Призрак потепления, казалось бы, безнадежно испорченных отношений между Москвой и Тбилиси совпал с почти круглой датой - 230 лет исполняется Георгиевскому трактату, документу, приведшему Грузию в вассальную зависимость от России. В российской историографии этот шаг преподносится как безусловное благо для Грузии. Грузинские же историки еще в начале прошлого века писали об этом событии с обидой. Корреспондент “Солидарности” попытался разобраться в непростой истории российско-грузинских связей.
На фото - замок эриставов Арагвских в Ананури, Картли, XVI - XVII века. Во время нашествия Ага-Мухаммед-шаха в 1795 году здесь прятались беженцы из Тифлиса
Недавно в российских магазинах случилось невиданное событие - к нам вернулось “Боржоми”. Минералка, еще не успевшая окончательно избавиться от ореола “запретного плода”, вновь предлагается отечественному потребителю по умеренной цене. Замечено, говорят, и первое грузинское вино. И - дивное совпадение - как раз намедни исполняется 230 лет знаменательному событию: переходу восточной Грузии под российский протекторат.
Поставленный в 1983 году, к двухсотлетию подписания договора, памятник российско-грузинскому единству (кстати, первый “след”, оставленный в столице Зурабом Церетели) все последние годы стоял на Тишинской площади в Москве немым укором разрушителям дружбы вековой... Вообще при взгляде на историю отношений России и Грузии возникает мысль: их отношения похожи на отношения мужчины и женщины. Бурная влюбленность сменяется безобразными ссорами, а те, в свою очередь - демонстративным “уходом к другому”. В наше время “грань дружеских штыков”, о которой писал Лермонтов, все больше описывают как вражескую оккупацию.
В таких случаях истину стоит искать где-то посередине. Но чтобы хоть как-то разобраться в ситуации, нам придется начинать “от Адама”.
В истории каждого народа есть свое “смутное время”. В Грузии оно растянулось на добрых три века - с пятнадцатого по восемнадцатый.
Былинные времена “царицы цариц” Тамары, когда власть грузинских царей простиралось от Трапезунда на Черном море до Каспия, к пятнадцатому столетию давно прошли. Да еще с падением Византии страна оказалась в агрессивном кольце иноверных государств. Изнуренное постоянными набегами и внутренними усобицами, некогда единое Грузинское царство раскололось на части. На востоке возникают самостоятельные царства Картли и Кахетия, на западе образуется целая плеяда царств и княжеств: Имеретия, Гурия, Абхазия, Сванетия, на юго-западе поднимает голову самостоятельное атабекство Самцхе.
Но легко ли эту самостоятельность удержать, когда вокруг столько алчных соседей? На западе в это время активизировались турки, на востоке - персы. Одно за другим княжества попадают в зависимость от иноверных правителей.
Об этих временах написано много - и о разорительных нашествиях на грузинские земли, и об унизительной дани, которую нужно было платить невольниками и особенно невольницами, и о междоусобной вражде. Принцип “разделяй и властвуй” официально сформулируют англичане столетия спустя, но и турки, и персы прекрасно понимали, что нет лучшего способа держать непокорные территории в узде, чем стравливая владетелей между собой. Благо многочисленным грузинским “равноуважаемым семьям” - владетелям-эриставам и князьям-мтавади - немного было нужно, чтобы перегрызться.
Пожалуй, больше всего ситуация в Грузии тех лет напоминала ордынское иго на Руси. Султаны и шахи собирали со страны дань и назначали и смещали царей по собственному усмотрению. Царям же, в свою очередь, пришлось в полной мере осваивать хитрости “подковерной дипломатии” и интриг при султанском и шахском дворах. Аристократия постепенно перенимает обычаи и культуру, а порою и религию завоевателей...
Несмотря на это, отрезанные от христианского мира грузинские владетели ищут мощного единоверного союзника и защитника. В шестнадцатом веке взор грузинских царей впервые падает на Россию, которая как раз утвердилась в Астрахани и расставила форпосты на Северном Кавказе. Из грузинских земель в Астрахань зачастили посланники от картвельских царей и князей с просьбами о защите - и о приеме в российское подданство.
В Москве к этим просьбам относлись благосклонно: в конце XVI века к длинной титулатуре московских царей даже прибавляется звание государей “Иверския земли, Карталинских и Грузинских царей”.
Однако на практике дело не движется далее обмена подарками, словесных любезностей и приема грузин-эмигрантов на российскую службу. Настоящей возможности влиять на ситуацию в регионе - и, что самое главное, прагматического интереса к этому, у Москвы нет.
Интерес у России появится много позже - под занавес царствования Петра I, когда тот, покончив со шведами и окончательно утвердившись на Балтике, решит заняться “каспийским направлением”. Иран в это время оказался ослаблен внутренними усобицами и вторжением афганцев настолько, что мог стать легкой добычей Турции. Видеть османов на берегах “Хвалынского” моря, как тогда называли море Каспийское, Петру совершенно не хотелось. К тому же после победы в Северной войне уже не такой утопичной казалась мысль возродить прямой торговый путь в Индию и утвердить русское влияние в Средней Азии. В 1722 году русские войска входят в персидский тогда Дагестан и занимают Дербент - “железные ворота”, запирающие дорогу в Закавказье.
Тут-то и пригодилась идея русско-грузинского союза. Петр склоняет царя Картли Вахтанга VI принять участие в походе против дагестанских горцев. Вахтанг предложение принимает. К сожалению, приходится признать - первый опыт русско-грузинского союза оказался для его царства травматичным. Шах вместо “вероломного” Вахтанга пожаловал права на престол Картли кахетинскому царю Константину (Махмадкули-хану) и предоставил тому право завоевать царство. К тому же Вахтанг, надеясь на союз с Россией, отверг предложение о союзе с турками, которые, как, кстати, и предполагал Петр, не собирались упускать момент и готовились к войне. В итоге Вахтанг оказался в ловушке.
Русские на подмогу картлийцам не пришли - соображения “реальной политики” не позволили Петру идти на открытый конфликт с султаном. Без русской поддержки турки быстро захватили и Картли, и Кахетию, равно ослабленные усобицей. Впрочем, царь Вахтанг и его двор получили приглашение поселиться в России. И вынуждены были предложением воспользоваться.
Османы распоряжались на востоке Грузии двенадцать лет и оставили о себе память куда худшую, чем персы, с многолетним владычеством которых картлийцы и кахетинцы хоть как-то, но свыклись. Парадокс в другом - массовый исход в Россию, возглавленный царским семейством, трагическое, казалось бы, событие, стал в конце концов большим благом для грузинской культуры.
В Москве к тому времени давно и успешно функционировала грузинская колония, а с прибытием туда царского двора она превратилась в настоящий культурный оазис. Это и не удивительно - в Москве обескровленные многолетней изоляцией грузинские культура и наука встретились с европейской. Землячество стало важным центром грузинского книгопечатания. Да что там говорить, один из наиболее популярных трудов по грузинской истории, “Житие Грузии”, составленное сыном Вахтанга царевичем Вахушти, было создано и издано в Москве.
В 1735 году к власти в Иране приходит Надир-шах - полководец тюркского происхождения, известный в равной мере как решительностью и талантом стратега, так и необузданной жестокостью (чего стоит одна лишь легенда о горе из глаз непокорных жителей Дербента, сложенной по его приказу в городской мечети). Надиру удается не только вернуть Картли с Кахетией под свою руку, но и сделать Иран, пребывавший в упадке после афганского нашествия и турецкого разгрома, вновь одной из мощнейших держав Среднего Востока.
Не то чтобы его воцарение означало благо для Грузии... Но история знает одну закономерность: после ухода таких “эффективных менеджеров” часто наступает либо оттепель, либо смута, либо застой. Иран не был исключением - здесь наступил застой. И этим шансом грузины смогли воспользоваться в полной мере.
В 1744 году, незадолго до смерти, Надир ставит править Картли царя Теймураза из кахетинской ветви древнего царского рода Багратионов (тех самых, из которых вышел знаменитый полководец, герой войны 1812 года), а в Кахетии - его сына Ираклия. Пользуясь затишьем после смерти Надира, отец и сын смогли не только удержаться у власти, но и существенно расширить собственную власть. Со смертью Теймураза оба царства перешли в руки Ираклия - одного из будущих “архитекторов” Георгиевского трактата. В 1762 году Ираклий официально объединяет Картли и Кахетию в одно государство. Грузия достигает при нем таких успехов, что ее в кои-то веки замечают в Европе.
Дворец Ираклия в столице Кахетии Телави - вернее, его реплику, отстроенную в советское время - автору удалось увидеть два года назад. (Живописную крепость Батонисцихе, в которой стоит дворец, читатель может помнить по кадрам из фильма о былинном Мимино.) Поразили меня тогда две вещи - во-первых, скромность, даже аскетичность обстановки - никакой роскоши, небольшой тронный зал и оружие на стенах. Право же, иные мтавады жили куда роскошнее, не говоря уже о владетелях соседних мусульманских ханств. Но красноречивее было второе впечатление - запах запустения. Музеем явно никто всерьез не занимался с советского времени. Какой контраст по сравнению с глянцевым музеем оккупации, недавно выстроенным в Тбилиси... Или, может, я драматизирую?
А что Россия? Как раз в разгар правления Ираклия к власти приходит Екатерина II. Петербург вновь обращает внимание на Закавказье: отношения с Турцией катятся к войне. В 1768 году султан разрывает мир с Россией. И пусть основной театр военных действий находится на сей раз далеко от Грузии, давние просьбы грузин о помощи приходятся кстати. В Имерети у власти в этот момент находится молодой и решительный царь Соломон I, враждующий с турками и неоднократно до того просивший Петербург о поддержке. Пока с султаном был мир, Екатерина отвечала отказом, однако теперь - дело другое.
Авантюрная идея направить в Грузию экспедиционный корпус русских войск и убедить грузин подняться на войну могла при некоторой доле успеха принести России легкую победу в русско-турецкой войне. Основные силы турок стянуты в Крым и Придунавье, а здесь под боком слабозащищенный анатолийский тыл и, чем черт не шутит, прямая дорога к Константинополю. Ираклий, тем более, тоже готов к войне - ему не дают покоя лавры собирателя земель, и с помощью русской армии он надеется присоединить находящийся под контролем турок южный регион Месхети. Есть у Ираклия и другой зуб на султана: турки даже не особенно скрывают, что регулярно подзуживают горцев-лезгин совершать набеги на грузинские земли.
В 1768 году русские войска прибывают к Ираклию и Соломону. Командует ими Готтлоб Тотлебен, герой одной из блистательных побед недавней Семилетней войны - взятия Берлина. Однако грузинская его кампания закончилась довольно бесславно. Командующему не удалось найти общий язык с грузинскими войсками.
“Весной 1770 года, когда Ираклий и Тотлебен двинулись вместе к Ахалцихе и подошли к Аспиндзе, между ними... возникли на военном совете пререкания: Тотлебен не хотел вступать в бой с неприятелем, а Ираклий требовал настоятельно, чтобы русские шли в авангарде. В спор этот вмешался пылкий двадцатичетырехлетний Георгий (сын Ираклия. - Прим.ред.), находившийся в свите отца, и этим окончательно испортил дело.
- Генерал! Неприлично в такое время изменять царю! - вскричал он запальчиво.
- Я не имею повелений от императрицы, - сухо возразил Тотлебен. - К тому же я располагаю столь малыми силами, что не могу сражаться с сильнейшим противником.
- Вы только срамите, генерал, русское войско и роняете достоинство великой России, - продолжал царевич. - Мы сразимся одни и одержим победу, донесем императрице о вашей трусости.
Тотлебен после этих слов оставил собрание и приказал русским войскам отделиться от грузин.
Оставшись один, Ираклий должен был отступить и возвратился назад. На пути ему пришлось выдержать жестокую битву с лезгинами и турками... Окруженный в рукопашной схватке врагами, он собственноручно убил лезгинского военачальника и только этим подвигом вырвал победу из рук неприятеля”.
(В.И. Потто, “Кавказская война”).
В современной Грузии любят говорить о “предательстве” Тотлебена, хотя это утверждение все же кажется по меньшей мере преувеличением. Генералу, несмотря на разрыв с грузинскими военачальниками, принадлежит и ряд серьезных побед - в частности, им была захвачена находившаяся под контролем турок столица Имеретии Кутаиси. Однако в конце концов Екатерина отозвала Тотлебена - а вскоре и вовсе свернула кампанию.
Война, как мы помним, закончилась сокрушительным поражением Турции и укреплением России в Крыму и Новороссии. Согласно подписанному в 1774 году Кючук-Кайнарджийскому мирному договору не забыли и о Грузии: Россия заставила султана отказаться от взимания с Имерети дани - в том числе девицами. Однако сами грузины явно ждали большего:
“О царстве Карталино-Кахетинском в трактате - ни слова, - возмущался в начале прошлого века историк и юрист, автор популярного исследования “Присоединение Грузии к России” князь Зураб Авалов. - Хотя именно теперь, после участия в войне, упоминание о нем в трактате было необходимо. Ираклию осталась лишь слава об его удачах - и ожидание мести со стороны турок и лезгин. Соломона... все это касалось ближе... Но еще задолго до русско-турецкой войны он отказался платить дань невольниками и воспретил торговлю ими... Трактат ни йоты не прибавил к тому, чего Соломон уже достиг... хуже того, Россия признает status quo antе, именно тот порядок вещей, с которым Соломон желал порвать, т.е. туркам принадлежит по трактату в Имеретии и Мингрелии то... что им принадлежало издавна”.
Казалось бы, разочарование от кампании Тотлебена дальнейшему укреплению русско-грузинских отношений не способствовало. Опять же, за время, прошедшее с кончины Надир-шаха, Ираклию удалось при благоволении к нему иранских правителей существенно укрепить государственность. Неужели плохо “маленькому кахетинцу”, как прозвали Ираклия за его низкорослость, под шахской властью, тем более что шахи благоволят царю - настолько, что дали ему карт-бланш на сбор дани с богатых ханов Гянджи и Эривани?
Конечно, желание союза с Россией сложно объяснить исключительно “православной солидарностью”. Распадающийся Иран не мог дать Грузии главного - стабильности, без которой, как известно, ни вертикаль не построишь, ни с колен не поднимешься. Россия, несмотря на предыдущие обиды, оставалась единственным союзником, который мог бы позволить Ираклию завершить задуманное.
24 июля (или 4 августа по новому стилю) 1783 года послы царя Картли и Кахетии прибывают на Кубань, в крепость Георгиевск для подписания договора о российском протекторате. За гарантии стабильности, территориальной целостности, собственной власти и обещания помощи в приобретении новых территорий Ираклий готов поступиться многим. Речь даже не о том, что всякий восходящий на престол царь должен был “подтверждаться” из Петербурга - за долгие столетия персидского господства к подобному в Картли и Кахетии было не привыкать. Но договор обязывал Ираклия отказаться от самостоятельной внешней политики - все шаги на этом фронте должны были отныне согласовываться с Петербургом. Впрочем, несколько лет спустя царь нарушит этот пункт, попытавшись обезопасить себя “пактом о ненападении” со стороны Турции - несмотря даже на предостережения со стороны русских властей. У России с Турцией как раз дело шло к очередной войне.
Обещание России защищать царство не помешало в 1785 году аварцам Умма-хана вторгнуться в Кахетию и порядком деморализовать грузин... Мало того, после вышеупомянутого договора Ираклия с турками русские войска попросту покидают Кахетию. До сих пор не вполне ясно - был ли это “щелчок по носу” Ираклию за нарушение буквы договора или просто нежелание “влезать” в боевые действия на новом фронте.
Таким образом, оказалось, что Георгиевский трактат на тех условиях, на которых он был заключен, не работает. Итогом стало вторжение в сентябре 1795 года в царство нового иранского правителя и давнего недруга Ираклия Ага-Мухаммед-шаха. Ага-Мухаммеду, “хитрому скопцу”, как его прозвали, не давали покоя лавры Надир-шаха как “собирателя земель персидских”. И с “предательством” былого вассала он мириться не собирался.
Вскоре после вторжения персидских войск в окрестностях Тифлиса произошло Крцанисское сражение. Оно стало одной из черных страниц грузинской истории - войска Ираклия потерпели сокрушительное поражение, а Тбилиси пал и был разрушен войсками “скопца-хана” до основания.
Как выяснилось позже, в начале сентября русским войскам был все же отдан приказ выдвинуться на помощь Ираклию - но получили они его лишь две недели спустя. До сих пор не вполне ясно, виной тому штабная бюрократия или это был очередной “щелчок по носу” Ираклию, на сей раз уже стоивший тому действительно дорого?
После разорения Тбилиси Россия все же вступает в войну, выдвинув войска в Дагестан. Чем бы кончилась эта эпопея, не вполне ясно - но в 1796 году умирает сперва Екатерина, потом Ага-Мухаммед-шах. Спустя два года в возрасте семидесяти восьми лет скончался и Ираклий, так и не сумев оправиться от поражения. А уже его сын Георгий делает “единственно правильный вывод” и просит Россию о полном подданстве.
“Предоставьте им все мое царство и мое владение, как жертву чистосердечную и праведную, и предложите его не только под покровительство высочайшего русского императорского престола, но и предоставьте вполне их власти и попечению, чтобы с этих пор царство картлосианов считалось принадлежащим державе Российской с теми правами, которыми пользуются находящиеся в России другие области”, - писал он отправляющимся ко двору Павла I послам. Условие со стороны Георгия было только одно: “не прекращать в доме моем царского звания, а допустить царствовать наследственно, как это было при предках моих...”
Тяжело больной Георгий у власти, впрочем, не задержался. В декабре 1800 года, пока в Петербурге решался вопрос о присоединении Грузии, он скончался. По букве Георгиевского трактата власть должна была быть передана его наследнику Давиду. Но Павел I вмешивается - и отдает приказ не допустить коронации. Вопрос с престолонаследием повисает в воздухе, а уже в середине января 1801 года подданным Картли и Кахетии торжественно читают императорский манифест о принятии страны в вечное российское подданство. О царской власти - ни слова.
Вскоре за тем Павел, издавший манифест, был убит. Вопрос с присоединением опять повис в воздухе. Новый император Александр, особенно поначалу, проявлял большую щепетильность в правовых вопросах, а такое одностороннее прекращение двустороннего договора юридически правильным назвать было едва ли возможно. Опять же, отстранить от власти легитимного монарха - это же уподобиться французским якобинцам!
Мнения в совещательных органах власти разделились - вплоть до того, что далеко не все были уверены, стоит ли России принимать на себя такую обузу, как Грузия? Экономические выгоды от приобретения сомнительны, а издержки очевидны... Впрочем, голоса сторонников присоединения звучат куда уверенней, и в Грузию ради анализа ситуации направляют командующего на Кавказе генерала Кнорринга. Ответ Кнорринга - в стране брожение и хаос, присоединение крайне желательно. Александр отбрасывает белые перчатки: в мае 1801 года Давид, так и не взошедший на престол, но не оставлявший этой надежды, арестован и выдворен из Грузии. Картли-Кахетинское царство окончательно прекратило свое существование. Через несколько лет его судьбу повторит Имерети, а в течение последующих десятилетий - и другие грузинские земли.
И вправду, казалось бы, что за некрасивая история. Но как здесь не вспомнить другое - лишь при российской власти, потеряв при столь неприглядных обстоятельствах независимость, Грузия приобрела целостность. Имеретинец, рачинец, сван и мегрел наконец почувствовали себя прежде всего грузинами.
Опять же, был бы, например, у Грузии знаменитый поэт и националист князь Илья Чавчавадзе, если бы не юридический факультет Петербургского университета? Скорее всего, были бы другие - не хуже. Но Чавчавадзе бы не было.
Безусловно, из песни нельзя выкинуть слова - ни восстаний, порою жестоко подавляемых, ни дуболомов-консерваторов победоносцевской породы из министерства просвещения, которые пытались ликвидировать в школах грузинский язык. В подобных испытаниях национальная идея, как правило, и крепнет: испытания для нее - питательная среда... Но вопросы столь философического свойства - это уже другая история.