В середине XIX века в Англии впервые заговорили о проблеме “потогонных производств”: тысячи швей, портных, сапожников и галантерейщиков вынуждены были трудиться от темна до темна за сущие гроши при форменном произволе посредников-субконтракторов. Что-то знакомое, не так ли?
Человек по фамилии Гирш был в свое время батраком где-то в черте оседлости Российской империи, однако бросил дом и отправился в Англию, решив осесть в Лондоне и получить какую-никакую работу. Однако поиски лучшей доли привели его в филиал ада на земле:
“По приезде он тотчас же направился к своему земляку, который по профессии сам подмастерье-отделывальщик, работающий на посредника... “Я приступаю к работе, - показал он, - в воскресенье утром начиная с 7 часов и работаю вплоть до 10 вечера; в другие де дни я начинаю с 6 часов утра и работаю также до 10 вечера, но в четверг я работаю до 12 часов ночи, а в пятницу прихожу опять к 6 часам утра и работаю до захода солнца”.
Бедняга попал в одну из так называемых “потогонных лавочек” (“sweatshops”) . Это расплодившиеся в то время как грибы после дождя надомные производства при магазинах готовой одежды, обуви и галантереи, распоряжались в которых субконтракторы-посредники, получавшие материалы и деньги от магазинов и наводившие среди подшефных работников порядки по собственному вкусу.
Гиршу вторит разноголосый свидетельский хор. Дело в том, что в 1890 году практикой “потовыжимания” заинтересовалась специальная парламентская комиссия, которая провела массовое исследование-опрос среди занятых в “потогонных лавочках”. Слишком много было к тому времени сломано копий по поводу отсутствия на таких производствах ограничений использования труда детей и продолжительности рабочего дня. Расценки на труд при этом не выдерживали никакой критики.
А одним из первых о “потогонных лавочках” заговорил в 1850-е годы основатель “христианского социализма” Чарльз Кингсли:
“...Существует два типа одежных производств, - отмечал он, - “почтенное”, которое сейчас почти полностью сместилось в Вест-Энд (фешенебельная часть Лондона. - А.Ц.) и быстро там вымирает, и “непочтенное”... в магазинах дешевого платья... Оба эти понятия происходят из собственного жаргона портных... “Почтенных” заведений в Вест-Энде лишь шестьдесят; “непочтенных” - четыре сотни или больше... В “почтенных” местах работа, как и тридцать лет назад, делается в специальных помещениях и по хорошим расценкам. В “непочтенных” забирается на дом и делается по ценам минимально возможным, которые притом снижаются год от года - или даже по месяцам”.
Понятно, что магазионерам было несподручно договариваться с каждым надомником персонально; здесь-то и появляются посредники, набирающие людей и предоставляющие им для работы иногда помещение, а иногда только материалы. Профессия прибыльная, расходы минимальные, риски тоже.
Сколько же получали работники?
“В восточной части Лондона г-жа Killick работает с 6 часов утра до 8 часов вечера, и при этом ей не удается заработать даже 1 шиллинга в день, - читаем в книге “Формы заработной платы” британца Д. Шлосса, изданной в русском переводе в 1900 году; автор использует статистику уже упомянутой парламентской комиссии. - Г-жа Hayes, другая брючница, работает с 8 часов утра до 10 или 11 часов вечера, причем ей помогает дочь; обе вместе зарабатывают всего 5 шиллингов 6 пенсов в неделю...”
Деньги мизерные: скажем, половина этой суммы должна была уйти на один только уголь для камина... Уже знакомый нам Гирш получал 8 шиллингов в неделю, работая без выходных свыше 16 часов в день.
Кстати, на фабриках рабочий день еще с 1847 года ограничен двенадцатью часами, а для женщин - десятью. Но “потогонных лавочек” законодательство не касается: принято ценить свободу контрактов. Удобно, правда?
“Желая изучить формы заработной платы, принятые в железоделательном производстве, - пишет Шлосс, - я посетил несколько обширных железоделательных заводов в Мидлэнде, принадлежащих старой акционерной компании, которая занимает у себя до 10 тысяч рабочих. На дверях конторы я нашел вывешенным объявление, в котором говорится, что “посредники будут снабжаемы мелкими деньгами для расплаты со своими рабочими”. Оказалось, что почти каждая операция производится здесь по системе посредничества...”
Впрочем, Шлосс разводит понятия “потогонки” и посредничества как такового. Первое, пишет он, “является системою, настолько широко распространенной в британской промышленности, что всякая попытка дать здесь исчерпывающий перечень промыслов, в которых она встречается, была бы обречена на полную неудачу”. И клеймить всех посредников без разбору эксплуататорами, пишет он, несправедливо: у многих из них работникам жилось весьма неплохо:
“Даже в перенаселенном Уайтчепеле (неблагополучный район Лондона. - Здесь и далее курсивом - примечания автора) женщины, работающие на посредников, могут зарабатывать хорошие деньги - конечно, лишь бы они умели делать работу, требующую гораздо большего искусства, чем работа перечисленных выше несчастных женщин, которые все заняты производством товаров самого низшего сорта... В западной части (Лондона) мы встречаем посредника, который платит самому плохому из своих рабочих 2 фунта 5 шиллингов в неделю, а самому лучшему - 2 фунта 17 шиллингов (большие деньги на тот момент!). Рабочий день начинается у него в 8 часов 30 минут утра и кончается в 8 вечера, а по субботам дается полупраздник; помещение, по свидетельским показаниям, превосходное. Трудно видеть, по какому праву можно утверждать, что рабочие этого посредника подвергаются “выжиманию пота”.
Но достоянием общественности чаще становились факты иного рода. Летом 1863 года, например, газеты запестрели сообщениями о смерти двадцатилетней Мэри Энн Уолкли, работавшей в одной из контор по пошиву платьев с тридцатью другими девушками в той же тесной и душной комнате, где спали. Отработав однажды 26 часов без единого перерыва, девушка слегла - и на третий день скончалась.
Или Генри Мэйхью, знаток лондонской рабочей среды, вдруг выступит с информацией, что работницам, чтобы не умереть с голоду, ничего не остается, как, закончив затемно шитье, выходить добывать пропитание на улицу совсем другими способами...
Общества помощи работникам и работницам “потогонных лавочек” в конце столетия возникают одно за другим; однако для того, чтобы деятельность таких производств начала регулироваться законом, должны были пройти десятилетия. Только в 1890-х годах был принят ряд актов, ограничивающих использование надомного труда и максимальную продолжительность рабочего дня для таких работников.
Быстрее борьба с “лавочками” шла за морем. В середине 1890-х мощное общественное движение за отмену “потогонки” - National Anti-sweating League - возникло в Австралии. И уже в 1896 году там был законодательно установлен минимальный размер зарплаты, что существенно облегчило жизнь надомников. Впрочем, заморским территориям короны не впервой было обкатывать на себе прогрессивные законы о труде. Так, именно в Австралии впервые был законодательно установлен восьмичасовой рабочий день (см. “Солидарность” № 20, 2013). На Альбионе “антипотогонная” лига была учреждена в начале нового века. К этому времени за ликвидацию “лавочек” выступали и многие видные политики.
“То, что какой-либо класс подданных Ее Величества получает менее необходимого для жизни минимума, несмотря на максимально прилагаемые усилия - это зло национального масштаба”, - констатировал по этому поводу Уинстон Черчилль, тогда еще член парламента и инициатор закона о минимальной заработной плате, который в Британии примут в 1909 году.
В России же понятие “sweating” даже в это время не находило адекватного перевода, что, однако, не означало отсутствия подобного феномена. Для иллюстрации приведем несколько выдержек из журнала “Портной” за 1907 год:
“В очень редких случаях рабочие получают работу непосредственно от магазионера. В большинстве случаев магазионеры отдают работу посредникам - хозяйчикам, которые у себя на квартире при помощи наемных рабочих ее выполняют. Очень часто эти хозяйчики конкурируют с рабочими, работающими при мастерских, и постепенно их вытесняют”.
Судя по “корреспонденции с мест”, работу в отечественных “sweatshops” тоже привлекательной назвать было трудно:
“В большинстве случаев работа происходит в кухне, где хозяйка занимается стряпней и стиркой белья. Рабочий сидит тут же, окруженный дымом и смрадом, который идет от белья и от помойного ведра, стоящего около стола, за которым сидят рабочие. Возьмем лучший случай, работу у либеральничающего хозяйчика. Работа происходит не на кухне, а в спальне, где хозяйка занята муштровкой детей, которые орут с утра до ночи.... Если же кто-нибудь заикнется об отдельной мастерской, ему возражают: можете уходить, если не нравится”.
Обычной была и практика субконтрактов на фабриках. В “аутсорсинг”, как мы бы сейчас сказали, порою отдавались вспомогательные промыслы, как в бакинской нефтедобыче (см. “Солидарность” № 13, 2013). Нередко деньги выдавали на группу работников со старшим-посредником во главе.
Левые (в частности, “эсдеки”) в тогдашней Госдуме требовали введения минимальной зарплаты и постепенного запрета домашнего труда. Сторонников и противников регулирования вопроса рассудила уже революция.
Сейчас минимальный размер зарплаты и максимальная продолжительность рабочего дня прописаны в большинстве законодательств мира, но легче от этого не становится. Ведь не обязательно МРОТ дотягивать до прожиточного минимума? И стоит ли думать, покупая по смешной цене одежду, мобильник или ноутбук, что они сделаны в такой же “потогонной лавочке”, - ведь Китай или Бангладеш далеко, что нам до них?
“Но так сложно отнять у общества роскошь покупать дешевое платье! - негодовал 160 лет тому назад Чарльз Кингсли. - Так позвольте обществу найти какие-нибудь другие средства для обеспечения этого бесценного блага. Если же это... окажется невозможным - и удобство меньшинству так и будет вечно покупаться нищетою многих, и если цивилизация существует для того, чтобы приносить блага всем, кроме производящего класса, - в таком случае наш мир и вправду мир дьявола, и чем быстрее эта скверно построенная адская махина будет уничтожена вышеупомянутой особой, тем лучше”.
Однако вопросы мироустройства - это совсем другая история.