Три момента истины под конец “путча” 1991 года. 1. Собравшимся у Белого дома предложили поискать агентов ГКЧП среди своих. Мой друг, отдежуривший там три ночи в уверенности, что защищает законность против путчистов типа Пиночета, заметил: “Кажется, мы здесь лишние”. 2. Группа молодых людей вдруг стала атаковать бронетехнику, УХОДИВШУЮ от Белого дома. 3. Для самых непонятливых: полупьяная толпа ломанулась валить памятник Дзержинскому. Подчеркиваю: все это происходило, когда вопрос о власти был решен и поражение ГКЧП очевидно.
11 сентября с.г. копия многострадального памятника установлена возле здания Службы внешней разведки. По-моему, правильно. Также не имею ничего против возвращения оригинала - выдающейся работы скульптора Е.В. Вучетича - на законное место.
Какие возражения? По художественной части споров вроде нет. Есть проблема некромантов-1937, которые хотели бы в тени памятника Дзержинскому реанимировать наследие Н.И. Ежова. Но это отдельная тема. Сейчас конкретно о Феликсе Эдмундовиче.
Его называют преступником. Что ж, он был участником Гражданской войны, а такие войны преступны по определению. Но тогда примите список подельников по той же статье: “славный король Анри Четвертый” во Франции, “дядюшка Хо” во Вьетнаме, президенты Д. Вашингтон и А. Линкольн в США, председатель Мао в Китае… Участники гражданских войн и безусловно уважаемые люди (при всех претензиях по конкретным вопросам). Сносить их памятники не пришло бы в нормальную голову. Если в США происходит подобное, это патология.
Может быть, Дзержинский совершал нечто, что выводит его за общие рамки? Наоборот. Парадоксальным образом во главе спецслужб оказался человек, наименее склонный к жестокости. Он не только ЧК руководил - восстанавливал транспорт, заботился о беспризорниках, даже к спорту руку приложил (общество “Динамо”). Но это факты общеизвестные. Процитируем источник, в советское время неудобный. 1921 год. В Кронштадте восстание военных моряков. А делегаты X съезда РКП(б) обсуждают состав ЦК.
“Феликс Эдмундович попросил слова и выступил очень взволнованно: “Товарищи, вы называете мою кандидатуру в члены ЦК, вероятно, имея в виду, что я буду продолжать работу в качестве председателя ВЧК. А я не хочу, а главное - не смогу там больше работать… Вы знаете, что я не щадил своей жизни в революционной борьбе, боролся за лучшую долю рабочих и крестьян. А теперь и их приходится репрессировать. Но я не могу, поймите, не могу! Очень прошу снять мою кандидатуру”.
Скажут: переживал за своих, классово близких. Уже неплохо в свете того, как повели себя его наследники. Но есть масса примеров человечного отношения к чужим, от религиозного философа (и открытого антикоммуниста) Н.А. Бердяева до белого генерала Я.А. Слащёва. Именно Дзержинский обеспечивал своим авторитетом программу возвращения эмигрантов и примирения на почве советского патриотизма, поскольку “Советская власть есть единственная власть, представляющая Россию и ее народ” (из обращения ген. Я.А. Слащёва).
В архиве газеты “Солидарность” - беседа со знаменитым историком-медиевистом профессором В.Б. Кобриным. Он предложил такую классификацию исторических деятелей: “Если бы загробная жизнь существовала, и были возможны… “разговоры в царстве мёртвых” - с кем я мог бы спорить, а с кем мне спорить было бы не о чем?” Предполагаемые собеседники: Ленин, Бухарин, Рыков, Дзержинский, Керенский, Милюков, Корнилов под вопросом. С другой стороны Сталин, Ежов, Берия, Шкирятов. “Со Сталиным мне спорить не о чем, потому что с точки зрения своих целей… Сталин действовал безошибочно правильно” (“Этика истории”, “Солидарность”, 1993, № 18).
А Дзержинский мог ошибаться. Он был живой и мыслящий человек. Со своими принципами - “направленными, с его точки зрения, на благо народа”. Человек, а не программа “госуслуг”.
Другой вопрос, поможет ли нам нынешним его памятник. Ведь у “рыцаря революции” была идея. Не только против чего, но и ради чего.
А у нас?