Страна кедров, гор, невиданного конфессионального разнообразия и тлеющей политической нестабильности. Когда-то самая благополучная страна арабского мира, Ливан до сих пор не может до конца преодолеть последствия закончившейся в 1990 году пятнадцатилетней гражданской войны. Вот и ливанские профсоюзы — когда-то они могли похвастаться большой мощью и заставляли власти с собой считаться, но в послевоенных реалиях оказались не у дел. Разбираемся, почему так вышло и есть ли у профсоюзного движения Ливана шанс на новый взлет.
Ближний Восток — мягко говоря, не самый просто устроенный регион мира. И все же Ливан, вытянувшаяся вдоль Средиземного моря маленькая гористая страна, соседка истерзанной войной Сирии, стоит особняком.
Прежде всего — благодаря удивительной религиозной пестроте (на Ближнем Востоке этот фактор определяет не только духовную жизнь). Здесь самая большая в арабском мире доля христианского населения. Католики восточного обряда — марониты, потомки древнего арамейского населения этих мест, вкупе с православными до середины XX века составляли большинство населения Ливана — уникальный случай для арабского Востока. Вдобавок после Первой мировой войны Ливан двадцать с небольшим лет прожил под французским правлением.
Несколько десятилетий назад Ливан называли «Ближневосточной Швейцарией» — как самое светское, богатое и спокойное государство арабского мира. Но с 1975 по 1990 год страна — бывший остров благополучия и туристическая мекка Восточного Средиземноморья — погрузилась в омут гражданской войны. Война не уничтожила поликультурный Ливан, но сильно изменила его лицо.
Перемены особенно коснулись профсоюзов. В довоенном Ливане рабочее движение легко могло разговаривать с властями и бизнесом с позиции силы и мобилизовать работников в свои ряды. Теперь — не то.
«Профсоюзы находятся в глубоком кризисе и более не существуют. Они представляют интересы политических партий, чтобы не рухнуть вовсе», — еще десять лет назад метко и печально охарактеризовал ситуацию с профсоюзами в Ливане представитель Фонда Фридриха Эберта в этой стране Самир Фара.
Но сначала поговорим о том, как профсоюзы в Ливане рождались и развивались.
По ближневосточным меркам ливанское профсоюзное движение имеет долгую историю. Первый профсоюз современного типа здесь создали типографские рабочие еще в 1914 году, под властью Османской империи, но совсем незадолго до того, как империя рухнула, а Ливан и Сирия оказались под контролем Франции.
Приход французов был, безусловно, стимулом для появления новых профсоюзов. Впрочем, не в меньшей, а то и в большей степени на это повлияли и вести о революции в далекой России. Самые боевые ливанские профсоюзы (такие как созданный в 1924 году союз рабочих табачной отрасли) и впрямь открыто симпатизировали коммунистам. Но параллельно в стране стало развиваться и «реформистское», либерально настроенное рабочее движение.
А в 1936 году на свет появился так называемый Комитет профсоюзного единства, с 1945 года — Федерация союзов рабочих и служащих Ливана, FUWEL. Это был первый национальный профсоюзный центр в ливанской истории.
Тем временем в Европе началась война. В 1940 году Франция оказалась под германской оккупацией, на ее территории было создано коллаборационистское правительство Виши. Для профсоюзов это означало резкое усиление давления на них и репрессии. Рабочие организации стали опорой антиколониального сопротивления.
В 1941 году коллаборационистов изгнали из Ливана британцы с союзными силами «Свободной Франции» Шарля де Голля. А в 1943 году Ливан — не без инцидентов и конфликтов с французами — добился национальной независимости.
Влияние Федерации союзов рабочих и служащих в то время было довольно велико — ее членские организации вовсю участвовали в движении за независимость. Неудивительно, что уже в 1946 году в Ливане появился Трудовой кодекс, в котором впервые в стране были законодательно прописаны основные права работников — на объединение и забастовку, на оплачиваемые отпуска, на выходные, etc.
Другое дело, что дальнейшего усиления профсоюзов ливанские элиты не хотели — особенно марксистских. В итоге страна так и не ратифицировала некоторые основополагающие конвенции МОТ, в частности — о свободе ассоциации. Вне закона была объявлена политическая деятельность профсоюзов, что давало властям формальное право блокировать работу любой организации, не только прямо связанной с теми или иными партиями, но и просто слишком критикующей социальную политику в стране. (Полвека спустя, однако, партийность станет большим проклятием профсоюзов.) Для профсоюзов было введено обязательное государственное лицензирование.
Коммунистические профсоюзы подвергались репрессиям, реформистские же — росли и объединялись. И вот в 1958 году на основе нескольких легальных федераций была создана действующая до сих пор Национальная конфедерация ливанских трудящихся, CGTL, — главное профобъединение в ливанской истории.
Шестидесятые и первая половина семидесятых годов стали для Ливана временем быстрого роста экономики — и с ней профсоюзов. Устойчивые связи с Западом позволили Ливану быстро стать банковским и финансовым центром Ближнего Востока. В страну потекли инвестиции. Но где быстрый экономический рост, там и рост социальной напряженности: городское население росло за счет мигрантов из сельских районов, работы в городах становилось меньше, чем рабочих рук, зато расслоение между богатыми и бедными все сильнее бросалось в глаза.
А CGTL росла. В начале семидесятых в состав конфедерации влились прежде нелегальные коммунистические и левацкие профсоюзы. Так национальный профцентр стал на какое-то время монополистом в представительстве прав рабочих.
За десятилетие с небольшим (с 1960 по 1972 год) количество работников, состоящих в ливанских профсоюзах, выросло более чем вдвое. Воссоединение с левыми профсоюзами сказалось и на политике CGTL. Первоначально организация либеральная и осторожная, предпочитавшая не бастовать, а договариваться с работодателями и государством, CGTL все чаще стала показывать работодателям зубы.
Протест в то время буквально висел в воздухе Ливана — да и могло ли быть иначе в быстроразвивающейся стране! Забастовок с каждым годом становилось больше: рабочие были готовы отстаивать свои права в профсоюзах — или без них. Набирали популярность локальные способы самоорганизации — фабричные и крестьянские комитеты, координационные советы производств.
Как знать, чем бы закончился этот процесс, если бы не случившееся потом.
1975 год оказался черным для «Швейцарии Востока».
Из-за арабо-израильского конфликта в Ливане скопилось огромное количество палестинских беженцев — не только мирных жителей, но и вооруженных боевиков. Южные районы страны оказались под контролем палестинцев и их вооруженных отрядов, не подчинявшихся национальному правительству. Хрупкий баланс сил, на котором строилось благополучное существование ливанского государства, разрушился.
В ответ на «палестинскую угрозу» объявили мобилизацию правоконсервативные христианские организации. И прежде всего — маронитская фалангистская партия «Катаиб» Пьера Жмайеля, влиятельного бизнесмена, националиста и одного из лидеров христианской общины Ливана. Центральное правительство потеряло контроль над ситуацией. Зазвучали выстрелы, а вскоре стороны перешли к чисткам и убийствам мирных жителей.
Как водится на Востоке, конфликт быстро превратился в многослойный и многофакторный. Ливанское общество раскололось сразу по нескольким направлениям: условные «правые» против условных «левых», националисты против палестинцев и сторонников арабского единства, христиане против мусульман. Там переплелись интересы и соседних держав — Израиля и Сирии, которые ввели в Ливан свои войска, а также Ирана, при посредстве которого было создано шиитское военизированное движение «Хезболла», до сих пор являющееся серьезной политической силой в Ливане.
Удивительно, но в этих непростых условиях CGTL сумела сохраниться, оставшись в воюющей стране одной из немногих сил, способных на фоне конфликта поднимать вопрос о правах и гарантиях для работников. (Существовавшие до того многочисленные неформальные рабочие объединения и движения исчезли вскоре после начала боев.) Мало того, в реалиях, когда страна раскололась на враждующие общины, именно профсоюзы, способные говорить об общих для христиан, шиитов и суннитов проблемах социальной справедливости и трудовых прав, оставались объединяющей силой.
За время этой гражданской войны, которая закончилась только в 1990 году, погибло, по разным оценкам, от 100 до 200 тысяч человек.
Ливан смог восстановиться после войны, но постконфликтная реальность оказалась губительной для его профсоюзов. Еще в девяностые CGTL показывала себя силой, способной выводить людей на улицу и даже отправлять в отставку влиятельных политиков, — но уже к концу десятилетия ситуация изменилась.
Послевоенные власти Ливана («строительный» миллиардер Рафик Харири почти бессменно возглавлял правительство в девяностых и до своего убийства в 2005 году) сделали ставку на неолиберальную модель. Сильные профсоюзы в этот расклад не вписывались.
В конце девяностых разгорелась настоящая кампания по торпедированию CGTL изнутри путем внедрения в конфедерацию вновь созданных профсоюзов, подконтрольных конкретным партиям. Если в 1993 году в CGTL состояло 22 профобъединения, то к 2001 году их стало 36. Эти цифры, увы, говорят не о быстрых темпах прироста членства. Львиная доля новых профсоюзов и даже федераций, чьи представители получили кресла в руководящих органах CGTL, имели меньше тысячи членов. Но система профсоюзного представительства в Ливане устроена так, что количество делегатов от конкретной федерации в центральных органах не зависит от ее размера. Так что в начале двухтысячных дело было сделано: CGTL перестала восприниматься как независимая организация и потеряла авторитет.
Если уж вести речь о протестном потенциале против неолиберальной политики правительства, то с этим на фоне коллапса профсоюзов стали лучше справляться исламисты. В случае Ливана самая заметная сила этого спектра — шиитская вооруженная группировка «Хезболла», существующая в Ливане с восьмидесятых годов. В Израиле, США и некоторых странах Запада она считается террористической организацией. А в Ливане — является не только весомой политической силой, но и настоящим «государством в государстве», которое контролирует часть территории страны, обладая при этом мощными вооруженными силами и реализуя собственные социальные программы. В 2018 году «Хезболла» и ее союзники (включая и христианские партии) смогли получить большинство мест в парламенте страны.
А профсоюзы... К середине 2010-х годов в Ливане существовало больше полусотни федераций и около 600 профсоюзов — но представляли они интересы едва ли 7% работников страны.
На пике мощи CGTL в 1970 году в ее членских организациях состояло около 200 тысяч человек (для маленького Ливана — совсем не мало!). По состоянию же на 2008 год цифра сократилась вчетверо, что ослабило CGTL.
Но у этих процессов есть вполне объективные причины. Многие крупные предприятия, бывшие опорой профсоюзов, исчезли в войну. Современный Ливан — страна с высоким уровнем безработицы и креном экономики в сторону малых предприятий, где органайзинг практически невозможен.
Львиную долю в ливанской экономике занимает сфера услуг, которая тоже не слишком удобна для проникновения туда профсоюзов. Огромное количество потенциально нуждающихся в защите людей попросту остаются за бортом «официальных» профсоюзов. В том числе самая уязвимая категория населения — мигранты. В стране до сих пор живут сотни тысяч беженцев — палестинцы, а с 2010-х годов — и сирийцы: в шестимиллионный Ливан прибыло около полумиллиона беженцев из страны-соседки. Строительство или домашний труд — отрасли, в которых большинство рабочих составляют гастарбайтеры из стран Африки и Азии.
Это — «серая зона» ливанской сферы труда. Как и в других арабских странах, в Ливане применительно к мигрантам широко используется механизм «кафала» — «попечительство» работодателя над работником, которое оборачивается полной властью первого над вторым. Привезший иностранца в страну «попечитель» распоряжается его документами и может даже отказаться выпускать его на родину. Нередки и другие вопиющие случаи нарушения прав мигрантов — например, депортация на родину детей, родившихся у иностранных рабочих.
«Рабочее движение должно пересмотреть собственную структуру и уставы в сторону большей демократичности и инклюзивности, — считает представитель Фонда Фридриха Эберта Самир Фара. — А кроме того, необходимы долгосрочные стратегии, которые позволят мобилизовать профсоюзы не только в формате реакции на конкретные события или решения правительства».
Сможет ли CGTL сделать выводы и найти политическую волю для реорганизации — вопрос. А пока в Ливане создаются новые структуры рабочего представительства, и именно с этими ростками эксперты связывают будущее рабочего движения страны.
В начале нынешнего десятилетия неожиданно громко заявило о себе новое объединение профсоюзов работников госсектора — Профсоюзный координационный комитет, UCC. Эта структура, несмотря на давление со стороны политиков и правительства, стала в 2010-х едва ли не единственной профсоюзной силой, способной на серьезную мобилизацию работников и независимый разговор на равных с государством.
UCC — самый яркий, но не единственный профсоюз «новой волны». Молодые профсоюзы появились в среде мигрантов и аграрных рабочих, на предприятиях создаются и неформальные рабочие объединения и комитеты — совсем как в семидесятых.
Можно ли сказать о том, что у ливанского профсоюзного движения появился второй шанс? Тут, как говорится, лишь бы не было войны. Увы, в условиях ливанского клубка это не просто поговорка.
Александр ЦВЕТКОВ
Конфессии и конфессионализм в Ливане
Еще в середине XX века Ливан был единственной арабской страной с христианским большинством; теперь христианские общины составляют чуть меньше 40% его населения. В основном это марониты, потомки древнего арамейского населения региона. Маронитская церковь имеет общение с Римом, а элита маронитов тесно завязана на Францию и страны Запада.
Около 30% населения страны на начало XXI века составляют мусульмане-шииты, 20% — сунниты. Кроме того, в стране существует малочисленная, но влиятельная община друзов — это особое этноконфессиональное сообщество, отколовшееся от шиитского ислама в раннем Средневековье.
Хрупкий религиозный мир в стране поддерживает уникальная политическая система: конфессионализм. По ливанскому закону, президент страны должен избираться из маронитов, премьер-министр — из суннитов, а спикер парламента должен представлять шиитскую общину. Необходимость поддерживать баланс интересов общин и конфессий в Ливане пронизывает не только политику, но и другие сферы жизни страны, в том числе профсоюзную жизнь.