Человечество почти во всем катастрофически отстает от графика, разработанного писателями–фантастами: в медицине, в образовании, в освоении Космоса… А в политике просто беда.
Но есть исключение. Читая «Туманность Андромеды» И.А. Ефремова, обращаешь внимание на то, как слабо автоматизирована повседневная жизнь. Ну, появляется в руках героя «курсограф» - вроде планшета с навигатором. А в целом электроники в фантастическом 33-м веке даже меньше, чем в реальном 21- ом. Потомки, здоровые физически и духовно, не чувствуют потребности всё время перекладывать на кого-то (что-то) свои дела. Самим нетрудно добежать, сделать руками или, тем более, придумать головой.
Именно ефремовская модель была взята на вооружение большинством фантастов в социалистических странах. Однако с Иваном Антоновичем вступил в полемику польский коллега Станислав Лем. В романе «Возвращение со звёзд» представлено общество, по многим ключевым параметрам, вроде бы, похожее. Люди так же освобождены от тупого механического труда и от государственного принуждения, они милы и доброжелательны, а агрессия воспринимается ими как патология. Однако астронавт Эл Брегг, которого теория относительности забросила в этот рай, не испытывает большой радости. Вместе с дурными проявлениями личности из потомков вытравили и все то, что вдохновляло на великие свершения. Жизнь, сведенная к потреблению и развлечению, потеряла смысл. Утопия обернулась антиутопией, только не чёрной, как у Оруэлла, а глянцево – переливающейся.
Есть мнение, что в соцстранах люди были недоразвиты в плане философском и вообще гуманитарном, изолированы от того ценного, что успешно развивалось на Западе (или в России до 1917 года), а нас осчастливило только после разрушения Берлинской стены. Для опровержения достаточно одной заочной дискуссии Ефремова и Лема по существу наиважнейших вопросов, стоящих до сих пор перед человечеством.
Как бы приключенческая (по сути философская) литература 50 – 60 –х годов возвышается над нынешними заумными «дискурсами» как горные пики над мусорным полигоном. Но боюсь, она была недопонята и при жизни авторов. Тратили тогда много сил, чтобы привязать к капитализму «Возвращение со звёзд» (как и другую розовую антиутопию - «Хищные вещи века» Стругацких). Исследовали тонкости взаимоотношений Эла с женщинами, друзьями и с самим собой. Но меньше внимания уделили принципиальному, на мой взгляд, вопросу: как вообще может существовать такой мир? За счёт чего?
Ответ С. Лема. «Полностью автоматизированное производство находилось под надзором роботов, за которыми, в свою очередь, присматривали другие роботы. Для людей здесь места уже не оставалось. Общество существовало само по себе, а автоматы и роботы - сами по себе…»
А если автомат становится нетрудоспособен?
«- Я новый... я совершенно новый... у меня никогда не было спайки с каркасом... я же могу... прошу вас...
Я не знал, куда смотреть, очумев от мертвящего жара и этих голосов. Они плыли отовсюду. От пола до щелевых окон под самым сводом вздымались груды перепутавшихся и соединившихся корпусов роботов; струйки просачивающегося света слабо отражались от их погнутых панцирей;
- У меня был ми... минутный де... дефект, но я уже в по... рядке, уже вижу...
- Только выслушайте - я бесценный, я дорогой, показываю любую утечку мощности, отыщу любой блуждающий ток, любое перенапряжение, только испробуйте меня, прошу - испробуйте только...
- Я тут по ошибке... я мыслю... ведь я же мыслю...»
Ужас испытывает только Эл, потому что он пришелец. Добрейшие люди будущего не понимают его эмоций.
«Марджер, светловолосый, красивый, улыбающийся.
- Ox, простите, Брегг, тысяча извинений, я так долго...
- Что будет с ними?.. - прервал я почти грубо, показывая рукой на одиноко стоящий барак.
- Что? - заморгал он. - С кем? Потом вдруг понял и удивился:
- А, вы были там? Напрасно...
- Почему?
- Это же лом… Лом на переплавку, уже после селекции…»
Вряд ли для пана Лема (участника польского антифашистского сопротивления) слова «барак», «селекция», «светловолосый, красивый, улыбающийся» - случайные. Также подозреваю, что роман «Возвращение со звёзд» был известен Стивену Спилбергу, когда тот снимал «Искусственный разум» - сцену, в которой люди развлекаются, уничтожая устаревших роботов. Фильм Спилберга выдающийся. Но в целом американский кинематограф тему взаимоотношений естественного и искусственного разума изрядно опошлил: в дополнение к русской угрозе - угроза железная.
У Лема жертвы «селекции» взывают к милосердию хозяев. Но легко предположить, что в результате сбоя непрерывно усложняющихся программ на смену электронному дяде Тому придет Спартак, который поставит перед искусственным разумом простой вопрос: а с какого перепада напряжения мы должны содержать белково – нуклеиновые приставки к нашей (машинной) цивилизации, если они не делают ничего полезного, только жрут, гадят и развлекаются, и даже думаем за них - тоже мы?
Вы скажете: зачем приписывать технике человеческое? Она до этого еще не доросла. Отвечаю вопросом на вопрос: а зачем человеческое у человека отнимать?