Восьмичасовой рабочий день — завоевание профсоюзов. Впервые идею о том, что трудящийся должен иметь время для отдыха и развития, и формулу «8 часов на труд, 8 часов на досуг, 8 часов на сон» предложил в начале XIX века Роберт ОУЭН — британский филантроп, социальный теоретик и экспериментатор. Построивший на родине один из первых примеров социально ответственного бизнеса, Оуэн со временем стал социальным реформатором и теоретиком коммунизма. А заодно — и одним из первых, кто пытался консолидировать британское профсоюзное движение.
«Человек с детски чистым, благородным характером и в то же время прирожденный руководитель, каких немного», — писал о нашем герое Фридрих Энгельс.
Роберт Оуэн был одним из первых, кто пытался ответить на жестокие вопросы эпохи промышленного капитализма. Пройдя путь от приказчика до философа, от сына лавочника до одного из самых успешных промышленников своего времени, а оттуда — до идеолога светлого коммунистического будущего, Оуэн остался в людской памяти в длинном списке «социалистов-утопистов». Но хотя многие его проекты преобразования общества оказались обречены на неудачу, Оуэн оставил по себе большую память.
В 1769 году английский изобретатель Джеймс Харгривс запатентовал механический прядильный станок с ласковым именем «Дженни». В том же году Джеймс Уатт усовершенствовал малоэффективные до того паровые двигатели. Эти два события стали могильщиками «старой доброй Англии». На Альбионе занялись первые дымы великой промышленной революции.
А в 1771 году — практически вровень с новым индустриальным веком — в валлийском городишке Ньютаун в семье седельщика, скобяного торговца и почтмейстера Роберта Оуэна родился сын, тоже Роберт.
Для сына лавочника было не слишком много способов подняться. Будущий философ и теоретик социализма так и не смог получить хорошего образования — школу он посещал лишь до 10 лет. Впрочем, бойкий мальчишка быстро нашел дорогу в учительскую библиотеку, а затем к книгам образованных людей городка — врача и адвоката... Отданный в ученики в мануфактурную торговлю, юный Оуэн вдоволь накочевался по стране, пока судьба, наконец, не занесла 18-летнего юношу в Манчестер.
Этот старинный торговый городок стал в то время средоточием перемен в стране. Из портового Ливерпуля сюда поставлялся индийский хлопок, а местные фабриканты, вооружившись силой пара, воды и механической прялки, начали строить взамен мануфактур высокоэффективные предприятия.
Механизированные производства оставили без куска хлеба тысячи ткачей — зато привлекали в Манчестер толпы безземельных арендаторов и бедняков, готовых трудиться за гроши, чтобы прокормить семьи. Всего за несколько десятилетий Манчестер вырастет в разы и станет одним из крупнейших городов страны.
Осев в Манчестере в ту эпоху больших возможностей, Оуэн решил попытать счастья в предпринимательстве. Заняв денег у родных, он вложился в производство механических прялок. Позже поступил управляющим на большую фабрику, а вскоре стал партнером ее хозяина. Скромный и по юности не слишком харизматичный, Оуэн быстро завоевывал себе авторитет в манчестерских бизнес-кругах. Дела коммерческие не погасили в нем тягу к саморазвитию: все это время он жадно наверстывал пробелы в формальном образовании. И в 22 года уже имел репутацию самостоятельно мыслящего и интеллигентного человека, что позволило ему войти в сообщество местных интеллектуалов и в городской литературно-философский кружок.
Его дела шли вверх. В 1799 году Оуэн отправился в Шотландию, где сблизился с семьей Дэвида Дэйла, процветающего текстильного фабриканта. Строгий протестант Дэйл, поднявшийся из низов, выглядел на фоне коллег по бизнесу меценатом: в построенном им фабричном поселке Нью-Ланарк были больница и школа — редкость по тем временам!
Оуэн вместе с несколькими манчестерскими фабрикантами решил выкупить фабрики в Нью-Ланарке. А кроме того, увлекся дочерью Дэйла Каролиной и сделал ей предложение. Старый шотландец сначала отнесся к молодому человеку с подозрением — но в итоге уступил Оуэну и бизнес, и дочь.
Как позже вспоминал Оуэн, увидев нью-ланаркские фабрики, расположенные в живописном месте на реке Клайд, он решил, что это место могло бы стать полем социального эксперимента. Может ли бизнес быть успешным без сверхэксплуатации и строиться на гуманном отношении и заботе о рабочем?
Задумываться об этической стороне предпринимательства Оуэн стал задолго до приобретения Нью-Ланарка. Механизированные производства дали фабрикантам невиданные до того силы и возможности для извлечения прибыли. С прядильными машинами управлялись женщины и дети, которым можно было платить меньше, чем мужчинам. На «образцовых» фабриках Дэйла рабочий день продолжался 13 часов — на других же он мог быть и 16 часов. Низкие зарплаты, отсутствие возможностей для элементарного досуга и частной жизни, скученность и грязь рабочих жилищ, отношение фабрикантов к работникам как к безгласной скотине — все это отзывалось повальным пьянством, отсутствием рабочей дисциплины, развратом, воровством на фабриках...
Много позже, 1813 году, Оуэн выпустит в Лондоне книгу «Новый взгляд на общество, или Записки о принципах формирования человеческого характера». Характер человека, писал он, полностью определяется социальной средой и условиями, в которых тот растет: «...Человек по своей природе добр и может быть... окружен с детства такой средой, что все люди в конечном итоге... должны стать сплоченными, добрыми, мудрыми, богатыми и счастливыми».
В его управлении фабриками Нью-Ланарка с самого начала многое было иначе, чем у других. Были введены пенсии и кассы взаимопомощи. В 1806 году, когда фабрики несколько месяцев простаивали из-за перебоев с поставками, Оуэн — неслыханное дело! — все это время платил рабочим. Он выстроил дешевые квартиры, сдавая их рабочим внаем по себестоимости. Изгнал из поселка лавочников и барышников, продававших рабочим продукты дурного качества по завышенным ценам, а взамен устроил фабричную торговлю по минимальным ценам. Надо сказать, сами рабочие долго относились к новшествам Оуэна с подозрением. Несколько лет потребовалось молодому фабриканту, чтобы доказать обитателям Нью-Ланарка, что он не пытается на них нажиться и производительный труд выгоден им самим — поскольку за счет него Оуэн получит возможность увеличивать зарплаты и сокращать рабочее время.
Атмосфера в Нью-Ланарке переменилась коренным образом. Пьянство сократилось в разы — а доходы фабрики, несмотря на огромные социальные траты Оуэна, вызывавшие недовольство партнеров по делу, продолжали неуклонно расти. В 1810 году, преодолев сопротивление партнеров, управитель Нью-Ланарка смог сократить рабочий день на фабриках до 10 часов.
Но сам он стремился к большему: «Восьмичасовой трудовой день — этого довольно... чтобы обеспечить себя нужным количеством пищи и одежды, а также кровом. В оставшееся время каждый человек имеет право на образование, отдых и сон», — скажет он позже.
В 1813 году компаньоны попытались выбросить Оуэна из бизнеса, но тот сумел сохранить контроль над фабрикой. Взяв в партнеры новых предпринимателей, сочувствовавших его идеям, в том числе знаменитого философа Иеремию Бентама, Оуэн получил карт-бланш на еще более широкие эксперименты.
В 1816 году он перестал принимать на работу детей до 10 лет и параллельно создал в Нью-Ланарке образовательный комплекс, призванный «формировать характеры» жителей. В поселке были построены ясли, школа для малолеток, классы для трудящихся подростков и вечерние курсы для взрослых. В программе обучения детей, помимо основ грамоты и арифметики, были естественная история, пение и танцы. Телесные наказания — обычнейшая для тогдашней школы вещь — исключались. Кроме того, в школе было создано пространство для игр: без радости и удовольствия гармоничный человек не сформируется. А без формирования гармоничного человека, считал Оуэн, невозможно более справедливое общество.
Нью-Ланарк стал местом всеобщего паломничества. Среди гостей Оуэна был даже российский цесаревич Николай Павлович, который остался столь впечатлен нововведениями фабриканта, что предложил Оуэну с его рабочими выделить им землю в России (Оуэн, впрочем, отказался). Однако ни шотландские, ни английские капиталисты не торопились перенимать оуэновский опыт. Нью-Ланарк, несмотря на весь свой успех, оставался островком «гуманного капитализма» в стране.
«Нынешняя система не поощряет добро, — скажет Оуэн позже, — сами ее так называемые добродетели на самом деле грандиозные пороки. Ее благотворительность — массовые проявления несправедливости и обмана. Ее образование призвано закрепить непросвещенность ума, по возможности, навсегда... При нынешнем строе праздные, бесполезные и порочные правят населением мира, между тем как полезные обществу и истинно добродетельные... подавлены и деградируют».
Роберт Оуэн не был готов довольствоваться достигнутым в отдельно взятом поселке — и предлагает закон о сокращении рабочего дня и запрете труда малолетних детей в промышленности. В сильно урезанном виде закон приняли в 1819 году. Действие его было ограничено хлопкопрядильными предприятиями, возраст приема на работу — с 9 лет, а рабочий день для детей — не больше 12 часов. Но, несмотря на все несовершенство этого закона, он стал одной из первых юридических норм в Британии, которые хоть как-то ограничивали произвол фабрикантов...
Предложения по фабричному законодательству были лишь одним из направлений работы Оуэна. Реформатор представил парламенту проект создания в Британии взамен неэффективных и полутюремных работных домов сети независимых кооперативных коммун для бедняков — как сельскохозяйственных, так и промышленных. Там люди могли бы сообща трудиться на самих себя, не завися от нанимателя. В соответствии с идеями Оуэна в кооперативах должны были создаваться и все условия для гармоничного развития их участников, а кооперативный труд ради общего блага должен был уничтожить соревновательность между работниками, которую Оуэн считал одним из корней зла.
Кооперативные идеи Оуэна встретили симпатию и среди интеллектуалов, и в среде высшей аристократии, и даже у иных европейских монархов — в кооперативном движении старая элита видела естественный противовес растущей мощи буржуазии.
Но Оуэн был слишком последователен в своих идеях — и из влиятельного фабриканта постепенно превращался в проповедника радикальных общественных преобразований. Развивая свою систему, он пришел к вполне коммунистическим выводам. За мыслями о кооперативном движении последовала идея о необходимости в перспективе отказаться от частной собственности и денег как несправедливого мерила обмена. Но особенно фраппировало чопорное британское общество то, что Оуэн в своих речах стал обрушиваться с критикой на англиканство и другие традиционные конфессии Туманного Альбиона, которые, как он считал, разделяют людей. И те, кто еще недавно с восторгом следил за экспериментами Оуэна в Нью-Ланарке, стали отворачиваться от него, как от «опасного мечтателя».
Потерпев поражение в Старом Свете, Оуэн решил попытать счастья в Новом. В 1824 году он перебрался в Америку, в штат Индиана, и выкупил там поселение Гармония на реке Уобаш. Оно было основано немецкими колонистами — радикальными лютеранами, приехавшими в Америку со своим пастором, чтобы в труде и молитве ожидать неизбежного конца света.
Созданный многолетним трудом педантичных колонистов поселок стал прекрасной базой для нового и на сей раз куда более радикального эксперимента по созданию справедливого общества. На призыв Оуэна приехать в кооперативную коммуну, которую он назвал «Новая Гармония», откликнулось несколько сотен человек разного социального статуса. Львиную долю новых колонистов составляли выходцы из образованного общества.
Разношерстное сообщество новых колонистов должно было, по Оуэну, наладить жизнь на основе равенства, преодоления индивидуалистических пережитков и воздаяния каждому по труду — и в конце концов стать «империей мира и доброй воли».
Однако, надеясь на лучшее, Оуэн не учел банального — человеческого фактора. Разница в социальном происхождении новых поселенцев и в их привычках из прошлой жизни не способствовала распределению труда «по справедливости». Это провоцировало трения и зависть внутри кооператива. Сказывался и авторитарный стиль руководства Оуэна — гуманист и филантроп, он был в жизни человеком весьма жестким, что тоже вызывало недовольство части поселенцев. В 1826 году Оуэн решил, что построение нового общества затягивается, и попробовал перевести жизнь в «Новой Гармонии» на еще более радикальные рельсы. Поселок был провозглашен «коммуной равенства» — отныне все его члены снабжались благами в одинаковой мере, независимо от вложенного труда.
Введенная Оуэном «уравниловка» оказалась последней каплей: к 1827 году «Новая Гармония» пришла в полный упадок и де-факто развалилась. Оуэн к тому времени истратил на этот проект четыре пятых всего своего немалого капитала. Спустя некоторое время, потеряв состояние, но не оптимизм, он вернулся в Англию…
…Вернулся, чтобы продолжить там социальные эксперименты. В 1832 году в Лондоне Оуэн организовал так называемую «Биржу трудового обмена» — чтобы опробовать, может ли экономика быть основана на трудовом обмене, а не денежном, который Оуэн считал несправедливым. В обмен на поставленные на биржу товары производители могли получить «трудовые билеты» из расчета шесть пенсов на час вложенного в производство труда. Увы, биржа вскоре — вполне предсказуемо — обанкротилась.
Зато посеянные Оуэном семена кооперативного движения дали в Англии всходы. В 1829 году там было больше 130 кооперативных товариществ, а на следующий год их число удвоилось.
Свои кооперативы стали создавать и молодые британские тред-юнионы. В неокрепшем, но растущем профсоюзном движении Оуэн видел естественных союзников в будущем преобразовании общества. Но разрозненность и организационная слабость профсоюзов была очевидна. Вдобавок власти часто преследовали профсоюзы как «незаконные тайные общества», за организацию которых их членам грозили годы ссылки в дальние колонии...
Оуэн решает переменить ситуацию. В 1834 году при его активном участии в Лондоне прошло собрание, на котором представители тред-юнионов создали Великий национальный объединенный союз профессий. Это была одна из первых в английской истории попыток образовать национальный профцентр. Подлинно «национальным» союз не стал, и век его был недолог. Его члены, провозгласив единый союз, не сумели создать нормально работающие организационные и координационные структуры. Противоречия между отдельными организациями, неудачи в забастовках, преследования со стороны властей — и к концу 1834 года амбициозный проект единой большой профорганизации прекратил существование. Лишь в 1870-е годы правительство Британии перестанет считать тред-юнионы незаконными, и те получат возможность открытого и свободного развития.
Удивительное свойство — не ломаться от череды неудач! С середины 1830-х годов Оуэн все больше терял прежнее свое влияние в обществе, а кружки «оуэнитов» приобретали — и не без оснований — репутацию сектантских обществ. Не принимавший насилия и активной политической борьбы, Оуэн разминулся и с нарастающим с конца 1830-х годов чартистским движением — организованным движением британских рабочих за предоставление им политических прав.
Но активную деятельность Оуэн, прежние успехи которого со временем померкнут перед неудачами, вел до глубокой старости. Оуэн умер в 1858 году, в родном Ньютауне, — оказав, несмотря ни на что, огромное влияние и на политическую мысль XIX века, и на развитие взглядов на рабочий вопрос во всем мире.
Александр ЦВЕТКОВ