Экономические ограничения против стран - политических противников в мире не новость. В том или ином виде санкции применялись еще с античных времен, хотя настоящее распространение такая практика получила сравнительно недавно, в XIX веке. “Солидарность”, не претендуя на глубокий анализ истории вопроса, прошлась по нескольким ярким эпизодам прошлого, связанным с проблемой, и попробовала вынести из этих уроков истории мораль.
На фото - британская карикатура начала XIX века, посвященная континентальной блокаде Наполеона и ответной блокаде, предпринятой Британией. На гравюре британский аллегорический Джон Булль не выглядит напуганным от перспективы жить за стеной на ростбифе и эле, но в реальности серьезный ущерб понесли все страны -участницы этой войны. А больше всего досталось союзникам и сателлитам Франции, принужденным участвовать в блокаде согласно букве неравных договоров...
1805 год. Европа, как созревшее яблоко, падает в руки к Наполеону. Разбиты под Аустерлицем австрийцы - теперь они, враги французов, вынуждены выступать с Бонапартом в союзе. Франция собралась было вторгнуться на Альбион, чтобы разгромить основного своего противника, британцев, но флот адмирала Нельсона при Трафальгаре наносит французской эскадре поражение, которое заставляет Наполеона забыть об этих планах.
Возникшую ситуацию иначе как патовой не назовешь: стороны примерно равносильны, и уступать никто не намерен. Не сумев победить Британию на море, Наполеон принимает решение удушить ее экономически.
Надо понимать специфику международных экономических отношений тех лет: война сама по себе не являлась непреодолимой помехой для торговли. И даже если судам враждующих стран путь в порты противника оказывался заказан, товары продолжали поступать покупателям через посредников - купцов нейтральных стран, в том числе американцев.
Однако англичане Бонапарта опередили. Король Георг декретом от 16 мая 1806 года объявил морскую блокаду подконтрольных французам портов - от бретонского Бреста до устья прусской Эльбы. Суда нейтральных стран допускались британским флотом в эти порты лишь в том случае, если они не грузились в портах воюющих с Англией стран либо если таковой порт не был точкой их прямого назначения. А на более узком периметре - от устья Сены до фламандского Остенде - британцы перекрыли доступ торговым судам на континент и с континента полностью. Нейтральное судно, попавшее в руки англичан у берегов в этих местностях, подлежало аресту и объявлялась призом британской короны.
Наполеон как будто ждал этого: теперь он смог апеллировать к нарушению Британией международного права и предпринять “адекватные ответные действия”. Тем более что к осени 1806 года он наносит поражение еще одному противнику - Пруссии, а значит, может диктовать условия и ей. В ноябре в Берлине император издает декрет: всем сателлитам и союзникам Франции предписывается полностью прекратить торговые отношения с Англией и ее колониями, а любой английский подданный, оказавшийся на контролируемой французами территории, будет рассматриваться как военнопленный.
Удар был точно рассчитан: континентальная Европа оставалась для Англии важнейшим рынком сбыта ее промышленных товаров, особенно текстиля, и продукции ее колоний - чая, сахара и табака. Континентальная блокада, рассчитывал Наполеон, обрушит экономику соперника и вызовет волнения внутри страны.
В 1807 году возможности для манипуляции у Бонапарта серьезно расширились: ему удалось принудить к заключению мира Россию, для которой Британия являлась основным торговым партнером и которая была важнейшим поставщиком на рынки Альбиона зерна, сырья (пеньки и железа), а также парусины. Все эти товары были жизненно важны для громадного британского флота. Но по условиям договора, заключенного в Тильзите, Россия присоединялась к блокаде.
Оправдались ли ожидания Наполеона? Отчасти. Потеря рынков, увеличение разрыва между зарплатами работников и ценами на основные товары дорого стоили короне. И хотя за годы континентальной блокады англичане смогли отчасти переориентировать свой экспорт на Латинскую Америку, вовсе отказаться от экспорта в Европу они не смогли, предпочтя вместо этого вкладывать немалые деньги в развитие контрабандной сети сбыта.
В свою очередь, шелк и вино из Франции, которые, несмотря на войну, пользовались спросом в Британии, не узнавшей военных разорений последних лет, тоже остались без важного рынка сбыта. Россия же, для которой присоединение к блокаде было откровенно невыгодным шагом - мы лишились основного торгового партнера, - вскоре начинает почти открыто игнорировать режим блокады, пользуясь услугами посредников. Не очень-то прикрытая торговля с Англией не прерывалась, несмотря на то, что как союзник Франции Россия вступила с Британией в состояние войны (которая, впрочем, велась лениво и ограничивалась по преимуществу небольшими морскими стычками). В конце концов, брешь в блокаде со стороны России станет одной из предпосылок, заставивших Наполеона вторгнуться на российскую территорию.
Тем не менее оценки ущерба для отечественной экономики от участия в континентальной блокаде у историков разных лагерей до сих пор разнятся. С одной стороны, резкое, в разы, сокращение экспорта вызвало обвал рубля и снижение цены на зерно. С другой - как указывает ряд исследователей, возникший на рынке дефицит готового британского текстиля, безусловно, создал немало проблем российской экономике, но в долгосрочной перспективе оказался благом. Иначе создание своего текстильного производства, которое во второй половине столетия станет локомотивом русской промышленности, было бы отложено на неопределенный срок.
Настоящая золотая пора института санкций наступила после двух мировых войн: в новом биполярном мире этот инструмент воздействия все же был более безопасен, чем остальные. И, конечно, основным их инициатором на международной арене стали США. Только после войны американцы устанавливали санкции и эмбарго против других стран несколько десятков раз. Это неудивительно - если посмотреть на историю экономических санкций, видно, что они, как правило, объявляются сильнейшими против более слабых, по крайней мере равных, но не наоборот.
Но в 1973 году история сложилась по-другому. На фоне очередного арабо-израильского конфликта, “войны Судного дня”, арабские страны - экспортеры нефти в ответ на поставки Западом оружия израильтянам вводят нефтяное эмбарго на поставки нефти в страны, поддерживающие еврейское государство. Достается, конечно, в первую очередь США, но также и странам Западной Европы, и даже Японии.
Этот шаг спровоцировал один из крупнейших энергетических кризисов в недавней истории: за год цена на баррель сырой нефти подскочила втрое - с четырех до двенадцати долларов за баррель.
В США и Европе привыкли к дешевизне топлива (даром что сравнивать цены на нефть 1973 и 2014 года просто смешно), и к такому повороту событий люди оказались не готовы. В США вынужденно вводились ограничения на заправку транспортных средств: если номер на автомобиле заканчивался на четное число - то по четным дням, если на нечетное - соответственно, исключая 31-е числа. Дефицит топлива привел в конце концов к массовым забастовкам дальнобойщиков. В Британии бензин, как в войну, выдавали по талонам, а в Нидерландах ввели настолько суровые меры экономии, что за нарушение лимита потребления энергии можно было попасть за решетку.
В Японии, которая также подпала под санкции, случился дефицит... туалетной бумаги. Резкое удорожание производства стратегического продукта и, соответственно, скачкообразный рост цен на него вызвал ажиотажный спрос, и туалетная бумага на некоторое время пропала с полок японских магазинов.
Эмбарго продлится до 1974 года, но в США топливные ограничения отменят лишь в 1976 году. Топливный кризис, вызванный санкциями, серьезно изменил мир. Перестали выпускаться знаменитые широкие и тяжелые американские авто - символы American lifestyle 60-х. Дефицит нефти заставил развитые страны сильнее диверсифицировать энергопотребление, в частности придал серьезный стимул развитию атомной энергетики.
Наконец, перестроился сам рынок нефтепродуктов - на нем существенно большую, чем прежде, роль стал играть СССР. Именно в событиях 70-х стоит искать один из истоков нашего нынешнего неоднозначного положения на мировом рынке.
Санкции, направленные против конкретной страны, как правило, рассчитаны на получение страной, их установившей, определенных политических дивидендов в не слишком отдаленной перспективе. Только благо почти всегда оборачивается издержками - хотя бы от сворачивания сотрудничества и потери рынков.
Но бывают и санкции-долгожители, и здесь, конечно, необходимо вспомнить Кубу, которая живет под ними уже 54 года. Ущерб от них для острова сами кубинские власти оценивают в сотни миллиардов долларов.
Первые экономические меры против Кубы США ввели в 1960 году как ответ на национализацию местных производств и компаний, проведенную революционными властями: львиная доля этих компаний принадлежала американцам. Первоначально речь шла о сокращении импорта сахарного тростника и о привлечении к экономическому давлению на “остров Свободы” союзников по НАТО, но вскоре меры были ужесточены до полного эмбарго. А несколько позже американцам де-факто запретили посещать остров и тратить там деньги (исключение касается американских кубинцев, да и для тех существуют ограничения).
Лишь недавно, уже в президентство Барака Обамы, американцы решили несколько “сдать назад”: речь пошла об упрощении поездок граждан США на Кубу и о разрешении денежных переводов. “Когда Фидель Кастро пришел к власти, я только родился”, - объяснял действующий президент американцам свою инициативу и абсурдность более чем полувекового “удушающего давления”.
К нашему времени против санкций в отношении Кубы голосует уже большая часть Генеральной Ассамблеи ООН, за вычетом ближайших союзников США. Куба же, несмотря на жизнь по карточкам и дефицит импортных товаров, остается “при своих”, а семейство Кастро по-прежнему руководит страной.
Это, наверное, можно списать на специфическое кубинское упрямство. Но вопросы природы человеческой - это уже другая история...