В 1906 году в правлении петербургского профсоюза металлистов, самой сильной из рабочих организаций столицы, появился новый, харизматичный лидер. Роман МАЛИНОВСКИЙ, поляк, бывший солдат, имел дар оратора и пользовался популярностью у рабочих. Профсоюзная работа стала для него путевкой в верхушку партии РСДРП, в круг доверенных людей Ленина и в IV Государственную думу. Товарищи его долго не подозревали, что имеют дело с талантливым и удачливым провокатором на службе Охранного отделения, которого можно было легко сравнить со знаменитым Азефом. Кто он был, Роман Малиновский, и каковы были истинные мотивы его действий — до сих пор остается не до конца ясным.
Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства по расследованию противозаконных действий прежней власти, созданная в марте 1917 года, принесла донельзя неприятный сюрприз партии большевиков. Еще бы: Роман Малиновский, член ЦК партии, прошедший от нее в Четвертую думу, авторитетный в прошлом профсоюзный деятель, человек, к которому сильно благоволил сам Ленин, оказался — комиссия предоставила верные улики — осведомителем царской охранки!
После раскрытия знаменитого Азефа, казалось, едва ли кого-либо можно было чем-то в этом смысле удивить. И все же дело Малиновского было, по выражению его бывших товарищей, особенно «темным» и «тяжелым».
Тяжелым — потому что харизматичный и умный рабочий вожак, оратор, с жаром занимавшийся пропагандой рабочего движения со страниц газеты «Правда» и с трибуны Думы, был и вправду на особом счету у известного хитреца Ленина. Вождь революции не только благоволил Малиновскому, но и защищал его от нападок товарищей по партии, как выяснилось, более прозорливых. Слишком многие верили Малиновскому. Даже подозрительный Коба, отправленный в сибирскую ссылку не без участия Малиновского, продолжал писать ему оттуда теплые письма.
Темным — потому что в случае с человеком, ведшим двойную жизнь, все данные им свидетельства становятся зыбкими и ненадежными. Даже в имени его настоящем мы не можем быть уверены. Малиновский признавался, что живет по чужому паспорту, что в среде революционеров не было редкостью, и что приобрел его при темных обстоятельствах: не то украв паспорт, не то убив прежнего владельца. Опираться в истории Малиновского приходится в основном на его же слова, иногда — в пересказе знавших его людей.
Странным и неожиданным был и финал этой истории. Когда его провокаторство вскрылось, Малиновский находился за границей, в германском плену. Об итогах расследования он знал. Однако когда Брестский мир сделал его возвращение возможным, он появился в Советской России и демонстративно потребовал суда товарищей по партии над собой. Суд состоялся и был в духе времени короток. Трибунал приговорил Малиновского к расстрелу.
Будущий профсоюзник и полицейский агент появился на свет в Царстве Польском то ли в 1876-м, то ли в 1878 году. Сам Малиновский часто путался в датах своего рождения. В 1912-м, когда его будут выдвигать от РСДРП кандидатом в Думу, его запишут выходцем из крестьян. Но происходил он из шляхетской семьи, потерявшей состояние и положение после польского восстания 1863–1864 годов. К 14 годам Малиновский остался круглым сиротой: «Старшие сестры отдали меня в книжный магазин... в гор. Плоцке в учение, но я не хотел там быть, меня тянуло на завод, и я бежал в Варшаву... где и пробыл около трех лет, но и там мне было нехорошо; я решил пуститься в кругосветное путешествие...»
Денег на такой вояж у Малиновского с попутчиком, которого он взял с собой, было около трех рублей. И кругосветное путешествие закончилось еще до германской границы: чтобы спастись от голода, приятелям пришлось воровать. Вместо дальних стран Малиновский, по его же словам, очутился «среди самых страшных подонков общества» и в конце концов — в тюрьме...
В 1901 году в жизни вчерашнего вора с несколькими тюремными эпизодами за спиной наступил неожиданный поворот. Малиновского призвали в армию, и он попал... в Измайловский лейб-гвардии полк, одну из наиболее элитных воинских частей империи. То ли он умело скрыл наличие за спиной «тюремных университетов», то ли помогли высокий рост и стать — так или иначе, в качестве рядового-гвардейца он оказался в Петербурге, где о его уголовном прошлом никто не знал.
Именно во время службы Малиновский познакомился с революционными идеями: он стал свидетелем массовых столичных стачек и демонстраций 1905 года. Эта стихия ему пришлась по душе. В том же 1905 году, по его словам, «за агитацию» его едва не отправили на Дальний Восток (на дворе, напомним, была Русско-японская война), но эта чаша каким-то образом Малиновского миновала.
В ПРОФСОЮЗЕ
В 1906 году — демобилизация. Малиновский освоил токарное дело и трудился на петербургском заводе Лангензипена (будущий «Знамя труда» на Петроградской стороне). То было время, когда царская власть вынуждена была допустить легальность профсоюзов, и на заводах вовсю создавались рабочие объединения, общества и кружки. Самым мощным и хорошо организованным был столичный союз металлистов.
Малиновский умел убедительно говорить и зажигать людей. Он стал вначале районным секретарем союза, затем вошел и в общегородское его правление. Рабочего лидера быстро приметили в РСДРП. В «рабочей» партии тогда остро не хватало развитых лидеров из собственно рабочей среды. Социал-демократы искали «русских Бебелей» (Август Бебель — знаменитый немецкий марксист и социал-демократ, выходец из рабочих). Малиновский на эту роль подходил как нельзя лучше.
«Выдвинуться вперед среди этой профессии, насчитывавшей много вполне развитых рабочих, приобрести популярность на должности, требовавшей постоянного общения с массой, было нелегко, и потому авторитетность Малиновского казалась... совершенно бесспорной», — скажет много позже о нем Ленин.
Рабочие дали Малиновскому уважительное прозвище «Большой Роман»; товарищи советовали ему заняться самообразованием, намекая на большое будущее.
Сама РСДРП в то время трещала по швам: большевики все сильнее дистанцировались от меньшевиков. Малиновский в партии многим был симпатичен именно потому, что открыто сторонился межфракционных баталий. Он, с одной стороны, представлял легальное рабочее движение, с другой — со временем стал понемногу втягиваться и в подпольную работу. И чем дальше, тем больше сближаться с большевиками.
Двигала ли Малиновским на этом первом этапе идейность — или все же расчет? «Поймите, — говорил он следствию несколько лет спустя, — что социал-демократом и большевиком я был потому, что попал на этот поезд, попади я на другой, возможно, что с такой же быстротой мчался бы и в другую сторону». Впрочем, знавший Малиновского на этом этапе его жизни социал-демократ Иосиф Гольденберг позже вспоминал: «Малиновский производил впечатление очень интеллигентного человека, весьма деятельного и преданного делу работника, в личной жизни очень строгий, вел прямо полусобачье существование в какой-то каморке, развивая в то же время огромную организационную работу в союзе рабочих по металлу; отличался полным бескорыстием — через его руки проходили большие суммы, и никогда ничего не пропадало».
Перспективы, открывавшиеся Малиновскому в рабочем движении, ему были явно дороги. И чем выше «Большой Роман» поднимался, тем сильнее был страх, что в столице узнают о его криминальном прошлом.
Поначалу ему везло. В 1909 году Малиновский был арестован, но отделался «малой кровью»: его лишили права проживать в Петербурге. Он переехал в Москву, где профсоюзы были гораздо слабее, да и подпольная жизнь находилась под куда большим прессингом. Питерец-рабочий, да еще известный в столице, виделся местным социал-демократам подарком судьбы. Но вышло наоборот.
В мае 1910 года Малиновский был арестован вновь и вместе с другими видными большевиками попал в цепкие руки Московского охранного отделения.
На сей раз у охранки было что предъявить рабочему лидеру: большевики уговорили Малиновского помочь в создании нелегальной типографии в Ярославле. А это, намекнули Малиновскому полицейские инженеры человеческих душ, тянуло на 12 лет каторги.
Сведения о прежних сроках «Большого Романа» не остались для охранки тайной. И на кону была не только его репутация как профлидера. Старший брат Романа, Сигизмунд, к тому времени смог выбраться из бедности и сделался известным и уважаемым врачом в Казани, и подробности, бывшие в распоряжении у полиции, могли стоить ему если не практики, то репутации. Так перед революционным трибуналом объяснял провокатор свое решение сотрудничать с полицией.
Но больше всего профессионалы из охранки впечатлили Малиновского детальными познаниями о каждом шаге социал-демократов в Москве и Петербурге — а заодно и о нем самом и всех его действиях за последнее время. Складывалось ощущение, что РСДРП укомплектована провокаторами едва не полностью...
«Русский Бебель», по его же словам, некоторое время колебался. Но вскоре вышел на свободу без малейших последствий по делу о типографии — и с агентурной кличкой «Портной»...
Была ли именно весна 1910 года началом двойной жизни Малиновского, неясно. Многие утверждали, что сотрудничать с охранкой он начал за несколько лет до того, еще в Петербурге. Но убедительных тому подтверждений найдено не было; сам Малиновский это тоже отрицал.
Агент Портной, надо сказать, хорошо проявил себя на новой работе. Тогдашний шеф московской охранки Павел Заварзин делился воспоминаниями: «Малиновский оказался весьма обстоятельным агентом, его сведения всегда отличались точностью и полнотою, почему, когда он был избран членом Государственной думы, все намерения революционных кругов были известны правительству».
В дальнейшем Малиновский продолжил работу с директором Департамента полиции Степаном Белецким, который тоже был доволен сотрудником. Оклад Портного, сначала 50 рублей, достиг небывалой для этой профессии высоты — 700 рублей в месяц, что вдвое превышало заработок думского депутата и более чем вдесятеро — то, что Малиновский получал как секретарь союза.
В чем причина столь быстрого карьерного роста Портного (позже в полицейской картотеке он стал фигурировать как «Икс»)? Провокаторов в среде большевиков, как сам Малиновский успел убедиться во время бесед со следователями, и так хватало. Но «русский Бебель» нашел дорогу в ближний круг Ленина.
Знакомство Малиновского с главой большевиков состоялось в 1912 году в Праге, где была организована VI конференция РСДРП. Для Ильича в его борьбе за лидерство в партии такой союзник — популярный рабочий, хорошо известный по легальной работе, — был необходим. А сам Малиновский слишком хорошо знал, что нужно было Ленину. Не зря же ему помогали профессионалы своего дела!
«Я могу теперь, — читаем в показаниях Ленина Чрезвычайной комиссии, — сказать, что за его спиной стояла, несомненно, комиссия умных людей, которая направляла каждый его политический шаг, ибо собственными силами он бы не мог так тонко вести свою линию».
Но тогда Малиновский завоевал доверие Ленина: народного трибуна из рабочих было решено баллотировать в депутаты на выборах в Четвертую думу. Охранка со своей стороны тоже сделала все, чтобы это избрание состоялось...
Итак, Роман Малиновский попал в большую политику. Его речи в Думе вызывают ажиотаж; этот поляк-рабочий явно позволяет себе больше, чем другие ораторы. Он громит режим за расстрел протестующих рабочих на Ленских приисках, приводит веские доводы в защиту предложенного в 1912 году закона о страховании рабочих... Параллельно Малиновский помогает издавать легальную газету социал-демократов «Правда». Наконец, он стал главой отдельной думской фракции большевиков.
Нельзя сказать, что слухи о провокаторстве Малиновского не ходили — в то время в среде социал-демократов все подозревали всех, и охранка умело подогревала эти настроения. Расследование против Малиновского запустили меньшевики. В их рядах был знаменитый охотник за агентами Владимир Бурцев, получивший за свою проницательность прозвище «Шерлок Холмс русской революции» — это он разоблачил самого Азефа! Но веских доказательств провокаторства Малиновского им представить не удалось.
Падению «профсоюзного депутата» поспособствовала... сама охранка.
К 1914 году шеф Малиновского Белецкий был отстранен от руководства полицией, зато товарищем министра внутренних дел и шефом жандармов стал Владимир Джунковский, давний неприятель и Белецкого, и его методов работы с подпольем.
Джунковский решил обезвредить Малиновского, сообщив о его отношениях с охранкой председателю Думы октябристу Михаилу Родзянко. Как позже объяснял жандармский шеф, он «уважал звание депутата и не мог допустить, чтобы членом Госдумы было лицо, состоящее на службе в департаменте полиции».
Слух о провокаторе в Думе разнесся быстро и вызвал негодование даже у самых ярых противников социал-демократов. Если верить рассказу Марии Иоффе, жены революционера и будущего советского дипломата Адольфа Иоффе, знаменитый черносотенец Пуришкевич «во время выступления с трибуны Думы Малиновского поднялся, подошел и, сильно хлопнув им по деке, оставил на кафедре перед оратором круглый рубль. “Сребренник Иуды!” — крикнул из зала депутат (от Союза русского народа. — А.Ц.) Марков-второй. Малиновский все понял и, покинув трибуну, сразу же сложил с себя полномочия депутата Думы».
За оставление депутатства и эмиграцию Малиновскому были предложены щедрые отступные — шесть тысяч рублей.
Спешный отъезд Малиновского обескуражил большевиков — к большой радости меньшевистской фракции, давно говорившей о провокаторстве «Большого Романа».
Однако большевики — и с ними Ленин — не признавали предательство Малиновского. Газета «Правда» объявила: внезапное оставление главой фракции Думы было связано с «нервным переутомлением». За «дезертирство» и нарушение партийной дисциплины Малиновского исключили из партии. Но о его работе на охранку не было сказано ни слова.
Загоравшийся в Европе военный пожар застал Малиновского в Австрии. Ему удалось вовремя добраться до Варшавы, где вчерашний провокатор вновь попал в армию, после чего о нем долго ничего не было известно. Сообщалось, что он был убит на фронте. Ленин и Зиновьев по этому случаю даже опубликовали сочувственный некролог: по их словам, несмотря на дезертирство из партии, бывший депутат оставался «политически честным человеком».
Вскоре Малиновский обнаружился в одном из саксонских лагерей для военнопленных, где занялся привычной для него культурно-просветительской работой: заведовал библиотекой и обществом взаимопомощи, организовывал лекции и дискуссии на социальные и политические темы. Там-то, в Саксонии, и дошли до Малиновского вести о революции в России, о новом расследовании в отношении него с крайне неутешительными результатами.
А потом война закончилась, и дороги вновь были открыты. В Петрограде и Москве установилась большевистская власть. И тут Малиновский принял неожиданное, казалось бы, решение.
«Ехать в Польшу, куда меня хотели послать как к месту рождения, остаться в Германии — это значит скрываться, этого я не хочу, потому что не могу», — пояснил он следствию.
И вернулся — прямо в распростертые объятия Верховного революционного трибунала. Слушания по делу Малиновского проходили в Кремле, Ленин на них присутствовал лично.
«Зачем я приехал? — говорил Малиновский на суде. — Приехал кровью смыть мою когда-то позорную жизнь. Ведь после того вы поверите, я думаю — да. Но а больше мне ничего не надо».
Поверили ли Малиновскому члены трибунала, неизвестно. Романтические настроения им были чужды. Приговор бывшему народному трибуну и агенту — расстрел — был приведен в исполнение 5 ноября 1918 года.
Как бы то ни было, в истории Роман Малиновский остался — а не этого ли он хотел?
Александр ЦВЕТКОВ