На прошлой неделе в рамках рассмотрения “дела Кобозева” Центральный районный суд Волгограда завершил допрос Леонида Мильмана и ударными темпами выслушал его “коллегу” по свидетельской кафедре Андрея Мохова. Первый рассказал о том, как оказывал бескорыстную помощь в несколько миллионов рублей вверенной ему гостинице и как нехороший председатель облсовпрофа якобы вынудил его купить машину ради списания долга. Второй свидетель с ходу набросился на подсудимого с обвинениями, которые, по мнению защиты, тянут на уголовную статью для него самого.
26 августа в Центральном районном суде Волгограда продолжился допрос Леонида Мильмана, директора ООО “Гостиница “Турист” и одного из ключевых свидетелей обвинения по “делу Кобозева”. Стоит заметить, что ключевыми сторона защиты чаще всего называет тех свидетелей, которые должны были бы разделить с бывшим председателем Волгоградского облсовпрофа Вячеславом Кобозевым ответственность, соверши он что-нибудь противозаконное. Косвенно такая позиция подтверждается существенными разногласиями в показаниях свидетелей и подсудимого.
Вот, к примеру, ситуация вокруг Фонда “Содействие туризму и гостиничному обслуживанию” (СТиГО), в собственности которого и находилась гостиница. В октябре 2009 года было решено создать новую управляющую структуру для “более эффективного использования” “Туриста”. В деле есть документ под названием “Протокол № 7 от 16 октября 2009 года”, согласно которому общее собрание участников Фонда “СТиГО” принимает решение о добровольной ликвидации Фонда. Подписано представителем участника Фонда генеральным директором ООО “Гостиница Турист” Мильманом.
Причем даже Леонид Мильман признал в суде, что представленный ему на обозрение протокол не учитывал интересы учредителя Фонда - Волгоградского облсовпрофа. Тем не менее документ составили и принесли на подпись Кобозеву. Тот, конечно, ничего подписывать не стал. На заданный свидетелю вопрос адвокатов о том, почему им и Лебедевым был составлен документ, не учитывающий интересов облсовпрофа, Мильман ответил, что эти самые интересы учитывались в некоем Протоколе № 8, в котором облсовпрофу предлагалось вступить в созданное АНО “ВолгоПрофТурОтель” и который якобы также был представлен Кобозеву на подпись.
Вряд ли это можно считать ответом на прямо поставленный вопрос, тем более что сам подсудимый категорически утверждает: никакого Протокола № 8 никогда не существовало в природе. Что примечательно, смысл этих пререканий сводится не к доказыванию вины Кобозева, а к отрицанию вины свидетеля обвинения. По версии стороны защиты, Мильман и Лебедев имели цель увести гостиничный комплекс из-под управления облсовпрофа (организация управляла им через Фонд “СТиГО”).
- Скажите, а почему при составлении Протокола № 7 не были предусмотрены в интересах облсовпрофа условия, по которым после ликвидации Фонда облсовпроф вошел бы в качестве полноправного участника АНО, владевшего гостиницей “Турист”? - спросил адвокат Андрей Алёшин.
- Это было прописано в Протоколе № 8, судьба мне его неизвестна, - ответил свидетель. - Он был передан (Кобозеву. - П.О.). Протоколы были переданы ему и обратно возвращены не были - ни с подписями, ни без подписей.
- А каким образом можно было в Протоколе № 8 общего собрания участников Фонда решить вопрос о вступлении облсовпрофа в качестве участника АНО, являющейся самостоятельной организацией? - продолжил адвокат Алёшин. Вопрос остался риторическим.
Сам Вячеслав Кобозев довольно редко устно выступает в суде. Можно сказать, только в исключительных случаях. Вот и на этот раз он решил высказать свою версию событий:
- Когда они представили Протокол № 7, стало ясно, что готовится практически приватизация “Туриста” (Лебедевым и Мильманом. - П.О.). Я заявил об этом и потребовал вернуть облсовпрофу его собственность (то есть в случае ликвидации Фонда не передавать гостиничный комплекс в АНО, а вернуть его облсовпрофу. - П.О.). После чего - буквально через день (19 октября. - П.О.) - последовал арест.
Между тем, Леонид Мильман обнаружил в суде совершенно альтруистические свойства. Так, в 2005 - 2006 годах, по его словам, он, как физическое лицо, давал деньги ООО “Гостиница “Турист”, которым руководил сам же: на ремонтные работы и безвозмездно. А в 2008 - 2009 годах, “когда встали на ноги (речь об АНО - П.О.), стали давать уже взаймы”. Конкретно - под 24% годовых, а “стали” во множественном числе, потому что гостиничному комплексу активно помогал и господин Лебедев.
Причем процентные займы альтруисты выдавали потому, что “беспроцентные нельзя”. С чего “отцы Терезы” так решили, неясно, но всего гостиничному комплексу была оказана помощь на десятки миллионов рублей. Взамен Мильман, по его словам, получал “удовлетворение от того, что гостиница работает и живет”. Защита же, судя по задаваемым свидетелю вопросам, пытается доказать суду, что господа Мильман и Лебедев имели намерение обратить в свою собственность гостиницу “Турист” за долги, в которые сами же ее и вгоняли.
- На полдороге мы никогда не останавливаемся, - отвечал Леонид Маркович на один из вопросов защиты. - Вложить свои деньги и не вернуть их назад не в наших правилах.
Между тем защита полагает, что свидетель Мильман перед допросами получает “консультации” от органов государственного обвинения. Некоторые косвенные признаки в определенной степени подтверждают такую вероятность. Так, переходя к допросу по одному из эпизодов дела, прокурор Пилипенко задал первый вопрос: “Что вам известно о прощении долга?” Из вопроса никак не было понятно, кто, кому и сколько должен, однако Леонид Маркович тут же стал бойко отвечать. Причем - опираясь на цифры и даты, заботливо выписанные на одну из нескольких бумажек, с которыми он являлся на допросы.
Впрочем, само наличие записей неудивительно, если учитывать, что в конце каждого заседания свидетель неизменно интересовался, по какому эпизоду и по каким обстоятельствам его будут допрашивать дальше. Судья Косолапов удовлетворял его любопытство, хотя ни один из свидетелей до Мильмана на памяти корреспондента “Солидарности” не удостаивался такой привилегии. А просили многие.
Одним из самых запутанных (по мнению защиты - надуманных) эпизодов дела является история с прощением облсовпрофом Фонду “СТиГО” остатка долга в сумме около 2 млн рублей. По версии следствия, Вячеслав Кобозев согласился простить эту сумму от имени возглавляемой им организации, поставив условие: Фонд приобретет у него автомобиль “мерседес” за 650 тысяч рублей. Думается, позиции сторон здесь разъяснять не нужно.
Машина действительно была продана и, соответственно, куплена в 2007 году. Сделка была заключена в мае, а деньги Кобозеву были выплачены в июле (условия договора позволяли это). Причем авто было зачислено на баланс ООО “Гостиница “Турист”, а не самого Фонда. Одновременно с этим, в мае того же года, водитель Кобозева Дмитрий Колесников приобрел у ООО “Форд-Фокус” (и тоже рассчитался за него в июле, как раз перед тем, как Фонд перечислил Кобозеву деньги за “мерседес”).
Мильман объясняет продажу “Форда” чрезвычайно большим пробегом автомобиля и потребностью в новом. Новым как раз и стал “мерс”. И вот что удивительно: согласно обвинительному заключению, Кобозев навязал свою машину в обмен на прощение долга, а Мильман, соглашаясь с такой постановкой вопроса, утверждает, что организация именно что нуждалась в (не то чтобы новом, но) другом автомобиле. “Железный конь” - “железная” логика...
Тут бы и оставить эпизод, но свидетель утверждает, что Вячеслав Владимирович (возможно, не подозревая об этом сам) продал им неисправную машину, в ремонт которой ООО пришлось вложить за два месяца эксплуатации около 100 тысяч рублей (то есть около 20% стоимости машины). За два месяца - потому что не прошло и двух недель после расчета с Кобозевым, как “мерседес” был продан некоему гражданину за 450 тысяч рублей. Якобы потому, что в скором времени “должна была посыпаться коробка передач”, которую Кобозев, между прочим, отремонтировал за год до продажи.
Это, конечно, подтверждает предположения об альтруистическом характере делового человека Мильмана: купить за 650 тысяч, вложить 100 тысяч и продать за 450 тысяч. Но, возможно, это к делу не относится, так же как то, что никаких аргументов, кроме устных заявлений Леонида Марковича о том, что между продажей машины и прощением долга есть связь, в деле нет.
Когда на руках нет аргументирующих позицию сторон документов, только и остается что тратить время на подобные вещи. Впрочем, устные показания свидетелей для суда также являются доказательствами, и верить им или не верить, может решать только сам суд.
Следующим в качестве свидетеля выступил Андрей Мохов, в прошлом индивидуальный предприниматель, а ныне - директор волгоградской МОУ “ДЮСШ № 6”. Он отрекомендовал себя муниципальным служащим.
Суду Андрей Викторович интересен тем, что в 2005 году, являясь индивидуальным предпринимателем, он решил восстановить во Дворце спорта профсоюзов (литера “Б”) ледовый каток. Он заключил договор аренды с ныне покойным директором ДС Валерием Селивановым, закупил (по собственным словам) необходимое оборудование и таки добился своего: каток вновь заработал. Но не все могло устраивать самого Мохова.
В 2005 году полуразрушенная часть Дворца спорта - литера “Б” перешла в собственность созданному облсовпрофом ООО “Аэробус”. Общество было образовано с целью более эффективного использования литеры “Б” Дворца спорта: волгоградские профсоюзы, как и в аналогичных случаях, внесли в качестве вклада в ООО имущество - часть Дворца спорта (литеру “Б”). И если до этого Андрей Мохов платил за аренду целого здания (!) по 30 - 50 тысяч рублей в месяц, то теперь, по его словам, аренда взлетела чуть ли не до двухсот тысяч.
В 2008 году руководством “Аэробуса” была проведена строительная экспертиза, согласно результатам которой это здание Дворца спорта (литера “Б”) вот-вот грозило обрушиться на головы посетителям. Опасаясь второго “Трансвааля”, ООО “Аэробус” не стало продлевать контракт с Моховым, и с июня 2008 года волгоградцы перестали кататься там на коньках. И - рисковать своими жизнями.
Андрей Викторович начал давать показания довольно бодро, даже чересчур. Свидетельская кафедра почти что превратилась в броневик, когда Мохов патетически вещал о том, что не считает Кобозева человеком, попутно употребляя такие эпитеты, как “ничтожный”. При этом, как оказалось, с Вячеславом Владимировичем он толком-то и не знаком, а к профсоюзам и тем более к их имуществу не имеет вообще никакого отношения. Выступление Мохова в суде напоминало предвыборную речь популиста, и остановить поток его слов не всегда получалось даже у судьи.
- У него были те объекты, которые он должен был хранить, они должны были работать на благо наших жителей и нашего города, - набросился ни с того ни с сего свидетель на Вячеслава Владимировича. - Я просто хочу задать вопрос этому человеку: почему он не смог сохранить Дворец спорта, плавательный бассейн? Неужели не было возможности, не было средств? Зачем вы переводили объекты в частную собственность? Как вы можете спокойно смотреть в глаза жителям нашего города? Вот мне - не стыдно задавать вам такие вопросы. Я, может, слишком эмоционален, но я занимаюсь детьми, мне дорог наш город.
Свои заявления свидетель не смог подтвердить ничем, тем более что сами его вопросы к подсудимому обнаруживали полное незнание им обстоятельств жизни облсовпрофа. Достаточно напомнить о том, что Волгоградский совет профсоюзов выступал учредителем фондов и ООО для привлечения инвесторов, перехода на упрощенную схему налогообложения и извлечения из своего имущества хоть какой-то выгоды: ведь порой нечем даже было платить зарплату сотрудникам аппарата организации.
- Вы имеете какое-либо отношение к профсоюзам и профсоюзной собственности? - спрашивал Андрея Мохова адвокат Алёшин.
- Нет, я не имею. Но я, как житель города...
- Так на каком основании вы беретесь решать судьбу имущества общественной организации, не будучи даже ее членом?
- Те помещения, которые принадлежат облсовпрофу, они должны принадлежать нашему городу, - ответил муниципальный служащий.
Андрей Алёшин, адвокат Вячеслава Кобозева:
- По моему мнению, свидетель Мохов дает столь обиженные эмоциональные показания по причине того, что его в свое время “попросили” из Дворца спорта и лишили источника дохода. Здание литеры “Б” Дворца спорта в 2008 году находилось в аварийном состоянии и грозило обвалом, и как ранее в суде показала свидетель Азарова, отчасти и по вине Мохова и его деятельности по эксплуатации катка. С ее слов эксперты установили в числе прочего, что разрушение здания катка вызывала работа использовавшихся Моховым холодильных установок и что они эксплуатировались неправильно. Но каток в любом случае запретили бы эксплуатировать по одной простой причине: во Дворце спорта мог случиться второй “Трансвааль”, бетонные конструкции могли бы обрушиться, в принципе, в любой момент.
Мохов открыто обвинил Кобозева в воровстве. Фактически это клевета, то есть уголовно наказуемое преступление. Но, на мой взгляд, говорил он не своими словами и был кем-то достаточно подготовлен к допросу. Очевидно, он пришел очернить Кобозева, хотя даже не был с ним толком знаком. Зато странным образом Мохов, простой арендатор и человек очень далекий от профсоюзов, оказался осведомлен о том, какие у участников были доли в уставном капитале ООО “Аэробус”: он сказал “50 на 50”, и так оно и было. При этом он, согласно его же показаниям, пришел со своим предложением по аренде катка к директору Дворца спорта буквально “с улицы”.
Предыдущий материал о “деле Кобозева” находится здесь