243 года назад в России была опубликована первая фундаментальная работа, посвященная картофелеводству. Сейчас картофель в постсоветских странах - продукт неотъемлемый и неизбежный, но к своему месту на столе наших соотечественников и славе “второго хлеба” картошке пришлось в буквальном смысле пробиваться с боем.
На иллюстрации - фотография Сергея Прокудина-Горского "Монахи, сажающие картофель", 1910 год. Собрание Библиотеки Конгресса США
В конце августа 1770 года читатели журнала “Труды Императорского Вольного экономического общества” - люди, безусловно, просвещенные и почтенные, - обнаружив там работу “Примечание о картофеле, или земляных яблоках” за авторством публициста и ботаника Андрея Болотова, вряд ли полностью поняли важность прочитанного. О “яблоках”, или “тартуфеле”, к тому времени было написано немало, и многие любители экзотики, удалившись со службы в родовые имения, выращивали их у себя на клумбах. Но автор не просто описывает особенности заморского растения и методы его культивации - все в работе наводит на мысль: будущее у “яблок” на российских просторах может быть большим.
Хотя поводов для оптимизма, казалось бы, немного. Буквально недавно, в 1765 году, когда в ряде губерний случился голод, Екатерине II присоветовали обратить на новинку внимание - мол, если заставить крестьян рассадить “потейтес”, как зовут “яблоки” на Альбионе, у себя, с голодом получится справиться “без большого иждивения”. Императрица согласилась и повелела губернаторам всемерно способствовать посадкам “яблок”. Однако затея с треском провалилась. Оно и понятно - вообразим, что сказали бы колхозники дня вчерашнего на приказ занять посевные земли, скажем, авокадо? А “тартуфель”, говорят, растение мало того что капризное, так и опасное - многие, собрав с куста и приготовив ягоды вместо клубней, травились.
Сам Болотов писал по этому поводу: виной всему “несовершенное знание, как оный (картофель. - А.Ц.) садить; бывшая засуха, вследствие чего урожай везде худой, создала худое мнение и вящему размножению картофеля охоту отняла; непривычка к нему народа, который не нашел к оному вкуса, и закоренелое мнение о том, что употребление его в пищу здоровью крайне вредительно; несклонность нашего народа к предприниманию новых трудностей”.
А ведь первый мешок “тартуфеля” привез в Россию в качестве “кюнстштука” еще Петр на рубеже веков... Тогда экзотическую новинку оставили практически без внимания, чего нельзя сказать про другой петровский “подарок” - “зелие табачное”. Как редкая диковинка картофель иногда попадал на столы знатных особ - но не более того.
Сам Болотов познакомился с картофелеводством во время Семилетней войны, находясь на службе в занятом русскими войсками Кенигсберге, и выйдя после войны в отставку, занялся агрономическими опытами в своей усадьбе Дворяниново.
Наученный прусским опытом, он начал высаживать картофель именно как огородное, а не декоративное растение. Наконец, само слово “картофель” пришло в русский язык именно через Болотова. Немецкие огородники успели к тому времени “адаптировать” чужеродное итальянское словечко (немецкое слово Tartuffel - не что иное как искореженное тосканское tartufolo, то есть “трюфель”). Народная этимология говорит - слово Kartoffel произошло от того, что сила у этого растения поистине дьявольская, то есть Teufelskraft.
Именно такой “крафт” и нужен был в условиях северных губерний России, где, по выражению Болотова, земледелец “одни только семена да солому получает, и потому всю свою надежду на навозную (землю) имеет”.
Это понимали и “наверху” - очередные попытки распространить картофель в среде крестьян делали и Павел I, и Александр I. Результат был тот же, то есть практически нулевой.
Завезенный в Старый свет еще в середине XVI века, картофель приживался там разными путями. Испанские и итальянские крестьяне с удовольствием принялись его сажать - и на корм скоту, и себе на стол. Особенно “земляное яблоко” оценили ирландцы. После того как в XVII веке, после разорительной оккупации страны войсками Кромвеля, большинство католиков оказались согнаны с земли, для многих ирландцев картофель стал единственным способом не умереть с голоду - ведь его можно было растить и на крохотном клочке, который отныне приходилось арендовать у пришлого лендлорда.
Но лучшим аргументом в пользу “тартуфелей” стал “малый ледниковый период”: климат в Европе XVII - XVIII веков был куда суровей, чем теперь, морозные зимы и неурожаи были не редкость. Хотя и без приказных мер не обходилось - в той же Пруссии одно время поля засевали картофелем под дулами ружей. Как выяснилось позже, не зря.
Картошка оказалась поистине незаменимой в условиях постоянных европейских войн. Войну за Баварское наследство 1778 - 1779 годов между коалицией под началом Пруссии и Австрийской империей даже так и назвали - “картофельной”. Из-за перебоев со снабжением и нерешительности военачальников, избегавших крупных столкновений, солдаты враждующих сторон все это время нападали больше не на врага, а на окрестные “тартуфельные” посадки (хотя южане-австрийцы в основном налегали на сливы, и в Австрии эту войну помнят как “сливовый базар”). В память об этой кампании могилу прусского короля Фридриха Великого, под занавес правления которого случилась такая странная война, украсили парой скульптурных картофелин.
Но несмотря на то, что картофель к концу XVIII века успел широко распространиться в Западной Европе, предубеждение перед ним все еще было очень сильно. Относились к нему как к растению, вредному для почвы и человека (травились им действительно часто, не только ягодами, но и выкапывая по неопытности незрелые клубни).
Защитником и популяризатором картофеля в европейском масштабе стал француз-агроном Антуан Пармантье, положивший на это в 1770-е и 1780-е годы немало сил. С его именем связана часто цитируемая история о том, как картофель внедряли среди французских крестьян. Пармантье, арендовав крупный участок земли и засадив его картофелем, распустил слух, что огород его непростой, и выращивают там модный корнеплод “к столу высокопоставленных особ”, а для пущей убедительности выпросил на участок солдат для охраны. Ночью, правда, караул снимали - и стоит ли удивляться, что картофельное поле очень быстро было разворовано до клубня. Впрочем, говорят, что в реальности эта идея принадлежит не Пармантье, а генерал-контролеру финансов страны Анну Тюрго.
Как бы то ни было, на российских просторах о такой тонкости мышления популяризаторам картофеля оставалось только мечтать...
“Отец русского картофелеводства” Андрей Болотов прожил очень долгую жизнь. Родившись при Анне Иоанновне в 1738 году, он скончался лишь в 1833 году - уже в николаевской России. И всего несколько лет не дожил до трагических “картофельных бунтов”.
Николай I, даром что его правление сейчас видится “застоем”, за преобразования внутри страны брался довольно решительно. Чего стоит одна затеянная им масштабная реконструкция дорожной сети - вечного источника русских бед... Поэтому когда в 1830-х годах в северных и сибирских губерниях начались неурожаи и на горизонте замаячил призрак голода, в Петербурге приняли решение в очередной раз приняться за “окартофеливание” крестьян. По стране были крупными тиражами разосланы инструкции по посадке картофеля, крестьян, взявшихся его высаживать, предполагалось поощрять. Однако на местах, как водится, императорское распоряжение по “внедрению картофеля в массы” было воспринято с должным дуболомным энтузиазмом: сажать картошку заставляли силком, хотя распоряжение из центра имело исключительно рекомендательный характер.
Первые картофельные бунты случились среди удельных крестьян Вятской, Казанской и Владимирской губерний. Но основной размах движения пришелся на начало сороковых, когда взбунтовались уже государственные крестьяне.
История здесь, впрочем, довольно сложная.
Вдобавок к кампании “картофелизации” страны в России началась реформа государственной деревни. В Петербурге было учреждено Министерство государственных имуществ, в ведение которого были переданы государственные крестьяне - “свободные сельские обыватели”. Какими окольными путями шли слухи об этом в деревню - неясно, но в итоге до крестьян добралась ужасающая новость: продали их, дескать, из казны “министеру” в удел. И “картофь” сажать заставляют неспроста, а все потому же: в крепость готовят.
Одно из самых известных выступлений произошло в 1842 году в Шадринском уезде Пермской губернии. Крестьянский гнев обрушился на сельских начальников и писарей, якобы составивших подложные документы, по которым продали крестьян, - естественно, без ведома государева... Начались самосуды.
“Сельские начальства спасались, кто куда мог, от ярости народа, но многие из них были схвачены на местах их жительства или пойманы после побега. Начались допросы и пытки. Вешание за ноги головою вниз на веревках, перекинутых чрез водосточные желоба крыш, перетаскивание веревками под льдом через нарочно устроенные для этого проруби, обнажение и обливание на улице холодной водой, погружение в колодцы и другие жесточайшие истязания приходилось испытывать несчастным волостным и сельским начальникам. В некоторых селениях той же участи не избегло и духовенство...”
(Картофельный бунт в Пермской губернии 1842 года. Рассказ крестьянина Гурина. 1874 год.)
Усмирять взбунтовавшихся послали войска; вскоре - с вилами против солдат много не навоюешь - восстание было подавлено, пришел черед расправ над бунтовщиками:
“Из признанных наиболее виновными большинство не вынесло его (наказания. - А.Ц.) и умерло в непродолжительном времени после секуции. Крестьяне, бывшие свидетелями или жертвами кары, до сих пор с ужасом вспоминают о ней. Они уподобляют ее молочению хлеба и говорят, что первая “настилка” была особенно страшна и ужасна, и что немногие перенесли ее. Они прибавляют также, что солдаты из поляков отличались неумолимою жестокостию в наказывании. Определения степени виновности каждого предоставлено было делать волостным и сельским начальникам. Апелляции не было, и личная вражда или неудовольствие часто служили мерилом участия в бунте”.
(Картофельный бунт в Пермской губернии 1842 года. Рассказ крестьянина Гурина. 1874 год.)
Постепенно волнения сошли на нет, а деревенскую реформу решили не распространять на сибирские губернии. К тому же - важный аргумент - вскоре была разрешена “свободная выкурка вина из картофеля на всех заводах и прием такого спирта, вина или водки наравне с хлебными”...
Дольше всех держались, конечно, старообрядцы. Какие только истории не ходили среди них о картофеле! Назовем несколько эпитетов, которыми они наградили “опасный” корнеплод - здесь и “антихристово яблоко”, и “цертовы катышки” и даже “кобелиные яйца”, как прозвали картошку пермяки. Само появление ее на российских просторах напрямую связывалось с грядущими последними временами:
“...Приидет антихрист, противник Христу ... в то время будет трава есть от него зовомая картофъ антихристова похоть, нарицают ю овощем, и распространится по лицу всея землю, и всяк возраст возлюбить сласть великую, и помрачены человецы умом яко пьяны: глаголет бо о ней святый Симеон Новый Богослов, яко скверно от Рима начало имать, и распространится повсюду, и в том брашне осквернятся человецы якоже древний Израиль”.
Или возьмем другой отрывок:
“Аще в которой стране расплодят людие сие проклятое зелие, то в той стране не будит плода пошеницы и всякаго овощия не будит, и нужда, а потом смерть, а по смерти мука вечная со дияволом в негасимый огнь... Аще который человек сие зелие ял, то до самой смерти должен плакать и каяться о том гресе, да прощения приймет от Бога; аще который человек ял, по смерти своей царства небеснаго во веки не наследует, аще за Христа и кровь свою прольет...”
Но к концу XIX века картошку начинают выращивать почти повсеместно. И даже авторитетные среди старообрядцев старцы признают: употребление картофеля, равно как вина и табака, есть не ересь, но лишь “излишество”. Но отдельные очаги сопротивления картофелю продолжали держаться еще в начале нового века:
“В Маслове (Инсарский уезд Пензенской губернии, современная Мордовия. - А.Ц.), когда раздавался картофель на обсеменение, пришла одна заплаканная бедная женщина и заявила, что она в картофеле не нуждается, и просила вместе с тем вычеркнуть ее из списка столующихся. Ничего не подозревая, заведующий похвалил ее за то, что она, не в пример другим, не только не просит побольше, а даже по совести уступает свою долю более нуждающимся. Однако дело оказалось не в добросовестности. Когда она шла за картофелем, ей встретился крестьянин, тоже столующийся, но которому отказано было в картофеле на семена. “Куда идешь?” - спросил он. “За картофелем, посулили дать на семена”. - “Это к антихристу? Опутает он вас картофелем, как опутал столовой”. - “Да нешто это антихрист?” - “А кто же? Ведь не зря же он приманивает то тем, то другим”.
(Краткий отчет о деятельности Пироговской врачебно-продовольственной Комиссии в 1912 - 1915 гг. М., 1916.)
Последние бастионы антикартофельной обороны в старообрядческих селах “сдались” только в годы войны перед лицом голода. В голодные годы коллективизации и войны “цертовы катышки” окончательно заняли свое место во главе русского стола, а СССР сделался мировым лидером по производству картофеля. У современной России, правда, эти лавры отняли Китай и Индия.
Но как у нас утекают наши лавры - это уже другая история.