Издавна человек старался создать в обитаемом пространстве сеть рукотворных ориентиров, атрибутов и символов его цивилизации. Египетские пирамиды, римские амфитеатры, феодальные замки Западной Европы. Для России такими ориентирами стали монастыри.
Это очевидно и для воцерковленного человека, и для совершенно светского. Если туры по замкам Луары пользуются в наше время гораздо меньшим спросом, чем прежде, то наши с вами поездки по России редко обходятся без посещения монастырей.
Если вы оказались в Великом Новгороде, то вам дорога в Юрьев монастырь. Будучи в Пскове, вы вряд ли поленитесь доехать до Псково-Печерского монастыря, хотя и Мирожский монастырь в центре города прекрасен своими домонгольскими фресками. Говорим “Кострома” - подразумеваем Ипатьевский монастырь, колыбель династии Романовых, а в Вологду нет смысла ехать, если не заглянуть в Кириллов и Ферапонтово. Валаам же и Соловки способны стать самостоятельной целью путешествия.
Осмысление феномена русского монастыря, его духовной, культурной, хозяйственной, политической роли требует приложения множества умов и сердец. Ни одна попытка в этом направлении не может стать исчерпывающей. Свой взгляд на монастырь предлагают режиссер Эдуард Бояков (выступивший как автор концептуальных текстов) и фотохудожник Михаил Розанов в своей книге “Стена и слово”, которая недавно была представлена публике в Москве.
Авторы отобрали для этого проекта десять российских монастырей, среди которых есть и очевидные кандидаты (Троице-Сергиева лавра, Дивеево, Оптина Пустынь), и монастыри, о существовании которых я узнал только из этой книги (например, Посольский на берегу Байкала или Костомаровский, врезанный в меловые горы Воронежской области). Каждый монастырь показан как воплощение одного из десяти смыслов явления (монастырь - это: царство, аскеза, праведность, переход, политика, знание, рубеж, воинство, тайна, подвиг).
Говоря о книге, авторы не раз упоминали фильм Сергея Дебижева “Святой архипелаг”, который послужил им не столько примером для подражания, сколько объектом художественной полемики. У Дебижева - кадры, снятые с квадрокоптера, и беседы с людьми. Михаил Розанов снимает только с тех точек, до которых может добраться человек, все фото - черно-белые, и нигде в кадре нет людей. По замыслу авторов, архитектура в книге должна говорить сама за себя.
Цвет - это многоголосье. Черный и белый - это диалог. Архитектура - один участник диалога. А вторым оказывается небо. Отсюда и подзаголовок книги: “Русский монастырь на границе с небом”.
Безлюдье оставляет монастырь наедине с природой, и он начинает восприниматься как часть природы; мы в полной мере можем оценить, насколько хорошо церковная архитектура вписана в пейзаж. Более того, и сам взгляд фотохудожника как будто бы становится взглядом природы на самое себя - и на монастырь, которым ее увенчал человек.
Но архитектура, говоря сама за себя, говорит не только о самой себе. Она неизбежно говорит и о людях. Глядя на величественные стены легендарных обителей, мы не можем не вспомнить, в каком состоянии большинство из этих зданий находилось совсем недавно. Церкви без крестов, без куполов, без колоколен. Ведь до начала нашего религиозного возрождения в России действовало лишь два монастыря - Псково-Печерский (которому повезло в довоенное время находиться на территории Эстонии) и Троице-Сергиева лавра (которую вновь открыли в 1946 году). Сегодня у РПЦ уже около тысячи монастырей. А это - многие тысячи монахов и монахинь, это возрождение легендарных монастырских хозяйств, утверждение монастырей в качестве культурных центров, вокруг которых вращается жизнь соседних городов (например, в случае Оптиной Пустыни это Козельск).
Парадоксальным образом монастырь в сегодняшней России - это и древность, и социальная инновация. Не было монахов - и вдруг они явились, точно так же, как сегодня с нуля возникают новые профессии, такие как оператор дрона или специалист по работе с нейросетями. Монастырь, с одной стороны, удален от мира, изъят из него, а с другой - концентрирует в себе высший смысл нашего мира и притягивает людей, которых этот смысл хотя бы в малой мере волнует. И это загадка, которую мы бесконечно будем разгадывать и, видимо, никогда до конца не разгадаем.