Он может прийти на работу в спартаковском шарфе, а в кабинете его стоит скамья для жима лежа и лежат яркие перчатки для тренировок. Это в редакции Центральной профсоюзной газеты «Солидарность», которой он руководит с 2000 года. А еще Александр Шершуков трудится секретарем ФНПР и председательствует в общероссийской профсоюзной партии «Союз Труда». «Профсоюзный журнал» выяснил, как ему удается совмещать все свои профессиональные обязанности и личную жизнь, и узнал его заветную мечту.
Материал опубликован в "Профсоюзном журнале" № 3, 2017
— Александр Владимирович, сейчас вы одновременно и главный редактор, и секретарь ФНПР, и лидер партии. Кем вы себя больше ощущаете?
— Я ощущаю себя человеком, у которого, по большому счету, не вполне хватает времени на каждое из этих направлений. Потому что, по-хорошему, каждым из них должен заниматься отдельный работник. Суть в том, что я работаю главным редактором газеты, но не вполне воспринимаю себя в качестве журналиста, хотя, возможно, в профсоюзной среде меня таковым считают. Но это не так: профсоюзный журналист — это особый функционал, особая работа, специфическая, сложная, но немножко другая.
Затем — секретарь ФНПР по информационной работе, причем и внутри профсоюзов, и с внешними СМИ. Это другой функционал, который подразумевает наличие и аппаратных качеств, необходимых для построения информационной системы внутри профсоюзов, и качеств, если так можно сказать, говорящей головы — для общения с внешними СМИ. И здесь тоже не скажу, что я полностью внутренне конгруэнтен этому направлению. А с третьей стороны — партия «Союз Труда», тут все довольно просто. Это моя общественная работа, которая совпадает с моим убеждением, что должна быть такая партия.
— Первой в списке ваших нынешних должностей стала именно должность главного редактора газеты. И произошло это уже давно, в 2000 году. Наверное, интересно тогда было порулить федеральным профсоюзным изданием?
— В момент назначения на должность мне было 30 лет. Но это другая история. Сейчас же вопрос вот в чем заключается. Это мысль, которая до сих пор у меня в голове и к которой я отношусь очень с большим опасением: это возможное несоответствие собственной компетентности требованиям, которые предъявляет работа. Превышение собственной компетенции. Одна из самых ужасных, с моей точки зрения, вещей — это оказаться на должности, которой ты не соответствуешь! Ты должен — да что угодно! — хоть писать статьи, хоть организовывать коллектив, хоть вести народ на митинги и демонстрации. А ты не обладаешь нужными… не то что знаниями или умениями — их, по большому счету, можно получить. Но вот если ты в подобной ситуации либо не в состоянии, либо не хочешь научиться тому, что от тебя требуется, — это просто страшно. Мне приходилось общаться с такими людьми. Надеюсь, у меня получается по-другому.
— Мне почему-то кажется, что вы с детства были к себе требовательны. Наверное, в школе были отличником?
— Я был хорошистом. Ходил во множество детских кружков, прошелся по широкому спектру. От фигурного катания еще в начальных классах и до шахматной школы олимпийского резерва при Дворце пионеров на Ленинских горах. Не могу сказать, что я там добился каких-то суперуспехов, это было скорее общее физическое и интеллектуальное развитие.
И среди прочих увлечений — я всегда любил читать. В моей школе, в начальных классах, была интересная система. Ученик должен был в течение недели читать какое-то количество страниц, а родители записывали, сколько страниц он прочел, в специальную тетрадочку. Устанавливалась нижняя планка, меньше которой прочесть было нельзя. С одной стороны, метод вроде бы насильственный, а с другой — некий стимул, чтобы человек много читал. А уже в старших классах наша классная руководительница ввела на уроках литературы такой формат стимулирования учеников: перед началом урока любой из нас мог выйти перед классом, прочесть наизусть стихотворение — и автоматом получал пятерку. И дальше можно было на уроке литературы не делать ничего. Конечно, это активно стимулировало меня к заучиванию стихов и к таким, не скажу халявным, но — пятеркам. Это очень помогало развивать память.
— А почему был выбран исторический факультет, причем именно МГПУ им. Ленина?
— Если выбирать между литературой и историей, то я, скорее всего, пошел бы на филфак. Но на филфаке нужно было сдавать правила русского языка. Писать-то я писал грамотно, но запомнить все эти правила было выше моих человеческих сил! Оставался истфак. Я более-менее трезво оценивал свои силы и понимал, что, во-первых, на истфак МГУ я, скорее всего, не потяну. Во-вторых, тогда еще была другая система приема в институты. Сейчас, при всех минусах ЕГЭ, как кажется мне, система блата ликвидирована. Это я говорю как отец двоих детей, недавно поступивших на бюджетные отделения в институты: дочка в МГУ, а сын в РГГУ. А в прежние времена в престижных вузах был важен блат. Я же был родом из совершенно простой семьи, без особых связей, и никаких иллюзий у меня не было.
— И желания преподавать в школе не было изначально?
— Дело в том, что акцент в обучении на данном факультете делался не на том, что люди, его окончившие, обязательно должны заниматься педагогикой. Это было классическое, хорошего уровня гуманитарное образование. Выпускники данного факультета, я знаю, могут руководить большими коллективами, преподавать в школе, вести научную деятельность. Это особое направление.
— Вы выбрали работу в профсоюзной сфере…
— В том, как я попал в профсоюзы, не было ничего сверхъестественного, все было во многом логично. Идет перестройка. В стране множество неформалов, в том числе политических. Участником одного из направлений — Конфедерации анархо-синдикалистов — я являюсь с первого курса института. Наше движение делает акцент на активности работников в управлении производством и в организации общества. В стране начинаются шахтерские забастовки. И где мне быть? Можно было продолжать просто об этом говорить, а можно было предпринять какие-то шаги для того, чтобы попытаться им действительно оказать какую-то помощь.
Потом возникло информационное агентство рабочего профсоюзного движения — «КАС-КОР». В нем были те люди, которые — практически все — сейчас работают на разных позициях и в ФПНР, и в некоторых отраслевых профсоюзах, и даже в Конфедерации труда России. Одновременно идет процесс реформирования бывших советских профсоюзов. Туда приходят новые люди, которые сталкиваются с нашей активностью политических неформалов. И для того, чтобы влить в реформируемые «меха» новое молодое вино, приглашают нас в газету «Солидарность» — тогда издание Московской федерации профсоюзов. На тот момент, несмотря на отсутствие какого-либо опыта в издании газеты, мы смогли сделать новый продукт для профсоюзного актива, для профсоюзного движения, который был интересен, на мой взгляд, и востребован.
— И каков, на ваш взгляд, получился результат взаимного влияния неформалов и формальной структуры?
— Что выросло — то выросло. Результат мы видим сегодня. Не скажу, что я от него в восторге. Тем не менее, будучи информированным оптимистом, считаю, что этот результат — лучше, чем могло бы получиться при ином развитии событий. Имело место взаимное влияние. И изменение обоих объектов. У меня лично произошла определенная эволюция в отношении к тому, как и за счет чего должны функционировать структуры, защищающие права работников, состоящие из работников. Наверное, от идеалистических взглядов на этот мир я перешел к более реалистичным.
— Наверное, вам, как историку, было интересно наблюдать за происходившими в то время событиями и самому принимать участие в них?
— С одной стороны, я горжусь тем, что стал первым современным автором, написавшим книгу «Профсоюзная идеология». Но как у человека, который окончил истфак, у меня большое желание написать историю профсоюзов периода 1986–1993 годов. Это время, которое приходится на реформирование ВЦСПС, переформатирование его в новые профсоюзы еще при советской власти. Именно тогда, на мой взгляд, были приняты основные решения и произошли основные события, которые и сейчас, 20 лет спустя, влияют на современные профсоюзы.
Пока еще есть возможность общаться с людьми, которые тогда принимали решения. Пока существует доступ к документам. Описание всех тех процессов и их результатов — это тема, которая будет сейчас очень полезна. Мы, конечно, не считаем себя Иванами, не помнящими родства, но… Разговор по поводу дореволюционных профсоюзов — это очень далеко от современности. Разговор по поводу советских профсоюзов — это спор о совершенно другом обществе. А вот период, когда ломалось одно и строилось другое на… не то чтобы на руинах, но как бы на сломе прошлой системы, — это может быть очень поучительно для сегодняшних профсоюзных активистов.
— Александр Владимирович, давайте вернемся к профсоюзам современным. Какие, на ваш взгляд, основные проблемы есть в профсоюзном движении? И каким образом, с вашей точки зрения, можно было бы их планомерно решать, потому что разом не получится уж точно?
— В России часто оперируют термином «переходная экономика». От социализма мы ушли и вот уже 25 лет куда-то переходим. На мой взгляд, этот процесс уже окончен. Капиталистическая система в том или ином виде построена, мы сталкиваемся с ее внутренними пороками и проблемами в полном объеме. То же самое относится и к профсоюзам. Мы считаем — подспудно, не говоря вслух, — что у нас такие профсоюзы, находящиеся в процессе реформирования.
Главная проблема в том, что в настоящий момент у нас отсутствует более или менее проговоренный и признанный большинством образ той организации, в которой мы хотим работать и которую хотим представлять. Да, мы обсуждаем отдельные важные проблемы страны и профсоюзов, спектр крайне широкий: от законодательства до финансовых вопросов, выполнение или невыполнение решений, каким должно быть образование, чему должны учить и кто должен учить, чем должна заниматься профсоюзная молодежь. Но все это отдельные частности.
Мы пытаемся оптимизировать и модернизировать некоторые блоки в профсоюзном механизме, но при этом до конца не проговариваем, что хотим получить в принципе. Например, идет процесс объединения профсоюзов, я его целиком поддерживаю, и уже давно в газете мы выступаем за это. Очень хорошо. Давайте тогда попытаемся проанализировать: а что мы хотим получить на выходе? Образно выражаясь, какое количество отраслевых профсоюзов должно входить в ФНПР? Вот произошел переход территориальных профобъединений на единый устав ФНПР, пусть и в разных вариациях. Замечательно. Какие последствия это должно повлечь для этой части членских организаций? Ответов нет, а таких вопросов множество.
Мы общую картинку до конца у себя в головах не дорисовали. И поэтому занимаемся техническим ремонтом поврежденных элементов механизма, не вполне представляя себе целиком механизм. И в глобальном смысле — каким он должен стать, предположим, через 10 лет. Я попытался в качестве подобного механизма в серии статей в “Солидарности” предложить образ “ВЦСПС 2.0”. Желающие могут почитать. Хотя это только черновой набросок. Но работу эту я продолжу.
— А кто, по вашему мнению, должен заниматься таким стратегическим планированием?
— Должен сказать, что я чувствую и свою большую вину. Есть такое понятие — Think Tank. Так называются мозговые центры, которые в рамках структуры или даже вне ее заняты разработками на перспективу. Мы в свое время начинали делать подобную вещь, которая называлась «Клуб друзей газеты “Солидарность”»: собирались представители различных отраслевых профсоюзов, ФНПР и обсуждались подобные вопросы. Но это дело слегка подзаглохло, опять-таки из-за недостатка времени. Конечно, эти встречи нужно возобновить.
— А как же профсоюзные вузы? Вроде бы логично было решать эту задачу на их базе?
— Определенную долю того, о чем я говорю, сейчас пытается реализовывать Институт профсоюзного движения Академии труда и социальных отношений. Другое дело, что там тоже разрываются между необходимостью проведения текущего профсоюзного обучения и задачами мозгового центра. И разговор про будущее — он сейчас практически не реализуется. У нас, к сожалению, большинство учебных заведений поставлено перед необходимостью зарабатывать деньги на поддержание своей инфраструктуры. Вследствие этого именно аналитическую функцию в отношении развития профсоюзного движения они, по-моему, не совсем выполняют. Но это не их вина, это их беда на самом деле! А значит, экспертно-аналитический центр нужно образовывать внутри профсоюзов.
— Есть еще существенный момент. Любой, даже выстроенный до последнего кирпичика, образ должен быть поддержан в самой профсоюзной среде.
— Да. Очень важно, чтобы эту модель начали разделять люди в профсоюзах, чтобы большинство понимало, куда мы идем, и было с этим согласно. И могло бы действовать в этом направлении. А иначе мы будем вертеться в круговороте сиюминутных реакций на действия финансово-экономического блока правительства. Появится снова г-н Прохоров, или какой-нибудь новый г-н Прохоров. Мы будем... да, правильно реагировать на происходящее. Но, кроме реакций тактических, должно быть понятное стратегическое направление. Любимая фраза бюрократов — «дорожная карта». Вот она должна быть у профсоюзов.
— Секретарь ФНПР, главный редактор, лидер партии… Но есть и еще один Александр Шершуков — просто человек. При такой занятости на работе этому человеку хватает времени на себя?
— Гангстер из фильма «Дежа вю» ответил на вопрос об увлечениях: «Джаз, бокс энд секс». У меня немного другое. В последние семь лет я начал регулярно ходить в спортзал и очень горжусь тем, что, по-моему, у меня первый кабинет в истории профсоюзных руководителей, в котором стоит скамья для жима лежа! Купленная, кстати, за личные деньги. А кроме этого я являюсь футбольным болельщиком. «Спартак»-Москва. И я очень надеюсь, что в этом году 15-летняя мечта осуществится и — тьфу-тьфу-тьфу! — «Спартак» все-таки снова станет чемпионом России.
Кстати, в моем случае футбольное боление — вещь немного похожая на профсоюзное движение… Вот в каком смысле. Представьте себе: по сравнению с долгими годами, когда «Спартак» был на первом месте почти всегда, наступил период в 15 лет, когда «Спартак» не выиграл вообще ничего. Но это не повод, чтобы отказываться от любимой команды. Есть в английском футболе такое понятие «глорихантер» — охотник за славой. У них такой принцип: сегодня выигрывает одна команда — болеем за нее, завтра выигрывает другая — мы теперь болеем за другую. На мой взгляд, это выгодно, но нечестно — менять сторону, пусть даже сегодня она не в числе победителей. Собственно, поэтому я никогда не видел себя даже в мыслях на стороне бизнеса. Пусть даже если это невыгодно в материальном смысле.
Для настоящего футбольного болельщика любимая команда — это символ веры. Ты разделяешь ценности, идеалы, которые кажутся тебе правильными, и отстаиваешь их, не бросая под влиянием негативных внешних обстоятельств. Этим, как мне кажется, переживания за московский «Спартак» похожи на работу в российских профсоюзах.
Когда меня назначили главным редактором «Солидарности», первое время мне регулярно звонили разные профсоюзные руководители с претензиями к публикациям. Причем как реальными, так и надуманными. Каждый раз разговор шел на повышенных тонах. Переживал страшно. Один заместитель председателя ФНПР даже начал названивать после выпуска каждого номера. Я некоторое время терпел. А потом в своей авторской колонке взял и описал эту ситуацию: «Что, мол, звонить? Не согласен — пиши в редакцию, а мы опубликуем». Звонки прекратились. При встрече спрашиваю: «Что, мол, не звоните?». Отвечает: «Тебе позвони — а ты в газете опишешь». Стало ясно, что статья нашла благодарного читателя.
Родился 6 марта 1969 года.
1987–1989 гг. — служба в ВС.
В 1993 г. окончил исторический факультет МПГУ им. В.И. Ленина.
1989–1992 гг. — работал в Информационно-исследовательском центре рабочего и профсоюзного движения «КАС-КОР».
1991–1992 гг. — газета «Солидарность» Московской федерации профсоюзов.
С октября 1992 гг. — эксперт отдела исполкома Всеобщей конфедерации профсоюзов ВКП по связям с членскими организациями и проблемам профсоюзного и рабочего движения.
1994–1995 гг. — специалист Аналитического центра ГД РФ.
1995–1998 гг. — сотрудник информационно-экспертного центра «Панорама».
1998–1999 гг. — заместитель главного редактора центральной профсоюзной газеты «Солидарность».
С 2000 г. — главный редактор газеты «Солидарность».
С марта 2009 г. — секретарь ФНПР.
С 2012 г. — лидер политической партии профсоюзов «Союз Труда»
Автор книг «Россия: профсоюзы и рабочие организации» (1993 г.), «КРО и Александр Лебедь» (1996 г.), «Профсоюзная идеология» (2012 г.).
Женат, есть дочь и сын.