“Крепости Карс и Баязет” - словосочетание, знакомое многим по школьным учебникам истории из глав о бесконечных русско-турецких войнах. Сейчас город Карс - дальняя пограничная окраина Турции, но сто лет назад это, пусть и не долго, был процветающий коммерческий центр русской Армении. Что русского осталось в Карсе и как относятся к этому наследию нынешние жители города, ездил выяснять корреспондент “Солидарности”.
Северо-восток Анатолии, голые суровые пастбища Армянского нагорья часто называют “турецкой Сибирью”: зимы здесь снежные и морозные, а лето прохладное - не чета климату Средиземноморского побережья. Мы едем в город город Карс, провинциальный центр у закрытой границы с Арменией, а в прошлом - главный город армянской династии Багратидов и перевалочный пункт на одном из северных ответвлений Шелкового пути, а затем - опорный пункт на границе вечно враждующих соседей - Османской империи и России. Для нас, впрочем, важно другое - сорок лет, с 1878 по 1918 год, Карс находился в составе Российской империи.
Восточная Анатолия - регион, туристами не слишком избалованный, но иностранцы в Карсе не сказать чтобы редки: неподалеку находится памятник ЮНЕСКО, величественные развалины средневековой армянской столицы Ани. Здесь можно встретить немцев, голландцев и, конечно, армян, чьи предки вынуждены были уйти из этих мест в прошлом веке, но вот русских исчезающее мало: раз в полгода промелькнет с рюкзаком за плечами какой-нибудь любитель отечественной истории или “настоящей нетуристической Турции”.
На старом русском гербе Карса черная крепостная стена и три меча - столько раз крепость попадала в руки русских солдат. Первый раз город был взят в 1828 году, второй - во время Крымской войны в 1855 году. Во время заключения Адрианопольского мира в 1829 году новая граница между Портой и Россией прошла севернее, а во второй раз, после поражения в Крымской войне, Карс отдали, чтобы сохранить за Россией Севастополь. Наконец после войны 1877 - 1878 годов Берлинский конгресс 1879 года закрепил Карсскую область за Россией - к удовлетворению местного армянского населения.
“Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом”, - делился впечатлениями по дороге в Эрзурум Пушкин, посетив город вскоре после его первого взятия русскими войсками. Черная грозная крепость, взгромоздившаяся на вершину холма, нависающего над ущельем реки Карс-чай, впечатляет и сегодня. На высочайшей точке крепости - потрепанный плакат с портретом Ататюрка и словами “Родина вам благодарна”.
Карс - город-ключ. С одной стороны он запирает путь в Анатолию, с другой - открывает дорогу на Кавказ. И крепость здесь строилась по последнему слову фортификации - так, что взять ее, не заплатив при этом дорогой цены солдатскими жизнями, было невозможно. Однако дипломатические соображения оказывались сильнее памяти о погибших. Вот и в 1921 году Карсская область - тогда часть Армянской республики - была разменяна большевиками на открытие турецким национальным правительством второго фронта против Антанты, столь необходимого советской власти.
Если посмотреть с высоты птичьего полета на Карс, в глаза бросится разница между прилепившимся к крепостной скале старым османским городом Кале-ичи с заброшенными банями-хамамами, кривыми, карабкающимися вверх закоулками, ветхими крытыми дерном домами - и “новым городом”, выстроенным после присоединения к России по регулярному “сетчатому” плану на ровном месте, удобном для новых хозяев, не привыкших ютиться по склонам. Между ними, будто бы связывая эти два мира, - символ Карса, тысячелетний армянский собор святых Апостолов, бывший при османах мечетью, при русских - православным собором, при республиканцах сперва пустовавший, а после вновь обращенный в мечеть. “А что такого - Аллах для всех один”, - пожимают плечами местные, которые остановились “на пообщаться”, увидев туристов. Люди здесь открытые и приветливые - поговорить любят, несмотря на почти стопроцентный языковой барьер. Турки и курды в провинции иностранных языков не знают...
А попадая в новый город, действительно испытываешь ощущение сродни дежавю. Дома армянских купцов из черного туфа будто бы перенесли сюда из старого Еревана - на некоторых еще можно прочесть имена владельцев по-армянски. Пройдя дальше, попадаешь в квартал, где жили русские военные или администраторы - ощущение Еревана пропадает, зато отделаться от мысли, что ты в Самаре или Таганроге, практически невозможно. В реальность возвращают лишь турецкие вывески и реклама. Русские ворота на покосившихся вереях, резные двери, дома со ставнями... Несложно в старом Карсе встретить и вещи, которых в России уже днем с огнем не сыщешь, - например, газовые фонари на литых столбах перед административным зданием. Впрочем, судьба русских и армянских домов, если туда не поселилась какая-нибудь контора, способная поддерживать их в надлежащем виде, как правило, незавидна - они пустеют, разрушаются и идут под снос, а на их месте вырастает бетонное многоквартирное жилье. Лишь отдельные здания “русского” Карса снабжены табличками об охранном статусе - как памятники почему-то “балтийской архитектуры”.
В один из пустых домов я зашел. Когда-то прочные широкие деревянные половицы - таких в Турции не увидишь - прогнили, в стене - зияющая дыра и груда кирпичей. Я не сразу понял, что когда-то это была печь-голландка, экзотика для здешних краев.
“Кто бы ни был его первый хозяин, он построил этот дом, которому было уже сто десять лет, так же, как и другие дома Карса того времени: он устроил в нем очаг, размещавшийся внутри стен, который назывался “печь”, очаг у которого было четыре стороны, и он мог одновременно обогревать четыре комнаты. В республиканский период турки так и не научились пользоваться ни одной из этих печей, и первый хозяин-турок, который переделал дом в отель, перед входной дверью во двор разместил огромную латунную печь, а в комнаты позже провел водяное отопление” (Орхан Памук, “Снег”).
Пожалуй, самая яркая аллегория Карса находится в стороне от центра. Обезглавленная церковь св. Александра Невского, в которой молились солдаты и офицеры карсского гарнизона: псевдорусские кокошники, “типическая” официозная архитектура, какую можно увидеть в любом городе бывшей империи. Разве что черный и розовый туф, из которого выстроен храм, выдают экзотичность места - да два высоких минарета: не то в 70-х, не то в 90-х церковь после десятилетий запустения передали местному муфтияту и назвали “Фетхие джами” - “Мечеть победы”.
“Турки, спустя сорок три года вновь захватившие город, изменили этот царский план... и поселились здесь, и культуру, которую принесли в город цари, также присвоили, поскольку она сочеталась с республиканским пафосом европеизации, а пять русских улиц назвали в честь пятерых известных в истории Карса генералов, поскольку не знали никого более великого, чем военные” (Орхан Памук, “Снег”).
Найти сувенирный магазин в Карсе оказалось нелегко, но все же удалось. На стенде - магнитики, на магнитиках, помимо видов крепости и соседнего анийского городища, - гуси. Казалось бы, гуси...
- У вас в России же гусь - популярная птица? - объяснили мне хозяева, у которых мы жили. - А у нас они только в районе Карса и встречаются. Их сюда молокане привезли.
Сектанты-молокане, в России долгое время подвергавшиеся репрессиям со стороны правительства и церкви, в добровольно-принудительном порядке стали переселяться в Закавказье для освоения новоприобретенных земель в середине XIX века, а с присоединением Карсской области обосновались и в этих краях.
В начале XX века вокруг Карса было немало молоканских сел, но современная молоканская “община” Карса - несколько десятков человек, и найти среди них знающего русский будет непросто. На протяжении десятилетий, в соответствии с кемалистской национальной политикой, ни о какой поддержке культуры и языка меньшинств речи идти не могло. К тому же часть молокан вернулась в Россию еще в 1920-е, вторая волна эмиграции случилась в начале 60-х, когда оставшимся в Турции дали разрешение поселиться в Ставрополье. А молодежь, ходившая в турецкие школы, уехала в поисках работы в Анкару и Стамбул.
Русских названий на карте Карсской провинции тоже уже не найти - но прежние поселения, скажем, Петровское или Владикарс, легко отличить по планировке: как и в средней России, дома там вытягиваются длинной линией вдоль дорог. Никак не спутать с турецкими или курдскими селениями с их лабиринтами кривых закоулков.
Интерес к молоканскому наследию карсского региона стал просыпаться в последние годы - сейчас про молокан снимают документальное кино и игровые фильмы. В 2009 году, например, на турецкие экраны вышел фильм “Не сходи с ума” - история последнего оставшегося в деревне близ Карса старика-молоканина и его не всегда простых взаимоотношений с соседями-турками. В России фильм, кстати, практически неизвестен, несмотря на хорошие отзывы критиков.
Пожалуй, что самое известное и востребованное молоканское наследство Карса можно найти в многочисленных лавочках. Местная гордость - мед и сыр, и в центре города полно магазинчиков, торгующих только этими двумя продуктами. А лучшими бортниками и сыроделами в районе Карса были как раз молокане. Карсский твердый желтый сыр-грюйер (младший брат грюйера швейцарского) местных жителей научили делать именно русские. За пределами Карса, кстати, местные сыры ценятся очень высоко и стоят немалых денег. Ничего подобного на родине сыра “Российский” почему-то представить не получается...
Но раз уж речь зашла о живом “русском” наследии города, как здесь не отметить еще один нюанс, на сей раз абсолютно “нематериальный”.
- Карс, в отличие, например, от соседнего Эрзерума, где сильны националисты и исламисты, светский и мультикультурный, - наша гостеприимная хозяйка Берна, энтомолог из местного университета, из тех молодых турок, которые в июне шли под водометы и дубинки полиции в Стамбуле и Анкаре, не упускает возможности поговорить о прошлом и настоящем родного города. Видно, что молодым образованным туркам былая “российскость” города явно импонирует - точно так же, как многим патриотам Калининграда оказалась по душе его западная “особость” и “прусский дух”.
Во время боевых действий на закавказском театре Первой мировой русские войска не пропустили турок к Карсу - однако после революции, по заключенному в 1918 году в Батуме договору, Карс должен был быть возвращен султанскому правительству. История, впрочем, рассудила иначе: в последующие годы территория несколько раз переходила из рук в руки. Сперва попала под контроль Антанты и созданной под эгидой британцев марионеточной Юго-Западной Кавказской демократической республики, а затем, в 1919 году, была занята армянской армией.
В 1920 году в Армении установилась советская власть, а большевикам был жизненно необходим союз с новым турецким правительством Мустафы Кемаля (будущего Ататюрка). Ради союза с кемалистами, также воюющими с Антантой, Ленин вынуждает правительство советской Армении отказаться от Карса. В 1921 году в город входят войска генерала Кязыма Карабекира. Армяне бегут из города - память о недавней резне еще слишком свежа.
Железнодорожный вагон российского производства, в котором был подписан Карсский договор, передававший область Ангорскому правительству, и сейчас можно увидеть под специальным навесом во дворе городского музея. Очевидно, за прошедшие девяносто два года вагон много раз перекрашивали - из-за поновлений в надписи на нем вкрались курьезные ошибки. Например, “Российская Красная Армия” стала армией “квасной”. Редкие русские посетители музея иной раз указывают на них смотрителям - но воз и ныне там.
Практически весь двадцатый век Карс оставался самым отсталым и обездоленным городом Турции - вкладывать деньги в далекую пограничную провинцию республиканское правительство нужным почему-то не считало. Город пустел и ветшал - многие жители, отчаявшись получить работу здесь, переехали в трущобы-“геджеконду” Анкары и Стамбула.
“В беледийе (мэрию) Карса пришел старичок. “На русских жаловаться хочу! Дороги и дома построили, водопровод сделали - и когда теперь уже вернутся, отремонтируют?” (Городской анекдот).
Сейчас Карс уже, впрочем, впечатления депрессивного города не производит. За годы “турецкого экономического чуда” здесь началась большая стройка - к сожалению, повторимся, за счет сноса старых русских и армянских домов. Медленно, но верно Карс становится похож на другие провинциальные центры страны.
А уровень безработицы здесь по-прежнему один из самых высоких в Турции. Зайдите в любую чайную в разгар рабочего дня - увидите играющих в карты и нарды мужчин трудоспособного возраста, которым больше некуда пойти. Открытие границы с Арменией могло бы помочь людям заработать, но этот вопрос политики обеих стран не могут решить уже больше двух десятилетий. Хотя открытая граница, несмотря на взаимные обиды, нужна всем - и армянам, и туркам, и курдам, и местным азербайджанцам, которых в Карсе едва ли не четверть. В последние годы, правда, началось строительство железнодорожной ветки в Грузию, которая могла бы оживить городскую экономику, - но недавно оно было приостановлено. Сроки завершения работ повисли в воздухе.
А еще здесь вполне мог бы развиваться туризм. Представьте себе, например, экскурсионные туры по восстановленным молоканским деревням с погружением в культуру русских переселенцев. Красиво? Среди жителей Карса есть энтузиасты, готовые взяться за дело. А вот массового спроса, который позволил бы реализовать этот “стартап”, способный обеспечить рабочими местами многих безработных, нет и не предвидится. Иногда складывается впечатление, что местным русское наследие Карса становится более интересно, чем нам самим. Вот что грустно.