Алла Пугачева обладает удивительным свойством переключать на себя внимание общества буквально по щелчку. Любой новостной повод с ее участием тут же вызывает бурные дискуссии о ее персоне. Хотя, казалось бы, все уже дано сказано и никакого свежего содержания к ее образу не прибавлено; человек она уже немолодой, новых выдающихся песен от нее ожидать не приходится, новых мужей, надеюсь, тоже уже не будет, да и с гражданской позицией всё в принципе ясно. Тем не менее, стоило ей в очередной раз приехать на родину, преодолев границу в Псковской области, как снова все заговорили про Пугачеву.
Споры вокруг нее - такая же вечная тема, как споры между красными и белыми, либералами и почвенниками. Может быть, потому что Пугачева - это тоже история нашей страны, большой кусок этой истории. Менялись времена, и менялась Алла Борисовна.
Было время - конец 70-х и начало 80-х, - когда ее главная стратегическая задача состояла в том, чтобы понравиться интеллигенции, встать в один ряд с кумирами высоколобых - тогда это было престижно. Песня про Арлекино этому не очень способствовала, поэтому молодая Алла, еще, не попавшая в руки пластических хирургов, стала петь большую поэзию. “Не отрекаются, любя” Вероники Тушновой - это поэзия высокого уровня, хотя отрезать от стихотворения две лучших строфы было необязательно. Спела Пугачева и 66-й сонет Шекспира, самый расхожий, спела и две песни на стихи Мандельштама, немного исказив текст.
И вроде бы певица почти добилась своего, но тут повеяло новыми временами, интеллигенция утратила всякий авторитет и превратилась в тыкву. В то же время встала совершенно другая задача - понравиться нарождающемуся классу господ, нуворишам, новым русским, встроиться в совершенно иную систему. И Алла Борисовна с этой задачей замечательно справилась, не только угодив хозяевам жизни своим творчеством, но и воплотив на эстраде ту же экономическую модель олигархического капитализма, которая возобладала в прочих отраслях. Тогда возникла “пугачевская мафия”, ее клан, который надолго превратил новогодние “Голубые огоньки” в демонстрацию собственного могущества.
Пришли годы стабильности, и Пугачевой даже не надо было ничего делать, чтобы эти годы собой олицетворять. Ведь еще Брежнев успел при жизни получить титул “мелкого политического деятеля эпохи Пугачевой”, а стало быть, и в нулевые годы трудно было придумать более прочный символ стабильности, чем Алла Борисовна - и как певица, и как организатор культурного процесса, и как светский персонаж.
Что же Пугачева символизирует сегодня? Как мне кажется, она вышла на новый, теперь уже общепланетный уровень. Это, заметим, произошло не в 1997 году, когда примадонна с песней “Примадонна” провалилась на “Евровидении”. Это произошло в наши дни, когда в моду вошел трансгуманизм.
И тут обнаружилось, что более убедительной иконы трансгуманизма у нас в стране нет. Пластические операции, сделавшие из певицы подобие киборга. Ее мужья, один другого младше. Ее дети из пробирки. Какая-то совершенно нечеловеческая жизнь, которая, по меркам трансгуманизма, еще только начинается. Что дальше? Может быть, успехи медицины помогут вернуть примадонне голос, и она споет “Арлекино” еще громче и задорнее, чем в молодости? Или ее ждет переселение в новое тело? Бессмертное существование в виде голограммы? Чем черт не шутит - может быть, ход истории неумолимо направлен к тому, чтобы именно Алла Пугачева ввела нас в будущую эпоху, как это не раз случалось в последние пятьдесят лет?
В каком-то смысле ее жалко. Жалко человека, который закрыл себе путь к человечности. Я не могу представить в ней человеческих чувств, человеческих мыслей. Бабло, власть, погоня за давно прошедшей молодостью. Может ли она еще радоваться разноцветным осенним листьям в своем поместье в деревне Грязь? Или способна видеть только грязь этого мира сквозь искривленное стекло своих амбиций?
Впрочем, как Пугачева удивляла нас в прошлом, так может удивить еще раз. Вот возьмет и откроет глаза на красоту нашей страны и ее людей. Ведь не отрекаются, любя. И не любя, тоже не зарекаются.