осколками, - она показывает руки в мелких ранках, ногти на пальцах обломаны. - То, что мы горим, увидели наши ополченцы: 15 - 16-летние ребята. Каким-то образом они пригнали грузовик, вытащили нас и отвезли в подвал школы № 6. Эта школа строилась еще в советское время, и ее подвал был бомбоубежищем, это знали все в городе. Кто мог, все туда стекались. Кого ребята привозили, кто-то сам, перебежками. Там мы сидели четыре дня. У нас не было воды, но ребята нам откуда-то ее приносили. Потом в Цхинвал вошли грузинские танки и пехота. На площадь подъехал танк и прямой наводкой стал в нас стрелять. Его подбили наши мужчины. Потом приехал второй танк, его тоже подбили, и третий... Я не знаю, как я уцелела. Я молила бога: только бы я скорее умерла и не мучалась. Это был кошмар...

Я разговаривала со многими жителями Цхинвала и близлежащих сел. У всех истории похожи. Еще 1 августа начались перестрелки. Автоматная стрельба для жителей Южной Осетии - явление более-менее привычное. Некоторые решили подстраховаться и вывезти своих детей в безопасную Северную Осетию. Впрочем, того, что произошло в ночь с 7 на 8 августа, не ожидал никто. Днем 7 августа по телевизору выступил президент Грузии Саакашвили, который сказал, что осетинский народ - близкий по духу грузинскому народу, что он предоставит осетинам широкие возможности и будет оказывать помощь в развитии. Осетины подумали, что наконец-то обстрелам пришел конец. Однако уже через несколько часов, в половине двенадцатого ночи, по южноосетинским городам и селам начали бить “Грады”, самолеты сбрасывали бомбы.

- Многие не успели спрятаться в подвалах, у многих просто не было подвалов, и они погибли в своих квартирах, - говорит Жанна Гергаулова.

- Мой друг, врач-стоматолог, вышел из подвала, когда наступило затишье, и в него угодил снаряд, его разорвало. Сестра погибшего собирала его по частям и похоронила в ящике в огороде, - добавляет Ирина Санагоева.

Связи почти не было. Вначале еще работали мобильники, и людям приходили такие эсэмэски: “Всем в укрытие”. Потом мобильники разрядились, но это было даже к лучшему. Дело в том, что в Цхинвале грузинский мобильный оператор, и все звонки отслеживались. После того, как был сделан звонок, в то место били из “Градов”.

- У нас во дворе было большое дерево - грецкий орех. После того как мы поговорили по телефону, туда попал снаряд. Стреляли по нам, а попали в дерево. Оно нас защитило, на нас посыпались только осколки, - рассказывает Тимур.

Тем же, кто телефонами все-таки пользовался, приходили от друзей и родных такие СМС: “Помогите, мы под развалинами. Ленина 109. Спасите”. Но помощи ждать было неоткуда: стоял такой обстрел, что никто не мог высунуть голову. Вот что рассказали мне три женщины Цхинвала - Марлена, Нелли и Светлана, которые сидели в одном подвале:

- Я не знаю, из чего по нам стреляли, но ударная волна была такая, что пол ходил, как при землетрясении. Я приняла такую позу: на корточках и руками за пол держалась, чтобы меня не снесло. - Нелли показывает, в каких позах они сидели. - Мы общались с соседними подвалами криками и жестами. Когда затишье, я кричу им: что с моим домом? Я вижу их дом, а они мой. Я им показываю, что у них побиты стекла и занавески колышутся на ветру, они мне кричат, что и у меня тоже. Но когда я вышла из подвала... ты даже не представляешь, что стало с моим городом! Побитые стекла - это цветочки. На соседней улице вообще ни одного дома не осталось, как будто их чем-то снесло.

- В подвале дышать было тяжело, воздух поступал через маленькую вентиляцию, - продолжает Марлена. - Мы подходили к малюсенькому окошку и дышали, но там пахло гарью и порохом. Я каждый час читала “Отче наш” и “Господи, помилуй”. Раньше я только по телевизору видела, а тут сама ощущала, как самолет пролетает над моим домом: вжик - и все трясется. На четвертый день мы уже на слух различали, кто именно стреляет. Если близко к нам - это грузины, а если летит с каким-то писком и где-то там “пшшшш”, то это наши. И когда мы этот писк слышали, мы хлопали в ладоши и кричали ура. В туалет сходить негде было, поставили ведро. Но когда рядом с тобой сидят еще двадцать человек, как ты сядешь на это ведро? Впрочем, от такого нервного стресса было не до питья, хотя в подвале были компоты, заготовленные на зиму. Ничего не ешь, не пьешь, и в туалет не хочется.

Я зашла в один из таких подвалов. Помещение метра три в длину, если раскинешь руки - достанешь до стен. Там стоит один стул, одна кровать, сооруженная из подручных средств. На стене висит керосинка. Все. Вот в таком подвале в течение трех суток находились двенадцать человек. Около этого подвала я встретила старика с фотографией, приколотой скрепкой к карману пиджака. Старик плакал. Оказалось, что это фотография его сына. Когда волнения только начинались, его внуков переправили в город Джава, а сын с невесткой остались в Цхинвале. Когда до них дошли слухи, что самолеты полетели бомбить Джаву, сын с невесткой сели в машину и поехали к детям. Но только отъехали от дома - наперерез выехал танк и просто раздавил машину. Сын и невестка погибли.


ОПЕРАЦИЯ “ЧИСТОЕ ПОЛЕ”

В подвалах отсиживались только женщины, старики и дети. Ни один мужчина в подвале не сидел. Все вышли защищать город. Их жены, матери и дети сходили с ума от неизвестности.

- Я стояла на коленях и молилась: Господи, спаси наших детей. Я готова была целовать ноги грузинам, лишь бы мои дети спаслись. Со стороны Грузии шли танки, мы были в истерике, кричали: танки идут! Не знали, что делать, - рассказывает Марлена.

Оружия у мужчин практически никакого не было. Кое у кого имелся автомат, изредка - гранатомет, но подавляющее большинство было с голыми руками, без касок и бронежилетов. Чем же они воевали? В пластмассовые бутылки из-под газировки заливали керосин или бензин, слитый из машин, бежали за грузинским танком и бросали в него эту бутылку. Таким образом танки удавалось подбить, но какой ценой!

- Танк подбили прямо перед нашим домом, он перевернулся, - продолжает Марлена. - Но среди танкистов оказался грузин, владеющий осетинским языком, и он по-осетински крикнул: помогите! Наш парень подошел, а тот его застрелил. Когда танк подбили, у танкистов забрали автоматы. Они были необычные, все с интересом рассматривали, вырывали друг у друга из рук. Там были и приборы ночного виденья. Нашим ребятам все это было в диковинку.

Я подхожу к осетинским ополченцам, патрулирующим Цхинвал. У каждого на обеих руках белые повязки - таким образом обозначают “своих”, камуфляж-то у всех одинаковый, и у осетин, и у грузин. Мужчина представляется мне Вовой. Говорит, что нападения ожидали, но не такого. Такого не ожидали и не подготовились. “Здесь была республиканская больница, - он показывает на разрушенный дом. - Там в грязном подвале работали врачи, лечили раненых”.

Спрашиваю у старика, сидящего на лавочке в разрушенном Цхинвале: почему вы не эвакуировались? Он на меня смотрит с удивлением, будто я спрашиваю, круглая ли Земля. А потом отвечает: “Я коренной житель Цхинвала. Я не имею права эвакуироваться”. Матери и жены просили сыновей сохранить свои жизни, спрятаться, эвакуироваться. Но в ответ слышали только одно: “Я умру вместе с городом”.

Мужчин погибло очень много, но если бы они как один не вышли защищать город, было бы еще больше жертв. После того как “Грады” и самолеты отбомбились, на улицы вошли грузинские танки и пехота. Вошли с целью зачистки. Эта операция так и называлась - “чистое поле”. То есть Южная Осетия без осетин.

Адвокату Леве уже за 70 лет. Он тоже сидел в подвале. Когда грузинские солдаты оказались на его улице, они остановились у его разрушенного дома. Лева и все сидящие слышали, как они обсуждали, что лучше сделать: кинуть в подвал гранату или пострелять из автоматов. Леве повезло: в их подвале были боковые ответвления, и люди забились туда. Вдвойне им повезло, что не кинули гранату, а решили пострелять из автоматов.

- Рядом с моим домом в подвал кинули гранату и убили мать с трехлетней дочкой. Двое суток они там лежали, и никто из нас не мог к ним подойти, хотя до них было всего метров 50, - говорит мне Светлана.

- А на нашей улице Сталина были танки, БТР, разгуливали грузинские солдаты. Мы видели их в щель. Я смерти не боялась, боялась, что они будут издеваться над моими дочками, - поясняет Марлена. На то имелись основания.

- Вчера я была на похоронах у соседки Майи. В цинковых гробах привезли мать с дочерью. Их родственники настояли, чтобы гробы открыли. Вдруг это не они там? Гробы вскрыли. Мать расстрелянная, а дочь изнасилованная, и у нее отрезанная голова лежит отдельно. Я когда увидела, была в шоке. Майя потеряла сознание, - плачет Зара Базрова, генеральный директор ООО “СКО “Курорты Осетии”. Беженка Заира Хуриева рассказывает, что в селе Цунар, что в двух километрах от Цхинвала, изнасиловали, а затем сожгли семь осетинских девочек. Впрочем, убивали все же больше, чем издевались. Ведь нужно было обойти максимальное количество подвалов, пока не подошли русские войска.


БЕЖЕНЦЫ

На третьи сутки войны Россия и Грузия вроде бы договорились о коридоре для беженцев. Договоренность оказалась ложной. По беженцам первой волны грузинские войска открыли огонь. “Не было никакого коридора, нас обстреливали”, - рассказывает Марлена. Не все смогли пройти этот “коридор”. Настоящий безопасный коридор открыли только со второй попытки. Именно тогда и хлынула основная волна. Всего беженцев из Южной Осетии зарегистрировано 36 тысяч. С учетом того, что во всей Южной Осетии проживает около 70 тысяч человек, цифра впечатляет. В республику Северная Осетия - Алания прибыли 19 224 человека. Практически все - женщины, старики и дети. Мужчины выезжали в Северную Осетию только чтобы вывезти своих родных, после чего возвращались обратно. Лично я на базах для беженцев видела от силы два десятка мужчин военного возраста.
Первую волну беженцев приняли профсоюзы Северной Осетии. Они предоставили все свои пансионаты и санатории: пансионат “Алагир”, турбаза и пансионат “Урсдон”, турбаза “Дзинага”. Помимо этого был построен еще палаточный лагерь в Алагирском районе.

Как рассказал “Солидарности” заместитель главы администрации Алагирского района Дзамбулат Цукоев, сегодня в районе шесть точек, где круглосуточно принимают всех выходцев из Южной Осетии. Ежедневно через эти пункты проходит до тысячи человек. Основной поток - из Цхинвала.

- Ситуация очень страшная, - говорит Цукоев. - Дети голодные, раздетые, отрешенные от всего. Они не могут понять, что творится. Старушки, которые еле-еле стоят на ногах, которые оставили своих погибших родных даже не похороненными. Это, конечно, трагедия для всего осетинского народа. Вся администрация Алагирского района вышла работать, с 6 августа мы сутками на ногах. Спим не больше часа в сутки, но делаем все, что в наших силах.
Северная Осетия не в состоянии разместить 36 тысяч беженцев, поэтому людей отправляют в другие регионы России. 220 человек отправили в Нальчик, порядка 200 человек - в санатории Карачаево-Черкесии, 295 человек - в Ростов-на-Дону, 400 человек - в Адлер и Краснодар, порядка 50 человек - в Дагестан...

- Здесь, в пансионате “Алагир”, условия более-менее нормальные, но у нас есть и палаточный лагерь, где условия адские. Приезжают и беременные на девятом месяце, и с двухнедельными детьми, им нужны и памперсы, и детское питание. По возможности мы всем этим обеспечиваем людей, - продолжает Цукоев.

Пансионаты предоставляет Совет профсоюзов Северной Осетии. Питание финансируется за счет администрации. МЧС устанавливает палатки, присылает постельное белье и предметы первой необходимости. Горячим трехразовым питанием обеспечены все. Люди от стресса не могут есть, и работники администрации района уговаривают хоть немного покушать. На ужин - и суп, и гречневая каша с мясом, консервы, хлеб, кисель. Из всех районов России поступает гуманитарная помощь. Помогают как организации, так и частные люди. Например, в пансионат “Алагир” приехал грузовик из Орла, привез игрушки, велосипеды, коляски, фрукты, одежду, обувь. Мужчины не стали называть себя, просто разгрузились и уехали. А дети, когда получили игрушки, переключились на них и ожили.

Врачи “Алагира” мне рассказывают, что сейчас у них затишье - из-за сильного дождя. Иначе я бы их не застала на месте. К ним постоянно обращаются беженцы то с истерическими состояниями, то с неврозами, психозами, то с кризами. Есть диабетики, эпилептики. Почти половина беженцев - дети, которые впадают в такие истерики, что приходится вызывать “скорую”. Но, по словам врачей-терапевтов Яны Заоевой и Нины Гориевой, взрослые переносят все тяжелее. Детям привезли игрушки, велосипеды - и малыши уже отвлеклись, а у одной женщины вообще коллапс был: резкое падение давления, чуть до клинической смерти не дошло.

- Они еще друг друга “накручивают”, - говорят врачи. - Кто-то услышит что-то и считает своим долгом сообщить человеку, что у него сын или брат умер. И начинается... Еще тяжело, когда новая партия беженцев приезжает, и они привозят свежую информацию. Здесь нет ни одного человека, у кого хотя бы один родственник не остался там или не погиб. Идет волной: один завелся - и всех заводит.

Но информации действительно очень мало. В Южной Осетии вся информация передается из уст в уста. В лагерях беженцев телевизоров и радио тоже практически нет. Периодически им привозят свежие газеты и бесплатно раздают. Газеты пользуются огромной популярностью.

Каждый день в центры приезжают психологи, беседуют с беженцами, но, чтобы все забылось, нужно время. Лекарств во всех центрах хватает: Красный Крест передает, и гуманитарная помощь поступает.

Проблема в том, что все эти североосетинские пансионаты не предназначены для эксплуатации в осенне-зимний период, там просто нет отопления. Поэтому до наступления холодов этих людей нужно будет где-то поселить. Но тут возникает еще одна проблема: у многих женщин в Южной Осетии остались сыновья и мужья. Эти женщины отказываются уезжать далеко, они не могут оставить своих мужчин.

- Мы хотим собрать своих и вернуться в наш город. Куда мне ехать? У меня два сына погибли в первой войне, осталась я с дочкой. Как я могу оставить могилы моих сыновей? - задает мне вопрос Светлана. Ее поддерживает и Марлена: “У меня сейчас сын воюет. Я тоже никуда не уеду отсюда”. Воюют и сыновья Жанны Гергауловой, председателя Совета профсоюзов Южной Осетии.


ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД

Помимо жилья, питания и медицинской помощи беженцам оказывается еще и юридическая помощь. Прокурор Дегурского района Казбек Какоев рассказал мне, что проводится работа с целью оформления заявлений в Страсбургский суд о признании нападения грузинских войск геноцидом осетинского народа. Установка Генеральной прокуратуры РФ - помочь всем беженцам в оформлении этих документов. Естественно, делается это все на добровольной основе. Принудительно никто писать заявления не заставляет.

- Наша работа также заключается в фиксации разрушений домов и квартир, - рассказывает Какоев. - Мы составляем списки, чтобы сотрудники военной прокуратуры сопоставили показания, которые даются территориальным органам прокуратуры, с тем, что там есть реально. То есть если человек говорит, что он проживал в такой-то квартире на такой-то улице, то идет фиксация разрушений с помощью фото- и видеосъемки. Эти фотоснимки в дальнейшем будут приобщаться к обращениям этих людей, и уже в комплексе документы будут направлены в Страсбургский суд.

Пояснил прокурор и что нужно делать, чтобы восстановить утерянные документы. Так, если человек не являлся гражданином РФ, то он за восстановлением документов должен обращаться к органам власти в Южной Осетии, а если являлся, то достаточно обращения по месту прописки на территории России в паспортно-визовую службу.

У осетинских профсоюзов тоже тяжелые времена. Люди практически круглосуточно на ногах, помогают беженцам.

- Мы всегда ощущали помощь профсоюзов Северной Осетии. Благодаря им мы восстановились и работали в 90-х годах. В Грузии есть свои профсоюзы, но никакого сотрудничества с ними у нас нет. Мы как в 1991 году приняли решение отсоединиться от профсоюзов Грузии, так и по сегодняшний день никаких контактов у нас с ними нет, - говорит председатель Совета профсоюзов Южной Осетии Жанна Гергаулова.

Вообще, Южная Осетия считает себя российской республикой. Там в ходу рубли, а фраза “наш президент Медведев” - не оговорка. Я лично видела в Цхинвале подобный плакат (правда, еще с Владимиром Путиным). Пытались профсоюзы Южной Осетии войти и в состав ФНПР, однако им в этом было отказано на основании того, что они находятся не в России. До бомбежек в профсоюзах Южной Осетии состояло порядка 20 тысяч человек, сколько сегодня - неизвестно. Потери еще не подсчитаны, родные еще ищут друг друга, полных списков выживших нигде нет. Дом профсоюзов также уничтожен, и своими силами профсоюзам Южной Осетии его не восстановить.

С 3 по 7 августа в Сухуми была запланирована встреча профсоюзов Южной Осетии, Абхазии и Приднестровья для создания ассамблеи профсоюзов непризнанных республик и подписания соглашения о взаимопомощи. Однако в Приднестровье случилось наводнение, в Осетии начали стрелять, и встречу решено было перенести. Когда она теперь состоится - неизвестно. Теперь вообще ничего неизвестно. На вопрос, как вы будете дальше жить, все беженцы мне отвечали одинаково: как распорядится Бог.

Юлия РЫЖЕНКОВА
Фото Николая ФЕДОРОВА

Благодарим профсоюзы Северной и Южной Осетии за оказанную журналистам “Солидарности” помощь.