Добыча нефти в дореволюционной России была, как и сейчас, передовой отраслью - там и с техническими инновациями все было хорошо, и платили побольше, чем в других местах. Но так ли все было гладко? Корреспондент “Солидарности” решил ознакомиться с документами, рассказывающими о повседневности нефтяной промышленности тех лет. И надо сказать, что массовые забастовки, которые сотрясали отрасль в 1900-х и 1910-х годах, случились вовсе не на пустом месте.
Нефтяникам в современной России принято завидовать: и заработки высокие, и работа престижная - отрасль-кормилица все-таки, не оборонка какая-нибудь... А если заглянуть назад лет этак на сто?
Главным центром российской нефтяной промышленности времен “первого капитализма” был Апшеронский полуостров в современном Азербайджане - туда мы и отправимся, а помогут нам в этом материалы из библиотеки ФНПР и открытых источников.
Добыча нефти в те годы была относительно молодой, но быстро развивающейся отраслью и удобным полигоном для обкатки новых технологий. И, надо сказать, проблемы рабочих тех лет тоже звучат вполне “современно”: применение заемного труда, “потогонный” рабочий график, непрозрачные схемы выплат заработной платы.
Или - что, слава Богу, для века нынешнего характерно уже несколько менее - вопиюще пренебрежительное отношение к безопасности производства и здоровью людей. Но - обо всем по порядку.
Нефть на Каспии добывали издревле - как не использовать то, что буквально горит под ногами? “Огненное масло” веками черпали из многочисленных нефтяных колодцев кожаными бурдюками - вручную или с помощью ворота. Присоединение прикаспийских ханств к России не особенно изменило положение дел. Истратив девять лет - с 1804 по 1813 - на войну с Персией, русские власти вряд ли всерьез задумывались о перспективах нефтедобычи в этом регионе. Время, когда “черное золото” станет решающим аргументом в геополитике, наступит еще не скоро. На первых порах добычу нефти доверили купцам, которые, в свою очередь, продолжали кустарным образом черпать ее из колодцев. Первые промышленные скважины пробуют бурить в 40-е годы XIX века, но настоящий “бум” каспийской нефтедобычи наступит только в 70-е, когда станет ясно, что нефть - это гораздо больше, чем альтернатива углю.
“Можно топить и ассигнациями”, - сказал по поводу недооцененных свойств нефти Дмитрий Менделеев. В мире набирает популярность освещение керосином, который в Россию завозят из Америки за бешеные деньги. Хотя, казалось бы, свое сырье - совсем близко. В конце концов, власти отменят неуклюжую систему откупов, разрешат приобретать нефтеносные участки в собственность, будет как следует освоена технология перегонки. Правда, керосин вскоре обложат грабительским акцизом - но даже несмотря на этот очевидно вредный закон добыча нефти на Апшероне увеличится в разы.
“Погоду” русского нефтяного рынка и бакинской нефтедобычи делали известное семейство Нобель (три брата - Людвиг, Роберт и Альфред, изобретатель динамита и “отец” самой престижной в мире премии), а также их русский компаньон Петр Бильдерлинг. Основанная ими в 1879 году фирма “Товарищество нефтяного производства братьев Нобель” стала тогдашним “Лукойлом” и “Газпромом”. Нобели подошли к делу с истинно немецкой обстоятельностью. Например, завели при фирме геологическую службу - а до этого скважины бурили, в общем-то, наугад. Кроме того, отрасль в их руках стала обкаточной площадкой для многих технологических новинок.
Именно они первыми в России стали перевозить нефть по железной дороге в вагонах-цистернах (обычно на Каспии “черное золото” перевозили бочками на арбах). Для фирмы Нобелей были разработаны первые в мире танкер и теплоход, а знаменитый инженер Шухов построил для “Товарищества” первый в России нефтепровод. Кроме того, Нобели были, что называется, социально ответственными работодателями: для нужд рабочих они строили школы, больницы и целые жилгородки.
Но в этом они являлись, скорее, исключением. А всего в начале XX века нефтедобывающих фирм и компаний разного масштаба и разряда на Апшероне было около полутора сотен. Пригороды Баку ощетинились нефтяными вышками...
В те годы нефть добывали из скважин “тартанием”, поднимали в специальных емкостях - “желонках”. Способ добычи опасный и трудоемкий, но с него имели кусок хлеба тысячи рабочих разных народностей, вероисповеданий и квалификаций. На промыслах трудились русские, армяне, татары (т.е. азербайджанцы, говоря современным языком) и гастарбайтеры-персы: к началу двадцатого века персидским подданным был каждый пятый работник нефтяных промыслов, а среди неквалифицированных - и вовсе чуть ли не каждый второй.
В 1910 году деятель Бакинского союза нефтепромышленных рабочих, а в будущем революционер Александр Стопани публикует всеобъемлющий доклад об условиях труда и заработной плате рабочих на нефтяных промыслах и заводах. Забегая вперед, скажем, что Бакинский нефтяной регион вообще уникален обилием статистики, которую с редкой скрупулезностью собирали и представители общественности, и местное объединение нефтепромышленников - по крайней мере, так повелось с началом на Каспии массовых забастовок, о которых мы расскажем чуть ниже...
Как же работалось на промыслах?
“В 60-е и начале 70-х годов, - пишет Стопани, - преобладала на промыслах по тартанию нефти частью ручная, частью конная работа в одну 12-часовую смену с часовым перерывом на обед. В конце 70-х и начале 80-х годов с теми же техническими приемами работают в две 12-часовые вахты при двух сменах. В конце 80-х годов появляется паровое бурение и в начале 90-х появляются 4 вахты при 2-х комплектах - по шесть часов каждая, с общей 12-часовой продолжительностью рабочего дня, но уже в это время кое-где у крупных фирм можно встретить трехкомплектную работу с восьмичасовым рабочим днем... Однако, как общее правило... работа продолжалась 12 или даже 14 часов в сутки”.
В 1900-х годах количество вахт на многих промыслах увеличивается до четырех.
“Слишком обычными... с введением паровых машин оказались случаи сжигания котлов кочегарами, затягивание желонки под шкив тартальщиками, упущение ими каната со скважины, - объясняет Стопани переход к новому, более щадящему графику. - Сокращение рабочего дня особенно стало прогрессировать с разработкой новых богатых месторождений нефти.... Однако буровые партии и в девятисотые годы, особенно при исправлении скважин, по-прежнему работают в два комплекта по двенадцать часов”.
Труд, повторимся, тяжелый и изнурительный, но, по сравнению с другими отраслями российской промышленности, в нефтянке, как и теперь, платили щедро - по крайней мере, квалифицированным работникам.
“Насколько можно судить, - пишет все тот же автор, - годовая заработная плата бакинского рабочего, без различия профессии, выше, чем в России, на целых 31,7%, стоимость же часа работы - на целых 48%”.
Правда, здесь нельзя забывать и о нюансах:
“...В размере общего заработка нефтепромышленного рабочего твердая (основная) заработная плата составляла... лишь 2/3; остальная же 1/3 набирается из различных... “суррогатов” заработной платы: наградных, этого типично бакинского способа оплаты труда, частью квартирных, всяких видов натурального довольствия...”
Естественно, многое зависело от доброй воли работодателя - ведь наградные можно давать, а можно и не давать...
По данным Стопани (очевидно, на 1910-й год), больше всего на нефтяном и сопутствующих производствах могли заработать кузнецы - до 1160 рублей в год (но минимальный размер их заработка - всего 348 рублей годовых). Своего рода элитой были также слесари и плотники. Желонщики, работавшие на подъеме нефти из скважин, получали значительно меньше - от 400 до 768 рублей. Для неквалифицированных работников потолком были 400 - 500 рублей в год.
Хотя заработок высококвалифицированного работника держался на уровне “среднего класса” - врачей или инженеров, (которые тогда жили куда лучше, нежели в наши благословенные времена), все тот же автор отмечает, что “годовая заработная плата бельгийского рабочего выше, чем бакинского, на 44,7%, стоимость часа - на 25%, французского - выше на 64% и 52%”.
Надо заметить, что при том уровне технического прогресса в нефтедобыче и нефтеперегонке условия работы были не просто вредными, но откровенно опасными. Кожные заболевания от работы в агрессивной среде и переутомление - это еще полбеды:
“Еще больше пагубно действие нефтяных испарений на дыхание; рабочие на нефтяных промыслах, благодаря привычке, выносят работы 2 - 3 года (а по частным наблюдениям, не более пяти лет), но затем... неизбежно проявляется кашель, одышка, и мало-помалу развивается хронический бронхит с последовательной эмфиземой и малокровием... Все эти болезни принимают явно злокачественный характер у рабочих, страдающих легочными болезнями”.
Это на промыслах. А на заводах по перегонке?
“...Условия работы на нефтеперегонных заводах, в особенности у кубов, тягостные благодаря адски жаркой атмосфере, требуют большой выносливости и осторожности: возможны взрывы при продувке кубов. При очистке вредно действуют пары сернистого газа в обычно маловентилируемых помещениях. При регенерации - обработке кислот - работа производится среди атмосферы, насыщенной вонючими острыми газами, вызывающими мучительный кашель. Особые приспособления для вытягивания газов во время исследования... отсутствовали и рабочие прямо задыхались”.
Так что статистика выходит довольно страшная:
“Средний возраст нефтепромышленного рабочего по данным за 1900 - 1901 года определяется в 26 и 3/4 года (исключая учеников). Эта незначительность среднего возраста уже говорит о многом”.
И понятно, что революционные бури 1900-х годов при таких обстоятельствах обойти нефтянку попросту не могли. Тем более что на полях занято много грамотных и квалифицированных работников, которые могут и требования выдвинуть, и остальных за собой повести. Правда, в реальности происходящее далеко не всегда было похоже на сложившийся в советской историографии миф о стойкой и хладнокровной борьбе сознательных рабочих за свои права. Случалось всякое...
В 1901 - 1903 годах российскую промышленность поразил жесткий кризис. Многие предприятия закрылись, тысячи людей остались без работы. Нефтедобыча оказалась в числе пострадавших отраслей.
1 июля 1903 года забастовали механики - “белая кость” рабочих - на Биби-Эйбатском месторождении в пригороде Баку, а вскоре стачка стала всеохватной. Требовали восьмичасового рабочего дня, повышения зарплаты, улучшения бытовых условий и восстановления товарищей, уволенных за выступления ранее. Производства встали, однако работодатели не спешили идти навстречу бастующим. В Баку стянули войска, которые 22 июля положили конец протесту. К тому времени, однако, разгорелся уже весь российский юг - бастовали в Тифлисе, на горных разработках Чиатуры, в Одессе... Но, несмотря на массовость и неожиданность, забастовка имела скорее психологический, нежели материальный эффект.
“Почти никаких осязательных результатов эта забастовка рабочим не принесла, но впервые наглядно показала им самим возможность общих выступлений”, - резюмируют итоги первого массового выступления бакинских нефтяников авторы статистики объединения нефтепромышленников.
И правда, нового взрыва долго ждать не пришлось: очередная волна протестов поднялась в конце 1904 года. Требования разные: выходные по воскресеньям и Первомай как праздник, выплата зарплаты дважды в месяц - точно в срок и не ниже определенного минимума, широкие права представителям рабочих организаций в решении спорных ситуаций...
Толпы разъяренных рабочих, горящие нефтяные вышки - а их было сожжено больше двух сотен, и полный провал нефтедобычи... Хаос и выступления продолжались свыше двух недель. Даже уступок промышленников оказалось мало, чтобы загнать “джинна” обратно в бутылку. Вот что писал в Петербург бакинский вице-губернатор:
“22 декабря положение без изменения; Комиссия от нефтепромышленников вошла в соглашение с представителями рабочих, установив норму в 9 часов денной и 8 ночной, на 23-е с утра предполагалось везде начать работу... Около 8 часов утра на Биби-Эйбатских промыслах собралась толпа бастующих и напала на промысел “Олеум”, спустила пар и начала выгонять рабочих, отняв у двух полицейских стражников винтовки. Остановив работы у “Олеум”, толпа тремя партиями перешла на другие промысла, где продолжала буйствовать. На заводе Мухтарова рабочие отказались подчиниться требованию пришедшей толпы и бросить работу, произошла драка, сопровождаемая выстрелами. В результате: один рабочий убит, два ранены. Такие же драки со стрельбой произошли и на других промыслах, начавших работу... В тот же день, близ Балаханов, около “Каспийского трубопровода” собралась сходка бастующих Балахано-Сабунчинского района, не пожелавших стать в этот день на работу, и 3 часов пополудни в количестве 500 человек отправилась на промыслы Нобеля, произвела буйство, разбила: контору, квартиры управляющего и заведывающего промыслами, кочегарку. Разгромив промысла Нобеля, толпа пошла по шоссе к “Балаханскому нефтепромышленному обществу”, где также разбила кочегарку и повыбивала окна, но подоспевшие в это время два казачьих разъезда соединились, толпа была задержана и, желая смять казаков, начала бросать в них камнями и стрелять из револьверов. Начальник разъезда хорунжий Мочнев произвел в толпу залп. Оказалось три убитых и шесть раненых. Толпа рассеялась, и порядок восстановлен”.
На сей раз забастовка, подкрепленная беспорядками, принесла ощутимый успех: представители рабочих заключили с нефтепромышленниками коллективный договор, который позже почтительно назовут “мазутной конституцией”. Рабочий день для трудящихся в одну смену ограничили девятью часами, а для ходящих “в ночную” и работников буровых партий - восемью. Существенно повысили зарплаты и ввели оплачиваемые дни отдыха - целых четыре!
Естественно, коллективный договор не распространялся на рабочих, нанимаемых через подрядчиков. И, как отмечал в 1910 году Стопани, хотя “трехсменная система с восьмичасовым рабочим днем становится на промыслах общим правилом, однако в подрядном бурении и до сих пор не редкость... двухсменная работа с 12-часовым рабочим днем”.
Хотя “мазутная конституция” обязывала работодателей избегать работы через подрядчиков, делалось это с оговоркой: “если представится возможность замены таковой артелью рабочих”. Очевидно, возможность находилась не всегда - ведь работникам со стороны можно и платить меньше, и ответственности за них фирма вроде как и не несет...
Стоило завершиться этой забастовке, как вот уже в Петербурге расстреливают демонстрацию рабочих под предводительством Георгия Гапона, а стачки и демонстрации прокатываются по всей России. Впрочем, в Баку и окрестностях страшно и без рабочих волнений: вспыхивает скрытый до того конфликт между армянами и татарами (говорят, не без помощи центральных властей: армян считают “ненадежным” элементом, и очевидцы утверждают, что на местах городовые и полиция открыто помогают погромщикам-татарам; другие говорят что стрелять первыми начали армянские радикалы). В феврале в Баку идет пальба на улицах и горят дома - потом беспорядки перекидываются на Карабах и дальше... В августе Баку переживает новые погромы. Жгут и убивают, в том числе, на нефтепромыслах:
“Возле Кишлов люди, бегущие из Баку, заметили лес буровых вышек, охваченных огнем под пеленой дыма. Страшная новость: горят нефтеносные поля! “В два часа дня солнца не было видно”, - говорит один из свидетелей, а другой заявляет: “В Сабунчах дым был таким плотным, что разъедал глаза”. И дальше: “По пути мы видели много рабочих с черными от копоти лицами, они беспомощно стояли у своих домов. На станции находились несколько солдат и группы людей, спасающихся с нефтепромыслов, - эти люди пересекали платформу в разных направлениях, то и дело поглядывая в направлении пожаров, прислушиваясь к торжествующим возгласам убийц и пронзительным воплям их жертв. Напротив станции скважины на промыслах Тер-Акопова выбрасывали пламя вверх, в облака дыма. Вскоре языки пламени слились в одну огромную вспышку, буровые вышки с грохотом обрушились, искры полетели в сторону спасающихся бегством толп. Черные, как черти, люди ныряли в дым, чтобы добраться до станции - это рабочие бежали с приисков. Загорелись владения Манташева, дым не позволял видеть вспышки огня”. (Джеймс Доддс Генри, “Баку. История, полная событий”)
Всплески насилия продолжались около года, счет жертвам с обеих сторон шел на тысячи. Затихают погромы только в 1906 году.
А что забастовки? Они и не прекращались. Хотя громадных всеобщих протестов больше не возникает, отчеты Совета Съезда нефтепромышленников свидетельствуют: в 1907 году не было ни одного дня, когда хоть на какой-нибудь фирме кто-нибудь не бастовал.
Впрочем, в 1908 году движение идет на спад: “закручивание гаек” и аресты лидеров рабочих сделали дело... Как отмечается в статистике Съезда нефтепромышленников, “1908 год должен быть назван годом почти полных неудач забастовок рабочих...”
К 1909 году забастовок почти не было, а в 1910 году на фирмах и вовсе не зарегистрировали ни одного выступления. На положении рабочих спад протестного движения сказался с самого начала:
“Со второй половины 1908 года, - отмечает Стопани, - в нефтяной промышленности в вопросах заработка рабочих стала проявляться... тенденция возврата к давнопрошедшим временам начала 1900-х годов. Наградные начинают делаться лишь приятным воспоминанием, усиливается обыкновенная симпатия к одиноким - холостым рабочим, требующим менее квартирных. Снова возрождается, даже у крупных фирм, похороненная было система понижения заработка путем замены старого штата новым с меньшим окладом, замена постоянных рабочих временными - без расчетных книжек (число их с 1908-го к 1909 году увеличилось почти вдвое); сдача работ подрядчикам под видом сокращения штата, чем фактически снимается риск за увечья и т.д. ...И делается это не только без соответствующего увеличения твердой (основной) заработной платы, но и эта последняя уже кое-где начинает подвергаться весьма серьезным испытаниям”.
Как это по-современному звучит, не правда ли?
И, в общем, было бы странно, если бы в какой-то момент недовольство работников не выплеснулось наружу вновь. Так и случилось - летом 1913 года.
“Забастовочное движение бакинских нефтепромышленных рабочих 1913 года явилось полной неожиданностью для всех”, - констатируют авторы статистики забастовок все того же Совета Съезда бакинских нефтепромышленников.
Протесты начались в июле и продлились до октября. На пике движения бастовало почти 20 тысяч рабочих на 88 фирмах, то есть 80% работников местной нефтянки.
29 июля Совет Съезда нефтепромышленников получил требования бастующих: восьмичасовой рабочий день для всех, полная отмена сверхурочных, месячный отпуск для проработавших более года, прибавки к заработной плате, улучшение жилищных условий, создание единой больничной кассы, доступное обучение детям рабочих и официальное признание профсоюзов.
На отдельных фирмах чаяния рабочих касались и других вещей. Где-то добивались устроения отдельной столовой, где-то - мыла, где-то - свежей воды. Из требований, если верить статистике, треть касалась вежливого обращения с рабочими.
Где-то промышленники шли на уступки, где-то нет, но к осени волна протестов улеглась. Следующий всплеск случился в мае 1914 года - однако, несмотря на поддержку в других городах, он бысто затих: началась война, и стало не до того.
А то, что случилось дальше, - уже другая история...