После крови, пролившейся на киевских улицах в конце января, и серии захватов органов власти, стремительно прокатившейся по Украине, каток украинского кризиса замедлил ход - как будто стороны испугались ответственности за то, что может произойти. Корреспондент "Солидарности" отправился в Киев 25 января, вскоре после того, как между властями и демонстрантами было заключено перемирие. Тревожная передышка в общем и целом продолжается и сейчас - однако по-прежнему неясно, куда в ближайшее время может свернуть Украина.
- Ой, слушай, мои уже вконец меня достали, - передо мной на паспортном контроле в аэропорту Борисполь одна барышня с непередаваемой украинской певучестью в голосе жалуется другой. – Они, представляешь, каждый день мне звонят, спрашивают, жива ли я. Я уже даже трубку не беру - достали. Устала уже объяснять – где мы, а где Грушевского.
После новостей из Киева по телевизору и чтения тревожной ленты в "Фейсбуке" первое время даже удивляешься обыденности жизни, которая течет вне киевских баррикад. Революционный город должен, кажется, выглядеть иначе – а тут в метро в вечерний час полно народу, едущего по своим делам, кафешки блестят теплыми огоньками… Правда, кое-где нет-нет, а мелькнет объявление на закрытой двери: мол, райком закрыт, все ушли на фронт.
К тому же в конце января в Киев пришла очень красивая зима – морозная, с ярким и уже чуть-чуть пригревающим днем солнцем. Совершенно не думается, что только что здесь, рядом, происходила бойня. Хочется бродить по переулкам, любоваться казацким барокко на Подоле и пить кофе, благо средний киевский счет куда ниже московского.
Впрочем, скоро замечаешь, что и в метро, и в кафешках все говорят об одном.
- Мы не знаем даже, что там, в центре, мы в сторону Майдана не ездим, - откровенничает со мной диспетчер такси возле железнодорожного вокзала. – По телевизору говорят, что эти, как их… титУшки… останавливают машины и выволакивают оттуда людей.
А в хостеле, куда я заселился, ворота закрываются с 12 ночи до 7 утра – «сами понимаете, в связи с последними событиями – для безопасности».
Во время последних событий в Киеве пропало немало людей. Часть слухов о пропажах не оправдывается. Но вот тело участника Майдана, львовского сейсмолога Юрия Вербицкого, похищенного людьми в штатском, нашли в лесополосе. А еще одного похищенного вместе с Вербицким - Игоря Луценко - нашли живым, но серьезно избитым.
Информацию по поводу происходящего вообще было сложно фильтровать - где слух, где вброс, где правда. К тому же во время обострения противостояния за новостями было попросту не угнаться.
Вечер 25 января. Еще днем на улице Грушевского – основной линии соприкосновения радикалов и спецподразделений - продолжались столкновения, несмотря на объявленное перемирие. Но к вечеру все стихло.
Баррикады в центре - хотя картинка происходящего в Киеве, казалось, хорошо знакома по репортажам - вживую впечатляют очень сильно. "Окрестности" - а теперь это практически весь Крещатик - превращены в самую настоящую крепость. Стены в несколько метров высотой из мешков со снегом, арматуры, шин и местами колючей проволоки - такие с наскоку не возьмешь
Майдан по-прежнему дымит печурками и пестрит флагами и креативными плакатами. Но сердце происходящего в Киеве уже не здесь, а на Грушевского.
На самой «линии соприкосновения», у обгорелых ворот стадиона "Динамо" (здесь кто-то уже успел вывести белым по копоти извечное революционное "Мир хатам – вiйна палацам"), валяются остовы автомобилей, горят костры, вокруг них греются люди в масках и рыжих строительных касках. Слева – частично выгоревший во время столкновений дом: огонь перекинулся на него с покрышек, которые жгли протестующие, чтобы создать дымовую завесу перед позициями "Беркута". Все это – остовы техники, костры, силуэты людей, обгорелая витрина магазина – составляет страшноватую, но почти безупречную композицию. Ловлю себя на мысли, будто смотрю не то на инсталляцию, не то на диораму в военном музее…
- Вiдчуття, що кiно знiмають, - словно слышит мои мысли мужчина, стоящий рядом. – Навiть не вiриться, що це реальнiсть!
- Слава Українi! – ревет кто-то над ухом.
– Героям слава! - хором отзывается толпа.
- Слава нацiї! - заводит кто-то на первой линии. Отзыв на этот пароль-кричалку: "Смерть ворогам!" - звучит на порядок жиже.
Вдали, за кострами – щиты "Беркута".
- Тоже ж люди там разные стоят, - задумчиво говорит второй сосед…
"Беркут" в палитре украинской революции – безусловное зло. Накануне весь прогрессивный сегмент Укрнета распространял видео с задержанным активистом Михаилом Гаврилюком. Здорового парня казацкой внешности бойцы "Беркута" выгнали голым на мороз и фотографируются с ним. На "антимайдановских" форумах, в свою очередь, писали, будто Гаврилюка спасли от попытки самосожжения, отобрав одежду, пропитанную бензином.
Как бы то ни было, 24 января в Киеве неизвестные расстреляли милиционера, проживавшего в общежитии "Беркута", в Николаеве одному из беркутовцев подожгли машину. Семьи бойцов спецподразделений стали получать угрозы. Ну и в "Беркуте", понятно, ненависть к демонстрантам давно уже выходит за рамки "служебно допустимого" - отсюда и гранаты с примотанной к ним "шрапнелью" из гаек, и стрельба резиновыми пулями по журналистам (которые в основном занимают в украинских событиях вполне однозначную позицию), и разгром организованного демонстрантами медпункта, и, судя по всему, уже боевые патроны, которыми были застрелены "жертвы Грушевского" - армянин Сергей Нигоян и белорус Михаил Жизневский. В противоположном лагере, правда, намекают, что жертвы могли быть выгодны и радикалам - чтобы подстегнуть развитие событий. А до того много говорили и про снайперов (в зависимости от позиции - Януковича, НАТО или "кремлевских").
На первую линию "лишних" не пускают. "Сюди – тiльки провокатори", - добродушно усмехается сторожащий проход дядька в каске.
Мы стоим на второй от "Беркута" баррикаде – она вся забита народом, протиснуться, чтобы сделать сверху пару кадров, непросто. Благо мне любезно уступают место. Все вокруг вообще очень вежливы и доброжелательны.
Если раньше "мирный Евромайдан" дистанцировался от "радикалов", то теперь, после бойни, все уже далеко не так однозначно. "Фашиствующих молодчиков", которыми пугают зрителей федеральные телеканалы, здесь не так много – хотя они, конечно, самые заметные: и экипированы грамотнее, и глаза холоднее, и дисциплина серьезнее. В касках и с дрекольем на баррикадах стоят не только боевики-фанаты - можно увидеть и студентов, и менеджеров, и бизнесменов. Много явно приезжих из регионов. Хватает - пусть и не на первой линии - и пенсионеров.
Греемся у разведенного в железной бочке костра. Девчушка, приехавшая с Волыни, угощает соседа конфетами и просит передавать пакетик по кругу. Достается и мне. Шоколадка вкусная, но я разочарован - где госдеповские печеньки?
Под ногами – аккуратные кучки булыжника и битой плитки. В уголке у забора – штабели пустых бутылок для "коктейля Грушевского". Вниз по улице, несмотря на мороз, с горки, с позиций "Беркута", бойко течет ручей – очевидно, из гидранта, из которого гасили подожженные демонстрантами шины. Группа демонстрантов черпает из ручейка воду в заботливо приготовленные пятилитровые баклаги – пригодится заливать баррикады: в такой мороз станут как каменные. Рядом стоят молодые ребята в майках медслужбы поверх курток и в касках с красными крестами – озаботились заказать форму по единому образцу.
Над улицей Грушевского гремят "тулумбасы" - железные и пластиковые бочки. Древнее, как мир, средство связи – если забьют часто-часто, то это будет сигнал: начался штурм.
Но "Беркут" стоит спокойно. И то, что происходит вокруг, очень напоминает какой-то странный праздник.
- Есть такое дело, наверное, - говорит моя киевская собеседница и провожатая Алена, когда я на следующий день поделился своими соображениями по этому поводу. Месяц назад, когда мы с моей спутницей общались по скайпу, о радикалах, затевающих столкновения с милицией, она отзывалась негативно. Теперь, после первой крови и сообщений о пропавших, - помогала строить баррикады и разбирать мостовые. .– Потому что после того, что здесь произошло, наверное, это естественная реакция. Когда появилась информация об убитых и о том, что на улицах пропадают люди, было очень страшно. После этого выходишь на площадь вместе со всеми ковырять брусчатку – и становится вроде бы даже весело.
Между тем рядом с улицей Грушевского, у массивного угловатого белого здания Украинского Дома (в далеком советском прошлом - музея Ленина, а в постсоветском настоящем – конгресс-холла), шумит толпа.
Внутри – две сотни курсантов, занявших здание накануне. Действий никаких по отношению к протестующим не предпринимают, но Украинский Дом – это ключ к тылу демонстрантов на Грушевского.
Дом берут в осаду.
"Ви-хОдь, ви-хОдь!" – орет толпа. Кто-то взобрался наверх и колотит в стекла палками.
- Тише! – одергивает кто-то постарше. Стук затихает. Скандирующие переходят на более миролюбивое "Мiлiцiя з народом!". Собранные, камуфлированные, в масках, ребятки из какой-то правой группировки расчищают коридор - на случай, если курсанты решат выйти. Не выходят... Крики и физиологически неприятный стук палками по стеклу возобновляются.
Поскальзываясь, по обледенелым мешкам, набросанным под стены, забираюсь туда, где можно хоть что-то разглядеть. Тонкая цепочка курсантов – пацанам должно быть сейчас очень некомфортно – в ответ на крики начинает дробно бить дубинками по щитам. Выходит неуверенно. Командир поливает вверх из брандспойта – где-то, очевидно, вынесли стекло и пытаются пролезть внутрь.
За цепочкой группируются другие бойцы, видно только скопление касок. "Там "Беркут" за ними, - уточняет кто-то рядом. - Как всегда спрятались за пацанами!" Впрочем, в толпе возникают и другие версии. "Там русский спецназ", - уверенно, почти наставительно говорит мне сосед.
Стояние затягивается.
- Пошли. Сегодня смотреть больше не на что, – слышу сзади.
Это оказалось неправдой. Позже Дом начнут штурмовать уже всерьез: в ход пойдет пиротехника с одной стороны и резиновые пули - с другой. Итог – несколько раненых и приказ курсантам покинуть здание. "Русский спецназ" никто, увы, так и не увидел.
Наутро в Украинский Дом выстроилась длинная очередь из экскурсантов. На площади ребята в камуфляже, балаклавах и касках убирают территорию. В здании в центре холла красуется дедушка в каске, ленточках и с сине-желтым прапором. Киевляне охотно с ним фотографируются. Дед доволен.
Неподалеку между тем собирается импровизированная пресс-конференция.
- Что ж раньше-то не снимали? - ворчат рядом со мной. - Одни здесь вчера были, другие теперь интервью раздают.
В Украинском Доме, как позже заявили уполномоченные от демонстрантов, разместят пресс-центр и хирургический пункт.
Я возвращаюсь на Майдан и иду в Дом профсоюзов, который был занят в ноябре одним из первых. Федерация профсоюзов Украины, которой принадлежит здание, поначалу не стала протестовать против занятия дома. Отношение профсоюзов к ситуации резко поменялось в декабре, когда Печерский суд Киева отказал профработникам в праве находиться в здании.
В Доме профсоюзов нечто вроде штаба, и, чтобы пройти внутрь, мне приходится демонстративно тянуться в карман за удостоверением прессы. Доставать не приходится - верят на слово. На проходной уныло и непонятно для чего дежурит охранник в синей форме - хозяйственному управлению и ЧОПу суд разрешил остаться.
Впрочем, здание, похоже, и вправду содержат аккуратно, если не считать неизбежного бардака от скопления большого количества людей и вещей на небольшой площади. В холле - пункт сбора теплых вещей, несколькими этажами выше - медпункт.
- Вчера была пара перевязок, но тяжких не было – женщина, например, обпеклась горячей водой, - показывают мне журнал приемов. - Сегодня в основном с гриппом и простудой приходят. Но здесь не остаются, только получают лекарства.
Один из этажей дома ФПУ занят пресловутым "Правым сектором", боевики которого, собственно, и начали беспорядки 19 января. "Официальной" оппозиции "Правый сектор" не подчиняется. На двери, ведущей на этот этаж с лестничной клетки, предупреждение: "Посторонним вход воспрещен". Несанкционированно проникать как-то даже и не хочется...
- Все-таки быстро здесь организовалась новая бюрократия, - говорит мне моя спутница.
И вправду, далеко не всем на Майдане очевидно, кто и по какому принципу распоряжается зданиями, и главное - кассами. Но что правда - то правда: организация внутри баррикад при отсутствии явной иерархии и лидеров фантастическая. Есть "сотни", которые дежурят на охране, есть хорошо налаженное снабжение топливом - откуда только берется столько дров и покрышек, и "служба по уходу за территорией" из добровольцев…
В Святую Софию вместе со мной посмотреть фрески пришли несколько человек. В храме тихо, да и что ему, тысячелетнему, нынешние события – он монгольскую осаду видел.
- Да, наверное, сейчас чуть меньше народу приходит, но это, может быть, еще и из-за морозов, - тетушки-смотрительницы словоохотливы. – А Майдан? Я вообще-то поддерживаю, и в городе большинство, наверное, тоже – после того как "Беркут" студентов дубинками избил.
На выходе из храма – свечи и цветы в память убитых. Рядом трое тетушек, с виду вполне мирных.
- Яныка надо бы на кол посадить. А кроме того... - тетушка продолжает расписывать, что бы еще она сделала с действующим президентом.
- Ну у тебя и воображение, - смеется вторая.
- Ну так а що, мы ж украинцы, пусть знают, что так с нами нельзя!
…Группа активистов в экипировке выходит на Майдан из метро. Несмотря на разбитый на поверхности лагерь, станции "Майдан Незалежностi" и "Крещатик" – а здесь главный пересадочный узел Киева – работают в обычном режиме, разве что заграждения и посты начинаются сразу на выходе со станций. Уборщица сплевывает активистам вслед: "Когда ж вы работать наконец пойдете…"
- Вообще, конечно, идешь с каской по микрорайону - многие неодобрительно косятся, - говорит моя спутница.
В декабре среди киевлян проводились соцопросы - если верить им, не поддерживают происходящее около четверти жителей столицы. Какова ситуация сейчас - сказать трудно.
26 января в в Михайловском Златоверхом монастыре, что напротив Св. Софии, отпевали Михаила Жизневского. Траурная процессия вылилась в массовую манифестацию. Впереди – православный и униатский священники и камуфляжные крепыши в форме УНА-УНСО – самой известной украинской ультранационалистической организации. Белорус Жизневский, оказывается, был ее членом.
- Зніміть шапки, українського героя несуть! – кричит кто-то, когда процессия останавливается у прохода за баррикады.
Процессия проходит по Крещатику – мимо лотков торговцев сувенирами. Ассортимент большой - фанатские шарфы, маски Гая Фокса, ставшие с легкой руки кинематографистов символами протеста, "евроленточки" и, конечно же, магнитики.
- Вот все говорят: бизнес, бизнес. Работа это… – не без обиды в голосе говорит продавец.
Рынок, надо сказать, реагирует быстро – появились магнитики с фотографиями бойни на Грушевского. Десять гривен штука.
P.S. Репортаж отражает ситуацию, сложившуюся в Киеве в конце января, часть описанных реалий к моменту опубликования текста может уже не соответствовать действительности