На вопросы «Профсоюзного журнала» ответил и.о. председателя профсоюза работников лесных отраслей Денис Журавлев.
— Начнем наш разговор с момента переформатирования общесоюзного профсоюза работников лесных отраслей — точнее, рабочих лесной, бумажной и деревообрабатывающей промышленности — в российский профсоюз. Денис Сергеевич, как это было, когда? И что в то время происходило в отрасли?
— Начнем с того, что лесной комплекс был мощнее, чем сегодня. Отрасль подошла к этому моменту, как, наверное, все другие отрасли советской промышленности: действовал крупный, многочисленный профсоюз; практически на всех предприятиях были первички; численность работников отрасли и, соответственно, численность членов профсоюза были существенно выше, чем сейчас.
После распада СССР и прекращения деятельности профсоюза рабочих лесной, бумажной и деревообрабатывающей промышленности был учрежден профсоюз работников лесных отраслей России. Он продолжил дело защиты прав и интересов тружеников леса, но уже в совершенно других социально-экономических условиях.
В первые годы своей деятельности Рослеспрофсоюз пережил тяжелый период. Плановая экономика переходила, как нам заявляли, на рыночные рельсы, а фактически — разрушалась. У нас, как и во всей промышленности, начались лавинообразные деструктивные процессы: закрывались предприятия, люди искали работу и уходили в другие отрасли. У граждан появились новые приоритеты, другие ценности, упал престиж рабочих профессий и вообще работы в реальном, производственном секторе экономики. Те предприятия, которые остались на плаву, переходили под контроль различных бизнес-структур, многие из которых не были заинтересованы в наличии у себя первички. А члены профсоюза и профлидеры в то время не всегда были готовы защищать свое право на объединение в профсоюз, эта ситуация была для них новой, необходимого опыта не было. В результате всех этих процессов численность членов профсоюза существенно снизилась.
— Какие производства закрывались в тот период: в большей степени деревопереработка или скорее заготовка? Либо появлялись проблемы из-за того, что издания переходили печататься в западные, например финские, типографии?
— Целлюлозно-бумажная промышленность в то время выстояла, она была наиболее устойчива экономически. Кризис коснулся прежде всего небольших предприятий, лесозаготовительных в том числе. И там мы потеряли значительное количество членов профсоюза.
С переходом к рынку руководители и собственники начали заботиться о повышении экономической эффективности производства, в том числе за счет сокращения расходов на персонал. Это вызвало сокращение численности работников, в первую очередь на крупных предприятиях. Именно тогда возник постулат о том, что в сравнении с аналогичными западными предприятиями численность работников на российских — избыточна.
— Как проходил процесс акционирования?
— По-разному. Одни предприятия попали под контроль крупного бизнеса, в том числе зарубежного, заботящегося о своем имидже и осознающего важность социального мира, в основе которого — уважение интересов работников, диалог и взаимодействие с профсоюзом. В таких случаях акционирование вылилось в развитие, реконструкцию, модернизацию.
На других предприятиях процесс приватизации зачастую был связан с криминальными ситуациями. Как и везде, на волне акционирования перед предприимчивыми дельцами открылась возможность заполучить серьезные, крупные активы. И распорядились они этими активами, конечно, по-разному, но для многих акционирование закончилось выжиманием последних соков и прекращением деятельности. Общая проблема для отрасли — колоссальная степень износа оборудования. Например, если говорить о целлюлозно-бумажной промышленности, самый новый целлюлозный комбинат у нас в стране — Усть-Илимский, но и его возраст уже почти 40 лет... Это последнее, что было построено крупного в отрасли. И в таких условиях, при недостаточных инвестициях даже не в развитие, а хотя бы в поддержание производства в работоспособном состоянии, предприятие в итоге остановится, и деятельность придется свернуть.
Все эти реформы сопровождались сокращением численности персонала, дроблением предприятий, выводом подразделений в аутсорсинг. Естественно, мы принимали меры, чтобы дробление не сопровождалось разрушением первичных организаций, создавали профорганизации во вновь созданных структурах, где это было возможно. Но не везде новые собственники занимали позицию, направленную на сотрудничество, взаимодействие с профсоюзом.
Очередной виток проблем у нас был связан с принятием нового Лесного кодекса, с реформированием системы лесного хозяйства, когда и в этой отрасли начали проводить реорганизации, сокращать численность работников. Были ликвидированы лесхозы, ликвидирована многочисленная служба лесной охраны, люди ушли в другие отрасли.
Понимание, что многие действия были ошибочными, уже пришло, и началось отыгрывание некоторых позиций назад. В частности, в прошлом году принят федеральный закон, которым предусмотрена возможность воссоздания лесхозов в регионах. Но это, конечно, уже совершенно не та структура: новые организации подведомственны региональным органам управления, а не федеральному центру...
— Это логика экономии на финансировании лесхозов, перекладывание ноши на регионы...
— Именно это я и имею в виду. Конечно, Россия — федеративное государство, в котором регионы по определению должны иметь значительную самостоятельность. Но задача профсоюза в таких условиях усложняется. Потому что если раньше вся политика, касающаяся социальных вопросов, найма персонала, формировалась на федеральном уровне, то сейчас это все — полномочия регионов. И в зависимости от их бюджетной обеспеченности вопросы решаются по-разному. Например, если в лесном хозяйстве Подмосковья мы видим довольно приличную заработную плату, даже выше, чем в среднем по области, то во многих других регионах зарплата на уровне прожиточного минимума у лесников — не редкость.
Логику действий государства, наделяющего регионы самостоятельностью при реализации лесных полномочий, я вижу в желании стимулировать регионы к самостоятельному эффективному ведению лесного хозяйства. Но связанные с этим реорганизации в региональных лесохозяйственных структурах очень болезненно отражаются прежде всего на работниках. Чтобы эффективно решать проблемы работников отрасли на региональном уровне, мы должны иметь мощные, работоспособные территориальные организации.
В целом, если говорить о современном экономическом положении лесного комплекса, то самые устойчивые предприятия — это крупные целлюлозно-бумажные, которые пока сохраняют хорошие объемы выпуска продукции и имеют определенные перспективы. А наилучшая ситуация — на тех из них, которые в последние годы осуществляли инвестиции и развивались, модернизировались, ведь, как я уже говорил, износ оборудования в отрасли колоссальный.
К сожалению, это делали не все. Там, где прошла модернизация, где собственник заботился о развитии, мы имеем вполне стабильную социальную ситуацию, конкурентоспособную заработную плату, неплохие условия коллективных договоров и все, что из этого следует. На других же предприятиях совершенно иная ситуация. Есть у нас целлюлозно-бумажные предприятия, которые находятся в стадии банкротства. Фактически деятельность их прекращена, работники отправлены в простой, есть задержки заработной платы. Проблемных точек немало.
— Россию постоянно упрекают в том, что она «сидит на ресурсной игле» и проч. Но лес — это традиционный российский ресурс еще со Средних веков, когда корабельные сосны шли на экспорт. А сейчас получается, что, с одной стороны, хозяйства, занимавшиеся лесозаготовками, в существенной степени разрушены. С другой стороны, переработка древесины целлюлозно-бумажными комбинатами тоже испытывает проблемы. Русский лес что — как сырье никому за границей уже не нужен? Импортная бумага «забила» наше бумажное производство? В чем причина проблем?
— В той или в иной степени присутствуют все эти явления. Сначала — о целлюлозно-бумажной промышленности. Большинство крупных предприятий — экспортеры, наиболее экономически устойчивые. В нынешней ситуации, когда выросли курсы валют, они получают дополнительную прибыль, если пересчитывать ее на рубли. Но если посмотреть на рынок...
На Западе мы видим серьезный спад на рынке потребления бумажной продукции — как офисной бумаги, так и печатных изданий, из-за перехода «на цифру». Выигрывают те, кто ориентируется на рынок Юго-Восточной Азии, который сохраняет свои объемы, а в некоторых странах даже растет. В выгодной ситуации находятся сибирские компании, которые географически ближе к Китаю и у которых налажены рынки сбыта именно в Азии. В Европе же ситуация хуже, потому что на фоне снижения рынка сохранять позиции затруднительно, к тому же там хватает и своих производств. Но мы также видим, что и многие зарубежные предприятия сталкиваются с проблемами, а некоторые просто закрываются. Так что проблема общая.
Что касается лесозаготовок, здесь тоже есть несколько ключевых проблем, которые во многом препятствуют получению хорошей экономической выгоды.
Во-первых, очень серьезная проблема — отсутствие надлежащей транспортной инфраструктуры в лесах. Если посмотреть на карту, то леса в России очень много. Но в плане экономики можно говорить только о том лесе, который доступен: когда можно зайти в лес, срубить его, обработать и вывезти. И в этой связи очень остро не хватает развитой системы лесных дорог, по которым можно добраться в лес.
Во-вторых, большая проблема и в том, что часть доступных лесов вырубается «черными лесорубами», бесконтрольно. Соответственно, от них ни бюджет, ни отрасль доходов не видят. И в тех организациях и «диких бригадах», которые такими вещами занимаются, о профсоюзах нет и речи. Конечно, принимаются достаточно серьезные меры, чтобы противодействовать порубкам, но это явление достигло таких масштабов, что для его искоренения потребуется значительное время и усилия. Причем не только контроль и санкции. Необходимо создавать легальные рабочие места на лесных территориях. Зачастую жителям лесных поселков просто нечем заработать на жизнь, кроме незаконного промысла.
— Это в основном о Сибири? Регулярно появляются сообщения, что-де какие-то китайские лесорубы организовали порубки и вывоз сырья на свою территорию...
— Это явление присутствует во всех многолесных регионах. Возможно, в Сибири это явление процветает в большей степени, чем в других местах, потому что площадь лесов огромна и постоянно держать ее под контролем невозможно. Действительно, много китайских граждан занимаются такими вещами, но и местных хватает. Я сам, когда был в Иркутской области последний раз, на Братском водохранилище с воды видел: на берегу в лесу стоит техника, штабеля вырубленного леса готовы к вывозу. Говорят, что это техника «черных лесорубов»: зашли, рубят, никто даже особо не прячется.
— Взятки?
— Коррупцию у нас пока еще никто не искоренил, этот фактор, безусловно, присутствует. Но отрадно, по крайней мере, то, что государство принимает определенные меры. Создана единая информационная система, куда заносится практически вся древесина, она маркируется, контролируется перевозка. Эта система с 1 января 2015 года сопровождается введением очень крупных штрафов за перевозку нелегальной древесины. И если будет задержан грузовик с нелегальной древесиной, то сумма штрафа может превысить стоимость самого грузовика. Сейчас нарабатывается практика применения новых штрафных санкций. Посмотрим, как все будет работать.
— В течение 90-х годов отрасль реформировалась, шла ее приватизация. По сути дела, были большие проблемы, которые испытал и профсоюз — в смысле падения численности.
— Да, проблемы имеют место. Но это общая для всех российских профсоюзов тенденция. А если посмотреть на зарубежные профсоюзы, то во многих развитых странах охват работников профчленством еще ниже, чем в России. Мы постоянно работаем над вовлечением людей в профсоюз, что позволяет снизить падение численности.
— А как обстоит дело с вашими контрагентами — стороной работодателей? Если появился частный собственник, ему, наверное, тоже нужно было консолидироваться, создать союз работодателей...
— У нашего профсоюза есть три основных социальных партнера. Со всеми у нас заключены ОС — отраслевые соглашения.
На федеральном уровне мы взаимодействуем с Российской ассоциацией организаций и предприятий целлюлозной промышленности, РАО «Бумпром». Она имеет статус общероссийского объединения работодателей, соответственно, правомочна заключать ОС на федеральном уровне.
Еще один наш социальный партнер — Союз лесопромышленников и лесоэкспортеров России, который объединяет и некоторые бумажные предприятия (они состоят в двух организациях параллельно), а также большинство деревообрабатывающих, фанерных, лесозаготовительных и т.д.
И третий социальный партнер — Федеральное агентство лесного хозяйства России, Рослесхоз.
В конце прошлого года у нас истек срок действия двух отраслевых соглашений в промышленной сфере — с Союзом лесопромышленников и с Бумпромом. Всю осень мы вели напряженные переговоры, и в результате перед Новым годом подписали два ОС. Одно — с протоколом разногласий, второе — без разногласий.
По протоколу мы, естественно, будем работать и дальше, потому что в нем ключевой для нас пункт — это минимальная заработная плата. Работодатели предлагают привязать ее в отрасли к МРОТ. Мы в этом, во-первых, не видим смысла: МРОТ — это закон, он применяется независимо от наличия такого условия в соглашении. Во-вторых, это противоречит интересам членов профсоюза. Мы настаиваем на прожиточном минимуме в качестве данного минимального показателя. Понимаем, конечно, что и он — недостаточен. Но в современных экономических условиях, особенно учитывая все разнообразие предприятий отрасли, не получится «стричь под одну гребенку» и крупное, устойчивое производство, и небольшую лесозаготовительную компанию. У них разные экономические возможности, а на федеральном уровне соглашение должно охватывать все предприятия. В этом основная сложность работы над федеральными ОС.
Тем не менее, если сравнивать с предыдущими ОС, то в нынешнем у нас серьезные продвижения вперед. Много новых пунктов, выгодных для работников и для профсоюзных организаций. Много позиций, по которым уровень гарантий работникам повышен. Отрегулированы вопросы, связанные с новым законодательством, в том числе со спецоценкой условий труда. Отрегулированы механизмы предоставления работникам новых компенсаций, которые появились в ТК, в связи с возможностью увеличения рабочей недели «вредникам» с их согласия, — закон это не регулирует, оставляет за колдоговорами, соглашениями. Предусмотрены механизмы, на основе которых будут регулироваться компенсации работникам за работу во вредных условиях. Мы нашли приемлемые решения по этим вопросам.
На региональном уровне ситуации различные. В одних регионах все выглядит так же, как на федеральном уровне: есть партнерство, есть понимание, есть готовность работодателей слышать позицию профсоюза, все это выражается в достаточно выгодных региональных соглашениях. А где-то соглашений нет вообще, работодатели просто уклоняются от их заключения.
— Есть примеры?
— Навскидку: в Республике Коми у нас отсутствует региональное соглашение, регулирование социально-трудовых отношений осуществляется посредством коллективных договоров на основе федеральных ОС. Конечно, есть нормы, наделяющие профсоюзную сторону правом инициировать коллективные переговоры и обязывающие стороны по истечении определенного времени заключить соглашение на согласованных условиях. Но нам не нужен документ ради документа, нам нужны выгодные для работников условия. Если заключить соглашение на таких условиях работодатели не готовы — что ж, значит, будем действовать через заключение коллективного договора: на локальном уровне есть широкие возможности не только для переговоров, но и для других методов воздействия на работодателя, в том числе коллективных действий с неприятными экономическими последствиями.
Но в целом отсутствие у работодателей заинтересованности в заключении ОС, наличие возможностей для лавирования подрывает социальное партнерство. Сейчас отраслевые профсоюзы выдвинули определенные инициативы, которые рассматриваются на уровне правительства.
— Инициативы по принуждению работодателей?..
— Речь идет скорее о преференциях, о стимулировании заинтересованности участвовать в ассоциациях работодателей, заключать отраслевые соглашения. Дело, безусловно, нужное, это существенно помогло бы профсоюзам в работе. И для работодателей это было бы интересно, потому что обсуждаются экономически выгодные вещи: облегчение доступа к господдержке, возможность каких-то налоговых преференций и т.п. То, что действительно могло бы работодателя заинтересовать. Есть взаимный интерес к данной теме как со стороны профсоюзов, так и у объединений работодателей, и мы эту работу продолжим.
Дело в том, что отступать от системы социального партнерства — значит переходить к прямой конфронтации. С точки зрения некоей абстрактной, идеальной профсоюзной позиции, возможно, это и верный путь, но — кто и насколько готов к нему сегодня? Какие-то профсоюзы, может быть, имеют достаточные кадровые ресурсы, достаточную поддержку работников, достаточные забастовочные фонды, что немаловажно. Другие профсоюзы ничего этого не имеют, соответственно, при таком развитии ситуации они проиграют. Они проиграют, потому что работодатели более организованны, смогут свою политику продавить и навязать в этом случае.
Кажется, Наполеон говорил: «Главное — ввязаться в драку, а там посмотрим». В итоге ввязался в драку с Россией, и все посмотрели, что из этого вышло. Я придерживаюсь другой позиции: прежде чем ввязаться в драку — оцени силы, взвесь ресурсы. Считаю, что сегодня система социального партнерства в целом более отвечает интересам профсоюзов, дает более ощутимые результаты для наемных работников. И поэтому ее надо сохранять, развивать уже по мере укрепления профсоюзов, по мере повышения их мощи как организационной, так и финансовой. Но в то же время уже сейчас мы должны обучать профактив и членов профсоюза отстаивать интересы работников и в тех ситуациях, когда работодатель не идет на диалог или, более того, начинает давление на работников и агрессивные действия по отношению к профсоюзу.
— Какую функцию выполняет в системе социального партнерства федеральное агентство?
— Федеральное агентство представляет интересы работников лесного хозяйства...
— Бюджетников?
— Да. Но тут есть очень серьезный нюанс: те реформы, которые с введением нового Лесного кодекса произошли в 2006–2007 годах, дали регионам организационную и финансовую самостоятельность. Раньше был федеральный орган власти, который имел вертикаль управления: все были ему подведомственны, подчинены. И если заключалось отраслевое соглашение на федеральном уровне, оно распространялось на все организации без исключения. Сегодня, заключая ОС с Рослесхозом, мы знаем, что оно распространяется на организации, которые подведомственны прямо агентству либо финансируются им. Таких организаций немного, и региональные структуры лесного хозяйства не подпадают прямо под действие этого соглашения.
В прошлом году мы запустили механизм, 48-й статьей Трудового кодекса. Совместно с тогдашним руководителем федерального агентства Владимиром Лебедевым мы подписали письмо к министру труда и социальной защиты России. На основании этого письма министр обратился к тем работодателям отрасли лесного хозяйства, которые не участвовали в заключении ОС, с предложением присоединиться к этому соглашению. Письмо было опубликовано, время, установленное законом на отказ работодателей от присоединения, прошло, и теперь мы исходим из того, что «кто не отказался — тот присоединился».
Есть у нас еще один хороший пункт в ОС с Рослесхозом. Ежегодно Рослесхоз с каждым регионом заключает соглашение о взаимодействии в реализации «лесных» полномочий, которые передаются регионам. Мы в ОС прописали пункт, что Рослесхоз при заключении таких соглашений включает в них пункт о том, что региональные органы управления лесами обязаны осуществлять социальное партнерство со структурами нашего профсоюза и заключать региональные ОС на основе нашего федерального. В апреле будет заседание президиума ЦК профсоюза, один из вопросов повестки дня — контроль выполнения отраслевых соглашений. И в отношении Федерального агентства лесного хозяйства мы очень пристально будем рассматривать выполнение именно этого пункта, направленного на стимулирование социального партнерства на территориях.
— В нашей стране снова начался экономический кризис. Мы уже были свидетелями кризисов не только 90-х, но и 2008–2009 годов. Какова нынешняя специфика кризиса для вашей отрасли?
— Пока сложно сказать, проблемы только начинаются. Однозначно, что всяческая инвестиционная активность практически останавливается. Хотя, может быть, будут исключения в виде крупных, устойчивых предприятий, которые работают на экспорт, получают прибыль, то есть имеют средства.
— С другой стороны, эти же компании, наверное, закредитованы?
— Не все. Некоторые — да, закредитованы. Некоторые, что самое плохое, брали кредиты в валюте. Но некоторые нацелены даже в этом сложном году осуществлять инвестиции, вкладываться в определенные проекты. Поэтому ситуация пока развивается.
Но прогнозы всем известны: инвестиционные проекты приостанавливаются на неопределенное время. Очень жаль, ведь есть весьма амбициозные проекты, реализации которых мы тоже ожидаем, чтобы начать на этих новых предприятиях организовывать профсоюзные структуры.
Мы можем констатировать, что лесная отрасль получила во время прошлого кризиса: сокращение объемов производства, сокращение численности работников (дополнительное в этих условиях), замораживание заработных плат, кое-где — мораторий на ряд пунктов колдоговора.
Мы ожидаем, что в условиях ухудшения экономического климата работодатели ужесточат меры экономии средств, продолжат оптимизацию численности. В этих условиях все наши организации должны быть готовы реагировать на возникающие ситуации, угрожающие интересам работников.
В 90-х годах проблемы носили другой характер — ломалась, рушилась вся структура экономики. Не думаю, что повторение подобного возможно сегодня. Лесной комплекс — очень перспективная отрасль, наши лесные ресурсы дают большие возможности для развития этого сектора экономики. Здесь большие возможности для импортозамещения, что очень актуально как сегодня, так и в будущем.
— Что собой представляет Рослеспрофсоюз сейчас?
— Мы сохраняем свой статус основного общероссийского представителя работников лесных отраслей. В профсоюзе состоят более 150 тысяч человек, в том числе учащиеся отраслевых образовательных учреждений, ветераны отрасли. Число наших первичек на предприятиях, в организациях — более 1300. Действуют 65 территориальных организаций. Но при этом есть большое пространство для развития, для повышения численности, для увеличения членской базы, поскольку многие предприятия отрасли не охвачены профсоюзным членством.
В последние годы мы, к сожалению, понесли точечные потери в регионах в связи с прекращением деятельности ряда крупных предприятий. Например, в Архангельской области одно за другим просто рушились крупные производства. Закрылись лесопильные, деревообрабатывающие комбинаты, закрылся Соломбальский целлюлозно-бумажный комбинат. В Иркутской области по решению правительства РФ был закрыт Байкальский ЦБК. В Калужской области развалилась Кондровская бумажная компания.
Когда рушится крупная структура, мы же понимаем, что на этом фоне возникают мелкие конторы, открываются мелкие обрабатывающие производства. Но, потеряв крупную структуру, даже при активнейшей работе на территории невозможно в полной мере компенсировать эту численность за счет мелких.
Крупные предприятия — как правило, это серьезные работодатели, которые заботятся об имидже, на которых можно воздействовать не только непосредственно профсоюзу, но также и с привлечением власти к решению проблем, к трехстороннему диалогу. А в небольшие частные компании или к индивидуальным предпринимателям профсоюзу зайти очень тяжело. К тому же у нас есть специфика. Возьмем лесной поселок, где стоит небольшая лесопилка и другой работы просто нет. Что людям делать? Или уезжать — но куда? Или работать на этой лесопилке. Но там работодатель, естественно, имеет больше возможностей диктовать свою волю.
— Он монополист по сути.
— Да. И если человек потеряет эту работу, то положение у него будет просто критическое. В таких ситуациях желание защищать свои права отходит на задний план, а на первый план выходит необходимость иметь хоть какую-то стабильную работу, чтобы выжить. В России очень много организаций, которые работают в таких специфических условиях, и профсоюзная деятельность там затруднена.
— Какие направления работы профсоюз выделяет в качестве основных, наиболее важных?
— Безусловно, организационное укрепление — это главное стратегическое направление. На данном этапе было бы очень хорошим результатом остановить снижение численности. Сейчас мы начали получать и обобщать статистику за прошедший год, и уже очень приятно видеть, что есть регионы, где профорганизации свою численность существенно повысили. Например, в Московской области есть ощутимый рост, а значит, нет ничего невозможного. Тем не менее все зависит от того, насколько этот вопрос будет отработан нашими организациями в конкретном регионе, каков масштаб проблем в экономике отрасли на данной территории.
Несмотря на наши усилия, определенное снижение количества членов профсоюза из года в год все-таки есть. Но, анализируя причины снижения численности, мы видим, что это связано в первую очередь с экономическими явлениями, с оптимизацией численности персонала, с реорганизациями. Люди просто уходят из отрасли и, соответственно, теряют связь с профсоюзом.
В качестве приоритетных мер организационного укрепления мы рассматриваем применение современных методов вовлечения работников в профсоюз, укрепление внутренней дисциплины и совершенствование организационной структуры. В том числе — укрупнение территориальных организаций профсоюза за счет создания единой организации на несколько субъектов РФ.
В рамках текущей работы наши организации оказывают членам профсоюза необходимую правовую помощь, защищают работников при рассмотрении трудовых споров. Постоянно осуществляется контроль за соблюдением работодателями трудового законодательства. На всех уровнях мы ведем работу по заключению коллективных договоров, соглашений, по контролю за их выполнением. Реагируем на нарушение прав и интересов работников, при необходимости прибегаем к коллективным действиям.
ЦК профсоюза оказывает разностороннюю помощь нижестоящим организациям, консультирует их по различным вопросам, обеспечивает необходимыми методическими материалами. В связи с новациями в законодательстве появились и новые направления в работе: рассмотрение профстандартов, работа в составе комиссий по профессиональным квалификациям, в общественных советах при органах исполнительной власти. Мы готовы взаимодействовать со всеми структурами, задействованными в регулировании социально-трудовых отношений. Есть тесные контакты с органами законодательной и исполнительной власти, которые используются для продвижения значимых для работников отрасли вопросов.
В этом году состоится очередной, VI съезд профсоюза. Подготовка к нему идет полным ходом. Мы напряженно работаем над подготовкой усовершенствованного устава, который позволит нам укрепить структуру и повысить дисциплину. Мы ставим перед собой задачу сформировать более работоспособные, мобильные руководящие и исполнительные органы, что сделает нашу работу более оперативной.
— В течение уже некоторого времени вы исполняете обязанности председателя профсоюза. Есть ли что-то, что вы готовы записать в личный и общий актив по итогам этого периода работы?
— Прежде всего — положительные результаты переговоров по отраслевым соглашениям. Тем более что речь идет о документе, который принимается на три года и определяет всю систему социального партнерства в отрасли. И на который ориентируются и нижестоящие структуры, когда у себя ведут аналогичную работу, и первички, когда заключают колдоговор. Поэтому здесь есть определенное удовлетворение.
Разработка проектов соглашений, организация переговоров — это все возлагалось в основном на ЦК. Но хочу отметить моих коллег — членов комиссии по заключению ОС, которые также внесли большой вклад в достижение общего результата.
С момента вменения мне обязанностей председателя профсоюза я прилагаю много усилий для укрепления организационного единства профсоюза. Считаю, что руководящие органы на всех уровнях должны принимать согласованные решения, которые позволят эффективно действовать всем звеньям нашей структуры — и первичкам, и территориям, и ЦК. За прошедший год я вижу определенный прогресс. Это тоже радует, дает надежду на то, что мы переломим частные интересы и заработаем в едином ключе.
Аппарат ЦК профсоюза сегодня очень компактный, в целях экономии профбюджета численность снижена до предела. Поэтому я не только выполняю руководящие функции, но и лично занимаюсь решением практически всех задач, стоящих перед ЦК. В том числе полностью на мне правозащитная и информационная работа. При такой нагрузке практически каждый день отрабатывается тот или иной вопрос и достигается конечный результат, хотя никакого учета я не веду — фиксировать это и некому, и некогда. Поэтому от работы постоянно есть удовлетворение. Конечно, далеко не все у нас радужно, и проблем хватает с избытком. Но когда удается помочь, это, естественно, очень приятно. Есть ощущение того, что работаем не зря.
Материал опубликован в "Профсоюзном журнале" № 2, 2015