Осознание новой экономической реальности (экономический застой и высокие социальные обязательства государства), особенно в период формирования федерального бюджета, приводит отдельных членов правительства к мыслям о бренности социальной политики. А некоторые даже считают эту самую социальную политику вообще ядом, отравляющим жизнь. Сами посудите: денег в бюджете кот наплакал, а народ ждет положенное по Конституции бесплатное медицинское обеспечение, образование, культуру, пенсии и пособия. А Конституция - это не закон о бюджете, ее просто так не обкромсаешь.
И вот забурлила мозговая активность, стали извиваться чиновничьи извилины, и из недр этого сложнейшего аппарата возникла идея: а давайте-ка мы денег на все бесплатное с тех, кто не трудится, и возьмем. А чтобы Конституцию не беспокоить, назовем этот сбор не налогом (налоги повышать президент не велел), а социальным соплатежом.
И потерли чиновники руки от удовольствия: красиво получается! Делать с экономикой ничего не надо - ни рабочие места создавать, ни зарплаты повышать, ни бизнес развивать, Конституцию не трогаем, а деньги получаем. Да и социальная справедливость вроде как на своем месте - речь ведь идет о тунеядцах! Они же, такие-сякие, ничего не зарабатывают, а на бесплатные детский сад, школу и поликлинику очень даже охочи.
И пошло-поехало… Газеты, радио и телевидение подключились к дискуссии. Народ разделился. Одни говорят: к столбу позорному тунеядцев, а поскольку мы в рыночной экономике, то столб позорный надо на деньги обменять. Другие, наоборот, о ближних забеспокоились: как это к столбу, а может, у них какие-то проблемы есть, вот они и не работают. Нет, отвечают первые, должны работать, и все! Как было в СССР! Тунеядец - значит, преступник. А с преступниками знамо как поступать нужно: раз - и наказан. Но раз мы общество цивилизованное, рыночное, то и наказание - оно денежное.
Тут тебе и экономико-социальную базу подвели: не налог, а наказание. Да и в Конституции ничего про запрет финансировать бюджетные отрасли через наказание - не сказано. А не сказано - значит, действует принцип “что не запрещено, то разрешено”.
Это как альтернативная гражданская служба. Если не позволяют принципы оружие в руки брать в армии, то будешь брать горшки ночные в госпиталях или лопату на стройке. Позволяют - не позволяют, а по закону руки заняты будут все равно у всех, кто к службе годен!
“Мамма миа!”, “Мать честная!” или как-нибудь еще в таком роде возопиет интеллигентный обыватель, подобный профессору Преображенскому из “Собачьего сердца” Михаила Булгакова. Пропало паровое отопление! И галоши из парадной точно сопрут! Но домком постановил уплотнить - значит, уплотнить…
И тут нас может спасти не просто бумажка, а броня. Броня здравого смысла и осознания того, что обществу эта инициатива явно не по вкусу придется.
А здравый смысл подсказывает: для начала разберись: не окажется ли вроде мелкая речушка бурным горным потоком. Не то ненароком ступишь в нее - и понесет через быстрины, увлечет на пороги да побьет о валуны…
Есть в науке экономике понятие такое - безработица. Она разная бывает. Одна - регистрируемая (официальная), это когда люди в службу занятости пришли и на учет как безработные встали. Другая - общая, в ее сети попадают и те, кто работы найти не может, и те, кому в службе занятости в регистрации отказали и они сами работу ищут, но из-за состояния экономики найти не могут. Так вот, в службе занятости вакансий чуток больше миллиона, а “общих” безработных - более четырех. Скажите, кто виноват, что работы на всех не хватает? Ну, явно не они, не безработные. А еще допустим, что три миллиона тех, кто службу занятости сейчас стороной обходит, туда за официальным статусом безработного пойдут. И скажите мне, что будет больше: экономия от взимания с них “социальных платежей” или расходы на пособия по безработице для тех, кто за ними раньше не обращался?
Идем дальше. В стране, к неудовольствию “социальных” чиновников, есть семьи с детьми-инвалидами, где матери вынужденно не работают, а растят этих самых детей, ухаживают за ними, кормят и даже учат. А папа вкалывает за двоих, за себя и за маму. И вот в один прекрасный день такой семье (точнее, маме) прилетает квитанция на “социальный платеж”. (Как подсчитал министр труда, “всего-то” на 20 тысяч!) И данная семья начинает медленно, а какая-
то другая - быстро, сходить с ума: к их и без того непростой жизни еще и эту “новацию” в нахлебники прилепили…
Есть семьи, где, вопреки “здравому” смыслу чиновников, один из членов семьи не работает, а - паршивец этакий! - за престарелой бабушкой или за дедушкой ухаживает. Вот в наказание за его тунеядство мы с него “социальный платеж” и дернем. Знай наших! А ничего, что в стране дома для престарелых и немощных есть только на 220 тысяч человек? Потребность же - 1,5 млн минимум…
Есть еще “тунеядцы”, которые своим натуральным хозяйством живут, в поликлинику не ходят (она, эта поликлиника, верст за сто, а то и больше будет) и по дорогам не ездят (дорог этих в тех краях отродясь не было и не предвидится). Им для пущей полноты жизни тоже “социального платежа” не хватает…
Не охвачены “социальным платежом” и занятые в “сером” секторе. Они там как оказались? А так: работодатель, спасаясь от экономического беспредела (заоблачных банковских процентов, непомерных взысканий от контролирующих органов и отсутствия нормального потребительского спроса), пытается выжить да еще сохранить рабочие места, а другого подвластного ему способа, кроме как сэкономить на налоговых расходах, нет. Государство не оставило других способов-то…
Но все вышеперечисленное со стройной абстрактно-аппаратной мыслью как-то плохо вяжется. Она, эта мысль аппаратная, пряма, как прямая линия, и параллельна, как параллельная. А все наши житейские мудрости в стройный регламент не укладываются. И придется нам, как профессору Преображенскому, не раз и не два к броне - здравой мысли обратиться. Авось что-то получится близкое к реальной жизни.