8 апреля продолжился допрос свидетеля Геннадия Меденцова по “делу Кобозева”. Зрелище было одновременно занимательным и отталкивающим. С одной стороны, показания свидетеля походили на картины моря: волна за волной, прилив-отлив... То есть абсолютно противоречивые. С другой стороны, признаки “морской болезни” обнаружились даже у судьи.
На прошлой неделе в Центральном районном суде Волгограда продолжился и, наконец-то, окончился допрос бывшего председателя (ныне советника, водителя и консультанта) местного обкома профсоюза работников АПК Геннадия Меденцова. Длился допрос несколько дней с недельным перерывом. Геннадий Александрович все это время и со всем доступным ему изяществом вальсировал между фактами и собственными домыслами (которые сам же называл фантазиями) и перепрыгивал от прямых вопросов к ответам на отвлеченные темы. Финальным аккордом в этом режущем слух вальсе можно считать постановление суда о принудительном приводе свидетеля на заседание. Но по порядку.
Как и многие другие свидетели по делу, имевшие в 2004 - 2009 годах статус членов исполкома (ранее президиума) Волгоградского облсовпрофа, Меденцов узнал о “злодеяниях” бывшего председателя Вячеслава Кобозева только от следователей. Впрочем, узнал не столько о предполагаемых следствием злодеяниях, сколько о решениях исполкома о создании некоторых юридических лиц и об имущественных взносах в эти организации при их создании, сделанных облсовпрофом. Решения, между тем, принимались тем самым исполкомом, членами которого были эти свидетели. Строго говоря, ими же и принимались. По крайней мере, даже после того как члены исполкома “узнали от следователя” о создании указанных организаций, никто - ни члены исполкома, ни рабочие органы облсовпрофа - не оспаривал законность их создания.
Неувязку между тем, что решения принимались (согласно документам в деле) коллегиально, и тем, что на скамье подсудимых находится один человек, свидетельские показания объясняют в основном двумя способами. Первый: голосовали по вопросам повестки заседаний “на доверии”. То есть - не вникая в суть вопроса. “Мы доверяли докладчикам/председателю”. Что якобы снимает с членов исполкома всякую ответственность за принятые ими решения. (Отметим, что защитники Кобозева и не пытаются привлечь их к ответственности, а пытаются доказать как раз законность принятых исполкомом решений.)
И второй способ: простое “не было”, “не знаю”, “не помню”. А точнее, на вопросы гособвинителя - “не было”, “не знаю”, а на вопросы защитников после предъявления письменных доказательств - “не помню”. Словом, все “нет”...
Но на нет - вот уж не в бровь, а в глаз! - и суда нет. Разве только над Кобозевым. Третий стиль поведения свидетелей несколько агрессивней предыдущих. Это позиция “меня не звали (возможно, нарочно) на заседания, мое участие в нем (возможно) сфабриковано”. Такие показания частично давала, например, бывшая предобкома профсоюза работников инновационных и малых предприятий Татьяна Гусева.
Геннадий Александрович, видимо, недаром был депутатом Государственной думы первого созыва. Все-таки поколение новаторов, поиск собственного пути, эксперименты. Короче говоря, свидетель Меденцов талантливо использовал в суде все способы ответов. Вплоть до собственных признаний: “да, это все мои фантазии” и “да, я меняю свои показания”. Такого при новом рассмотрении дела суд еще, кажется, не слышал.
Вернемся же к тому, что свидетель Меденцов “узнал от следователя”. Например, вышеупомянутое беспамятство свидетеля относится к обстоятельствам создания Фонда “Содействие туризму и гостиничному обслуживанию” (“СТИГО”) в 2005 году. (Фонд связан с эпизодом, касающимся гостиничного комплекса “Турист”.) Однако через некоторое время, когда защитники Кобозева предъявили свидетелю материалы того заседания исполкома облсовпрофа, на котором решался вопрос о создании новой организации, - свидетель сказал, что на таком заседании исполкома присутствовал.
Помните, как танцуют в школе вальс? Вперед, назад под углом, вперед, назад под углом, описываем квадрат, возвращаемся на место. Один шаг назад уже сделан. Следим за движениями ног:
- За создание Фонда голосовали, а за внесение в него имущества (то есть гостиницы “Турист”. - П.О.) - нет.
Казалось бы, пример блестящей детализации памяти. Но не тут-то было: голосовал свидетель, утверждает он, не вникая в суть вопроса. В частности, не понимал, что гостиничный комплекс станет собственностью создаваемого фонда...
Впрочем, через пару минут между адвокатом Андреем Алёшиным и свидетелем Меденцовым происходит такой диалог:
- Вы утверждаете, что присутствовали на данном заседании исполкома?..
- Я никогда такого не говорил!
- Можете ли объяснить, почему в ваших показаниях присутствует такое явное противоречие?
- Сам удивляюсь. Нет, я не участвовал.
- Почему же вы сказали, что там выступали Кобозев, Безруков (тогда директор Фонда по управлению имуществом облсовпрофа. - П.О.)?
- А это я сижу и чисто фантазирую.
Квадрат замкнулся.
Поведение свидетеля, кажется, чуть расшатало нервы всем участникам процесса. Меденцов, видимо, от усталости, стал откровенно хамить защитникам и суду. Например, он сказал, что после заведения дела в отношении Кобозева желательно было получить объяснения от обвиняемого. В конце 2009 года, надо сказать, именно с целью объясниться бывший председатель облсовпрофа со своими адвокатами попытался попасть на заседание исполкома. Куда их попросту не пустили.
- А нечего вам там было делать! - был ответ Меденцова на закономерный вопрос защитников о причинах, почему их с Кобозевым не пустили на заседание исполкома. И тут же свидетель заявил: - Да не удаляли Кобозева с заседания исполкома ни разу!
Тут же защита задала ему еще пару вопросов о заседании исполкома, где обсуждался вопрос о создании Фонда “СТИГО”. Напомним, свидетель показал, что не участвовал в том заседании. Но теперь прямым текстом выдал: “Я меняю свои показания. Я не помню”. Любопытный диалог продолжился:
- Так вам не известно точно... - начал было вопрос один из защитников.
- Завтра будет точно, а сегодня я не помню! - перебил защитника свидетель Меденцов. Где он собирался отыскать эликсир памяти, осталось неясно.
Далее адвокат Юрий Вагин попытался выяснить у Меденцова, будет ли он помнить то, что запишет судебный секретарь в протоколе этого заседания. Судья Косолапов тут же отвел вопрос как не относящийся к делу. Вопрос, может, к делу отношения и не имеет (пока что), но тут интересен эмоциональный накал.
- Я задал конкретный вопрос, - попытался возразить защитник.
- А я его конкретно отвел, - отвечал судья. - Он не относится к делу.
- Как так не относится?
- А вот так!
По окончании заседания, когда все засобирались - кто куда, а кто в СИЗО, - я стал свидетелем такого диалога:
- А что, если мне завтра не прийти? - как бы в шутку спросил в дверях Меденцов у гособвинителя Виталия Шубаева.
- Как так? - изумился тот.
- А вот так!
Впрочем, на следующее утро Меденцов в зале судебных заседаний появился. У прокурора, должно быть, отлегло. А свидетель бодро взялся за дело. В котором есть эпизод о передаче облсовпрофом акций ОАО “Сервита-Волгоград” во владение Фонду “СТИГО” в качестве имущественной помощи и с целью погашения долга Фонда перед самим ОАО “Сервита-Волгоград”. Учредителями обоих юрлиц выступал облсовпроф, так что и акции остались под его контролем, и взаимные долговые обязательства между облсовпрофом, Фондом и ОАО “Сервита-Волгоград” этим техничным решением были погашены, причем без денежных затрат. За передачу ценных бумаг из облсовпрофа в Фонд, согласно протоколу заседания исполкома, проголосовали единогласно все присутствовавшие члены исполкома.
А что же Геннадий Александрович? А он “был, но не голосовал”. Протокол? - а что протокол, если свидетель имеет об этих документах такое мнение: “Бабушка надвое сказала, что там, в протоколе, написано”. Что это за бабушка такая, свидетель не пояснил. Зато пояснил, что в вопросе об акциях не разбирается. И назвал ситуацию “самым элементарным жульничеством”. Почему? Да “на основании того, что гостиница “Турист” исчезла из списка” (имущества облсовпрофа). В то время как вопрос об акциях не касается “Туриста” вообще. Заулыбался даже один из конвоиров, что охраняют подсудимого у клетки.
О существовании ООО “Аэробус”, в уставный капитал которого облсовпроф с целью реконструкции внес практически разрушенную часть Дворца спорта профсоюзов, Меденцов “узнал на следствии”. “Узнал, что Дворец спорта отчужден, сорока на хвосте принесла”, - уточнил он позже. На вопрос о личности этой “сороки” защита получила ответ: “Это мое личное предположение”. А потом Меденцов, выходит, на основании личного предположения созвал рабочий орган своего обкома и направил в Следственный комитет области письмо с просьбой разобраться... в своих фантазиях?! Причем странным образом после написания этого заявления Геннадий Александрович потерял интерес к имуществу облсовпрофа.
На обеденный перерыв все отправились с явным облегчением. А после обеда свидетель неожиданно не явился на допрос. Да-да, “вот так”. До него сумели дозвониться, и он обещал явиться в 4 часа дня. Но не оправдал доверия суда. Судья Косолапов неожиданно направился в совещательную комнату, а вернулся оттуда с постановлением о принудительном приводе свидетеля Меденцова в суд 11 апреля 2013 года.
Когда этот день настал, защита попыталась первым делом выяснить у Геннадия Александровича, было ли исполнено постановление судьи о его приводе и почему его не привели в судебное заседание судебные приставы. Судья дважды снимал похожие вопросы как не относящиеся к делу, но адвокаты успели услышать от Меденцова, что о постановлении он якобы не знает. Но осталось неясным: исполнялось ли постановление, а если было отменено, то кем и когда? Во всяком случае, в суде таких решений не выносилось.
Нам же известно и о другом постановлении суда. 9 апреля защита в очередной раз ходатайствовала об изменении Кобозеву меры пресечения с ареста на любую, не связанную с ограничением свободы. Главным основанием и поводом для этого стало резкое ухудшение состояния здоровья подсудимого Кобозева, в связи с чем все время нахождения в СИЗО Вячеслав Владимирович проводит сейчас в тюремной больнице. Где, по его словам, должной помощи ему по объективным причинам оказать не могут.
Гособвинитель выступил против удовлетворения ходатайства, сославшись на то, что не представлено достаточных справок о болезни. Суд согласился с ним, отметив также, что состояние здоровья Кобозева учитывалось и раньше, при заключении его в СИЗО. Звучит несколько двусмысленно, однако суд обещал запросить в СИЗО сведения о состоянии здоровья Кобозева. Андрей Алёшин вспомнил черный юмор тюремных лекарей: “Все больные у них на кладбище”.