Алжир — страна нефти, газа, пустыни, французского наследия и тяжелых конфликтов не слишком давнего прошлого. Профсоюзное движение когда-то сыграло важную роль в становлении независимого алжирского государства. В наши же дни эта страна считается местом, где независимая профсоюзная деятельность требует большой смелости.
Весной 2019 года под давлением уличных манифестаций ушел с поста 82-летний президент Алжира Абдель Азиз Бутефлика, правивший 20 лет. В начале 2000-х годов он смог завершить кровавый период «черного десятилетия» в истории своей страны — гражданской войны с исламистским подпольем.
Представитель поколения, которое боролось за независимость Алжира от Франции, он удержался и во время волны арабских революций 2010–2011 годов, потрясших Тунис, Ливию и Египет. Президент пошел навстречу требованиям улицы и провел несколько назревших реформ. Но после перенесенного в 2013 году инсульта Бутефлика правил страной из инвалидной коляски, а под конец практически перестал появляться на публике. Когда же стало известно, что президент, чья дееспособность вызывала обоснованные сомнения, будет баллотироваться в пятый раз, в крупных городах страны начались массовые уличные акции протеста. «Арабская весна», когда-то задевшая Алжир по касательной, вернулась сюда второй волной.
Военные, основа политической элиты Алжира и «ночные сторожа» государства, сориентировались быстро и взяли инициативу в свои руки. Глава Генштаба Ахмед Гаид Салах выступил против нового выдвижения президента, который во время регистрации кандидатов находился в женевской больнице. В апреле 2019 года официально было объявлено об уходе Бутефлики. Осенью 2019 года президентом стал 74-летний Абдельмаджид Теббун, но уличный протест это не остановило. В уличное движение (по-арабски — «Хирак») влились самые разные группы алжирского общества. Явных лидеров у улицы не было. С самого начала заметное участие в протестах стали принимать и профсоюзы.
В Алжире, стране с долгим опытом однопартийного устройства под знаменами «арабского социализма», чувствуется четкий водораздел между профсоюзами «традиционными» и «новыми».
Исторический профцентр Алжира — Всеобщий союз алжирских трудящихся (UGTA) — когда-то был создан ради поддержки антиколониальной борьбы против Франции и до сих пор сохраняет в стране привилегированное положение и тесную связь с правящими элитами. Остальные профсоюзы ведут родословную со времен политической «перестройки» в Алжирской народно-демократической республике, то есть с конца 1980-х — начала 1990-х годов. Уличное движение массово поддержали именно они.
У профсоюзов для участия в движении был собственный резон. Алжир давно подписал основополагающие конвенции МОТ и на бумаге гарантирует права рабочих организаций. Вместе с тем рабочий активизм остается там трудным, а подчас и опасным делом. Неугодным профорганизациям годами отказывают в госрегистрации, власти и администрация предприятий вмешиваются в их работу, а активисты подвергаются увольнениям, арестам и преследованиям.
В 2020 году, на фоне продолжающегося в стране политического кризиса, крупнейшие глобальные профобъединения, в том числе Международная конфедерация профсоюзов, объединение IndustriALL и ряд других международных профструктур, призвали МОТ «срочно вмешаться в ситуацию в Алжире».
«Профсоюзные активисты, — говорится в совместном заявлении международных профцентров, — вынуждены противостоять двойным нападкам — их репрессируют за осуществление права на свободу объединения, закрепленного в конвенциях МОТ, и преследуют за участие... в движении “Хирак”...»
Участие профсоюзов в политической жизни Алжира — давняя традиция, как и сама история рабочей самоорганизации в этой стране.
К концу XIX века Алжир, захваченный Францией в 1830–1850-е годы, слыл самой европеизированной ее колонией на североафриканском берегу. Переселенцы европейского происхождения, прозванные «пье-нуарами» («черноногими»), составляли большинство в городах побережья и 10–15% от всего населения страны. Они, собственно, и создавали в Алжире первые профсоюзы.
С 1898 года в Алжире действовали отделения французской Всеобщей конфедерации труда (CGT), левого классового профсоюза, созданного в метрополии тремя годами ранее. Арабы и кабилы, коренное население Алжира, доступа в эти организации поначалу не имели. В CGT не было этнического ценза — однако во Французском Алжире действовала правовая сегрегация, отчасти напоминавшая позднейший южноафриканский режим апартеида: для мусульман существовало «туземное» законодательство, запрещавшее им членство в союзах и ассоциациях.
В материковой же Франции дискриминационные законы не действовали. Перебираясь в метрополию в поисках работы, мигранты из Магриба вливались все в ту же CGT, а заодно — в левое политическое движение.
В 1926 году член французской компартии, уроженец алжирского города Тлемсен Ахмед бен Мессали Хадж создал организацию «Североафриканская звезда», призвав рабочих-магрибинцев бороться за свои «материальные, духовные и социальные интересы». Позже Мессали Хадж станет одним из лидеров алжирского националистического движения.
Во второй половине 1930-х годов левое правительство Народного фронта во Франции отменило унизительный для алжирских мусульман запрет на объединение в союзы. Численность «алжирской секции» CGT перед войной стала расти как на дрожжах и вскоре превысила четверть миллиона человек...
РАБОЧИЙ ВОПРОС — ИЛИ ВОПРОС НАЦИОНАЛЬНЫЙ?
Даже накануне Второй мировой войны немногие думали, что вскоре в стране начнется жестокая и кровавая антиколониальная борьба. После германской оккупации Франции в 1940 году магрибские мусульмане составили немалую часть сил «Сражающейся Франции» генерала де Голля и считали, что заслужили право на политическую самостоятельность. В Алжире в день победы над нацистской Германией, когда алжирские националисты в городе Сетифе вышли на праздничные демонстрации под национальным флагом с полумесяцем, солдаты открыли огонь на поражение. Жестокость военных спровоцировала мусульман на кровавые погромы европейцев и евреев. Французские власти привлекли танки, авиацию и даже итальянских военнопленных. В районах, где вспыхнуло восстание, произошла планомерная бойня арабского и кабильского населения, в ходе которой погибло до 40 тысяч человек.
Французские профсоюзы проявили нерешительность, когда дело дошло до осуждения бойни, и эта нерешительность станет для алжирского профдвижения судьбоносной. Арабы и кабилы стали массово покидать CGT.
Сторонники алжирского самоопределения на тот момент не были единой группой, и в 1950-х годах были созданы три конкурирующие друг с другом «национальные» профсоюзные организации, тяготевшие к разным политическим силам. Но в 1954 году на первый план в алжирском национальном движении вышел радикальный Фронт национального освобождения (FLN). Он объединит большинство националистических и революционных групп Алжира и начнет вооруженную борьбу с французами.
В феврале 1956 года при поддержке Фронта был создан Всеобщий союз алжирских трудящихся (UGTA), который на долгие годы станет главной и единственной рабочей организацией Алжира. UGTA наладил контакты с Международной конфедерацией свободных профсоюзов (соперницей просоветской Всемирной федерации профсоюзов). В Алжире UGTA начал устраивать политические забастовки и манифестации в поддержку Фронта и независимости Алжира. Французские власти ответили арестами профсоюзных активистов. Первый руководитель UGTA Айссат Идир в 1959 году скончался от последствий пережитых в тюрьме пыток.
«Забастовки рабочих, служащих и торговцев, уход в отставку алжирцев — членов различных выборных учреждений… бегство алжирских футболистов из клубов Франции, бойкот табака и вина, саботаж на линиях связи, стачка студентов и школьников в 1956 году — все эти меры… создали совершенно нетерпимый моральный климат в стране», — констатирует российский востоковед Роберт Ланда.
В отличие от других колониальных владений Франции в Северной Африке, Алжир имел статус неотъемлемой группы департаментов Франции. Более миллиона «пье-нуаров» за несколько поколений крепко вросли в алжирскую землю, считали ее своей родиной и наотрез отказывались ее покидать.
Антиколониальная война быстро приобрела крайне жестокий характер — обе стороны запятнали себя большой кровью. Наряду с партизанскими операциями против армии и жандармов боевики, подконтрольные Фронту, уже в самом начале войны устроили террор мирного европейского населения и сочувствовавших им мусульман. Французские солдаты и отряды милиции колонистов не оставались в долгу, отвечая бессудной «охотой на людей», арестами, пытками арестованных, карательными операциями.
Завершить войну, унесшую жизни 1,5 млн (!) алжирцев, удалось вернувшемуся к власти во Франции генералу де Голлю. Соглашения, подписанные в 1962 году в курортном городке Эвиане, гарантировали Алжиру право на самоопределение.
Независимый Алжир возглавил один из лидеров Фронта, Ахмед Бен Белла. «Государственной власти практически не существовало, — описывал он состояние страны после войны. — Администрация постепенно распадалась. Повсюду царила анархия... Большинство земель, ферм, виноградников было заброшено. Не работали промышленные и торговые предприятия. Почти все строительные работы были прекращены... обширный сектор алжирской экономики оказался оголен, так как собственники и управляющие различных его предприятий, в большинстве европейцы, бросили их и покинули страну».
Европейцы понимали, что выбор перед ними после окончания войны встал простой — «чемодан или гроб». Пример был перед глазами: в день провозглашения независимости Алжира, 5 июля 1962 года, боевики Фронта вошли в Оран, самый «белый» на тот момент город побережья, и устроили там кровавую резню европейского населения, в том числе — женщин и детей. Погибло около тысячи человек.
Восполнить катастрофический для экономики дефицит специалистов Алжиру помогли страны соцлагеря — новый Алжир объявил о своей социалистической ориентации. Свои политические ориентиры Бен Белла выстраивал так: «Кастро — брат, Насер — учитель, Тито — образец». Была объявлена масштабная аграрная реформа, в ходе которой между крестьянами должна была быть перераспределена брошенная колонистами земля. В 1963 году подверглись национализации оставленные бежавшими французами предприятия. На фабриках, заводах и в деревнях создавались комитеты рабочего и крестьянского самоуправления.
Лозунги о радикальных преобразованиях не влекли за собой мгновенного улучшения жизни, аграрная реформа стопорилась. Половина трудоспособных алжирцев не могла найти работу. Помощь советских, болгарских и югославских спецов была недостаточной для подъема промышленности. Между UGTA и Фронтом национального освобождения, который из подпольного движения переродился в правящую партию, стали возникать трения. Партия начала напрямую вмешиваться во внутрипрофсоюзные дела.
Вторым Насером для Алжира Бен Белле стать не удалось: в 1965 году его сверг бывший соратник, министр обороны полковник Хуари Бумедьен. Эра первоначального революционного энтузиазма в стране закончилась, но строительство «социализма с арабской спецификой» продолжилось.
В начале 1970-х годов в Алжире был национализирован капитал иностранных нефтедобывающих компаний (Алжир — одна из богатейших стран Африки по запасам углеводородов). Нефтедоллары хлынули в государственный бюджет и были направлены на индустриализацию. За сравнительно короткий период в стране были построены сотни государственных предприятий, с 1966 по 1978 год было создано 1,3 млн рабочих мест. К концу семидесятых годов доля госсектора в алжирском производстве достигла 70%.
Это означало для аграрного Алжира и серьезные общественные сдвиги. Сотни тысяч молодых и активных устремились из деревень в города: в конце семидесятых уже треть занятых наемным трудом жителей страны были рабочими. А на фоне улучшения ситуации со здравоохранением и социальными гарантиями для работников начался бум рождаемости.
Модернизируя экономику Алжира, его власти параллельно «закручивали гайки» в политике и общественной жизни. Фронт национального освобождения, «направляющая сила алжирской революции», превратился в средство контроля правящей элитой, большинство которой представляли люди в погонах, всех сфер жизни общества.
Остатки автономии профсоюзов были за сравнительно короткое время уничтожены. Вначале в Алжире был принят закон, который позволил властям блокировать избрание нелояльных членов общественных организаций. Затем и вовсе установилась норма: руководящие посты в общественных объединениях могли занимать лишь члены партии.
В 1978 году умершего Бумедьена сменил в кресле лидера Алжира Шадли Бенджедид. Он взялся за осторожные реформы в экономике — в частности, смягчил государственный контроль над нефтегазовой отраслью. Страна к тому времени крепко села на нефтегазовую иглу — экспорт углеводородов давал 60% поступлений в бюджет. Так что когда в 1985–1986 годах в мире резко упали цены на нефтяном рынке, для Алжира это обернулось катастрофой.
За счет доходов от нефтяного экспорта правительство Алжира обеспечивало социальные гарантии и ценовые субсидии — но эти доходы упали вдвое, к тому же Алжир успел уже накопить внушительный внешний долг. Цены взлетели в несколько раз. Госпредприятия стали сотнями тысяч ликвидировать рабочие места.
Главный типаж алжирской улицы тех лет — «хиттисты» (от арабского «хит» — стена). Этим словечком окрестили молодых безработных, собиравшихся группами на улицах бедных кварталов и целыми днями буквально «подпиравших собой» стены. Напряжение в стране нарастало.
В мае 1988 года на демонстрации в Оране был убит полицейский. В сентябре страну охватили забастовки. Начавшись на автосборочном предприятии близ города Алжир, стачки прокатились и по другим предприятиям. На улицы вышли школьники и студенты. 4 октября демонстрация безработной молодежи в Алжире превратилась в многотысячное шествие, сопровождавшееся погромами магазинов и полицейских участков. Волна демонстраций и погромов захлестнула и другие города. На подавление беспорядков военные бросили солдат и танки… В «черный октябрь» погибло от нескольких сотен до тысячи человек.
Общественный кризис, девальвация прежней идеологии и падение авторитета Фронта как правящей партии заставили алжирские власти начать радикальные политические реформы. Была принята новая Конституция, которая допустила свободную конкуренцию политических партий. Число последних увеличивалось буквально на глазах — десятками.
Плюрализм был допущен и в профсоюзах: если ранее UGTA считался единственной легальной рабочей организацией в стране, то теперь закон допустил создание не связанных с ним профструктур.
Активнее всего таковые заявили о себе в сфере государственного обслуживания. Первым в 1990 году сумел получить регистрацию Национальный союз работников госуправления (SNAPAP). В том же году были созданы независимые союзы работников образования — SATEF и UNPEF. Вскоре независимых профсоюзов в стране насчитывалось около шестидесяти.
UGTA тоже менялся под влиянием происходящих в стране процессов. В 1989 году из устава профцентра были убраны упоминания о тесной связи с Фронтом национального освобождения. Несмотря на обвинения в «соглашательстве» в адрес традиционного профцентра, UGTA сумел продемонстрировать себя и как серьезную протестную силу.
Например, в 1990 году главный профсоюз страны устроил массовую всеобщую забастовку с требованием повысить зарплаты и прекратить массовые сокращения. В стачке, по некоторым данным, участвовало до 90% членов этого более чем миллионного профцентра. Скоро, однако, стало ясно: алжирская «перестройка» грозит закончиться отнюдь не демократизацией по европейскому образцу.
В числе политических партий, вошедших в алжирскую политическую жизнь к 1990 году, четыре были исламистскими. Среди них — основанный в 1989 году в одной из столичных мечетей Исламский фронт спасения (FIS) — движение, которое смогло бросить опасный вызов самому существованию светского государства в Алжире.
В социалистическом Алжире ислам был объявлен «религией прогресса», культурной основой общества и получил государственный статус. Но уже в семидесятые появились фундаменталистские группы, которые пропагандировали возврат к «чистому» исламу времен Пророка и яростно отвергали и социализм, и либерализм, и европейский образ жизни как «ядовитые дары» западного мира. Победа сторонников имама Хомейни в Иране в 1979 году дала алжирскому фундаментализму новое дыхание: в регионах страны начало формироваться исламистское подполье. Прежде всего — из той самой безработной армии «хиттистов», которой исламизм предлагал простой и ясный образ будущего: шариатскую справедливость, поддержку неимущих и изгнание коррумпированных элит.
В 1991 году в Алжире прошли первые демократические местные выборы. Исламский фронт спасения с разгромным счетом обошел Фронт национального освобождения, получив реальную власть в ряде муниципалитетов. Взяв контроль над местными бюджетами, исламисты лишь укрепили свое положение в глазах безработных, организовав систему помощи и пособий нуждающимся.
При FIS был создан и собственный профсоюзный центр — Исламский союз трудящихся (SIT). Лидеры Исламского фронта спасения провозгласили новый союз единственной рабочей организацией, куда было, по их мнению, позволено вступать мусульманам. В некоторых городах SIT смог на короткое время бросить вызов официальному профдвижению. Исламисты захватили инициативу на алжирских улицах; их противники стали подвергаться нападениям и избиениям.
После выборов конца 1991 — начала 1992 года, где первый тур с легкостью выиграл Исламский фронт спасения, в подконтрольных FIS муниципалитетах стали вводиться шариатские порядки. Многие люди поняли: эти свободные выборы в стране будут последними. Алжирские элиты начали готовить переворот. Руководство UGTA во главе с генсеком Абдельхаком Бенхамудой присоединилось к ним.
11 января 1992 года военные вышли из казарм, свергнув президента Бенджедида; второй тур выборов был отменен. Уличные демонстрации FIS были разгромлены, множество симпатизировавших исламизму людей оказалось за решеткой. В ответ исламисты взялись за оружие. Террор стал новой повседневностью Алжира на долгие годы. Жертвами насилия оказывались политики, интеллигенция, иностранцы и просто гражданские. Военных, впрочем, простым алжирцам приходилось бояться не меньше: в зачистках и карательных операциях невиновные тоже массово гибли и пропадали без вести. Жертвами нападений стали и многие профсоюзные активисты, а в 1997 году был убит и глава UGTA Бенхамуда.
В 1996 году UGTA поддержал проведение в стране первых после переворота президентских выборов, на которых был избран генерал Ламин Зеруаль. Но президент-военный не смог прекратить конфликт и в 1999 году уступил место Абделю Азизу Бутефлике.
Бутефлика пришел в алжирскую политику в годы становления Фронта и начала войны с Францией. Он был министром иностранных дел молодой страны при Бен Белле и одним из инициаторов переворота Бумедьена в 1965 году. Дипломат и аппаратчик, а главное, человек без погон, он стал компромиссной фигурой и для военных элит, и для умеренного и уставшего от войны крыла исламского движения. Войну удалось остановить, значительная часть бывших противников власти получили амнистию и смогли вернуться в политику.
В начале 2000-х годов начали расти цены на нефть, что позволило правительству Алжира вложиться в социальные и инфраструктурные проекты в стране. Продолжился курс и на либерализацию экономики — хотя госсектор (особенно нефтегазовые предприятия) остается важной ее частью и до сих пор.
Государственные предприятия были и остаются вотчиной UGTA, а профцентр всегда активно противодействовал попыткам либеральных реформ в этой отрасли. Когда в 2002 году в Алжире начал рассматриваться закон, в очередной раз уменьшающий контроль государства в сфере нефтедобычи, отраслевая организация UGTA сумела массовой забастовкой эффективно парализовать и работу отрасли, и процесс рассмотрения спорного законопроекта.
Тем не менее главный в сфере общественного обслуживания страны профцентр инициативу новому профсоюзному движению после девяностых проиграл. Профсоюз госслужащих SNAPAP в середине 2000-х годов заявлял о более чем 700 тысячах членов, что сравнимо с численностью UGTA.
В сфере здравоохранения сложилось и действует около десятка независимых союзов. Ситуация в сфере образования сравнима — множество организаций, подчас узкоцеховых, притом конкурирующих друг с другом.
Если раньше госсектор был локомотивом алжирской экономики, то теперь 60% рабочих мест на рынке труда дают частные предприятия. Но профсоюзное представительство в них — со стороны UGTA ли или независимых союзов — мизерно: лишь около 5% работников частного сектора входят в профсоюз. Учитывая, что значительная доля алжирского частного сектора — совсем маленькие предприятия, органайзинг таких работников превращается в тяжелую задачу.
Разгоревшееся в Алжире движение «Хирак» с самого начала сопровождалось стачками. С марта по декабрь 2019 года в стране прошло несколько всеобщих забастовок, а также цепочка отраслевых протестов. И все-таки мобилизационные способности независимого профдвижения в Алжире, как показала практика, остаются ограниченными: мешает узкоцеховая структура и явная незаинтересованность властей в возникновении какого-либо альтернативного профсоюзного центра силы. Когда в девяностые в стране появились трехсторонние механизмы сотрудничества, к ним был допущен только UGTA.
Еще в 2013 году на базе SNAPAP была создана Автономная всеобщая конфедерация трудящихся (CGATA). Но процесс ее государственной регистрации, который не должен в теории длиться дольше месяца, был затянут на неопределенный срок.
В 2018 году 13 независимых профорганизаций (несколько союзов работников образования, группа организаций врачей и ветеринаров, а среди прочего — союзы авиатехников и даже имамов) создали национальную Конфедерацию автономных профсоюзов (CSA).
Годами боровшаяся за свое признание CGATA стала активным участником движения «Хирак». В 2019 году ее офис был закрыт полицией за «несанкционированную деятельность». Член исполкома конфедерации Кадур Шуиша был арестован за участие в протестах, приговорен к году тюремного заключения, выпущен досрочно — и вскоре арестован снова.
Впрочем, репрессии в отношении профактивистов в Алжире начались задолго до рождения «Хирак». Репрессивное законодательство о забастовках позволяет жестко преследовать «боевые» организации. Показательна здесь судьба профсоюза энергетиков SNATEG: в 2016–2017 годах сотни его активистов были уволены, председатель Рауф Меллаль и другие лидеры подверглись уголовному преследованию.
Недавно в Алжире были изменены требования, предъявляемые к профсоюзам для получения аккредитации Министерства труда. Из 65 зарегистрированных профсоюзов под ужесточенные правила подошло лишь 17... Международная конфедерация профсоюзов регулярно публикует рейтинги стран, где нарушаются права трудящихся и профсоюзов. В 2020 году Алжир по оценке МКП вновь получил 5 из 5 баллов по степени неблагоприятности для профактивистов.
Предсказывать политическую ситуацию в Северной Африке, как и на Ближнем Востоке, — дело неблагодарное. Однако влияние движения «Хирак» на алжирское общество еще предстоит оценить. Едва ли не впервые в стране протестная волна такой мощности осталась мирной и не привела к катаклизмам, при этом удалось добиться серьезных уступок от власти. Для профсоюзов «Хирак» стал трудной школой мобилизации, возможностью заявить о своих правах и проблемах не только Алжиру, но и миру — и возможностью увидеть собственные слабые стороны.
Сделают ли алжирское профдвижение и алжирская власть нужные выводы?
Александр ЦВЕТКОВ
Атака на SNATEG
Судьба профсоюза энергетиков SNATEG и его лидеров — красноречивый пример трудностей, с которыми приходится сталкиваться независимым профактивистам Алжира в новейшие времена.
SNATEG был зарегистрирован в 2013 году и объединил около 35 тысяч работников предприятия Sonelgaz — монопольного поставщика газа и энергии в Алжире, одного из крупнейших госпредприятий страны. После ряда протестных акций в 2016 году руководство Sonelgaz взяло курс на уничтожение профсоюза. Члены профсоюза подверглись массовым увольнениям. Президент профсоюза Рауф Меллаль был уволен за свою деятельность по защите прав работников и в 2017 году попал под уголовное преследование за раскрытие коррупционных схем в Sonelgaz. Всего против Меллаля было выдвинуто около 17 обвинений. Подвергся преследованию и ряд других лидеров профсоюза.
В 2018 году из уст чиновников Минтруда активисты SNATEG с удивлением узнали, что профсоюз «самоликвидировался» решением собрания. Банковские счета организации были заморожены. Борьба за выживание профсоюза поддерживается глобальными профорганизациями. Митинги и пикеты в защиту профсоюза (смотрите фотографии) прошли по всему миру.
Харрага. Сжигатели паспортов
Хронической болезнью нефтегазового Алжира остается молодежная безработица — почти до 30% в последние годы (в 1999 году без работы было до 50% молодых). Отсутствие перспектив для молодых в стране — далеко не последняя причина того, что новое поколение алжирцев вышло на улицы.
С недавней историей и настоящим Алжира тесно ассоциируется феномен «харрага» — рискованный способ нелегальной миграции в страны Европы, который начал набирать обороты в 1980-е годы. Это диалектное словечко означает «сжигатели». Молодые (как правило) люди пускаются в плавание через Средиземное море на резиновых или деревянных лодках, уничтожив перед тем свои документы, чтобы затруднить депортацию домой.
Несмотря на рискованность, этот феномен стал массовым. Только в 2008 году береговая охрана стран ЕС перехватила в море около 1300 человек, при этом было найдено около 100 погибших. Характерно, что, вопреки стереотипам о магрибских мигрантах, среди «харрага» хватает людей, получивших весьма неплохое образование, но не нашедших себя на родине.