На родине, в Австралии, журналиста Уильяма ЛЕЙНА называют «противоречивой фигурой». Один из отцов-основателей и пропагандистов национального профсоюзного движения Австралии, он запомнился экспериментом по созданию коммуны своих последователей, отвергших капитализм, в далеком Парагвае. Но, как часто бывает с такими экспериментами, что-то пошло не так...
Смотрящий на нас с архивных фотографий усталый человек, усатый, с пронзительным взглядом из-под очков, — одна из самых выпуклых фигур австралийского рабочего движения.
Уильям Лейн был журналистом-самоучкой, социалистическим пропагандистом и профсоюзным организатором, белым расистом и борцом с иммиграцией, критиком имперской колониальной политики в ранние годы и консервативно-патриотическим публицистом в последние двадцать лет жизни.
Но запомнился он не этим, а попыткой создать маленький социальный рай на другом конце карты мира, в Латинской Америке. Увы, как и все прочие попытки построить рай на земле, — не слишком успешной. Особенно если делать это на базе железных правил, не учитывавших реальность и человеческую природу.
Родиной будущего знаменитого пера австралийской рабочей журналистики была Англия. Уильям Лейн появился на свет осенью 1861 года в портовом Бристоле, в семье ирландца-протестанта и англичанки.
Отец Уильяма Джеймс Лейн был садовником — не самая доходная профессия, но, что хуже того, кормилец семьи был не в ладах с алкоголем. Это обстоятельство, равно как и память о голодных годах в детстве, оставит большой отпечаток на личности Лейна-младшего. Вдобавок ко всему наш герой родился хромоногим. От врожденной косолапости он частично избавится лишь в юности — благодаря помощи канадских хирургов.
Возможно, раннее знакомство с трудностями жизни и помогло Лейну стать классическим для своего времени self-made man. Он так и не получил полноценного систематического образования. С подросткового возраста, несмотря на несомненные школьные успехи, ему пришлось трудиться конторским мальчишкой на побегушках, чтобы помочь семье. Это, впрочем, не помешает будущему профсоюзному журналисту и теоретику назубок знать труды Карла Маркса и Адама Смита...
Но Британия второй половины XIX века — не лучшее место для таких self-made. Активных и пробивных манит Новый Свет — земля обетованная. В 14 лет Уильям лишился матери, а два года спустя решил попытать счастья на другом берегу Атлантики.
Дальше — несколько лет вначале в Канаде, затем в США. Лейн путешествовал с места на место, довольствуясь случайными заработками. В какой-то момент устроился наборщиком в типографии — и так впервые познакомился со сферой, которой посвятит большую часть жизни. В возрасте двадцати с небольшим лет, будучи в Детройте, Лейн смог стать автором местной газеты партии демократов «Детройт Фри Пресс».
Свободное время он, повторим, зря не тратил. Лейн хорошо изучил Маркса, а особое его расположение стяжал Генри Джордж, философ и экономист, чье имя гремело в то время. Джордж провозглашал: право собственности справедливо в отношении произведенного продукта, но не земли и ее ресурсов, и большинство налогов стоит заменить единственным — на пользование землей, раз уж собственность на землю нельзя отменить в одночасье.
Земельный вопрос волновал Лейна особо.
«В нем (Лейне) чувствовалась жажда английского сельчанина, иссохшего от безземелья», — вспоминала поэтесса Мэри Гилмор, ставшая позже одной из участниц его утопического проекта. И правда, Англия конца XIX века была примером самого несправедливого и резкого контраста между богатыми и бедными не только в городах, но и в сельской провинции. И детские воспоминания о виденном на родине не оставляли Лейна всю жизнь.
Женившись в 1883 году, Лейн вновь радикально меняет место жительства. На сей раз его позвала Австралия.
Еще недавно Австралия, казалось, была дальним и глухим краем каторги и ссылки. Но с середины XIX века, когда на континенте нашли залежи полезных ископаемых, все изменилось, континент стал более привлекательным для иммиграции местом, чем США.
Богатые землей и еще малонаселенные, но быстро развивавшиеся колонии Австралии казались тем местом, где возможно исполнение смелых идей о более справедливом обществе. Еще в середине столетия в колонии Виктория (единой Австралии тогда еще не существовало на карте) рабочие добились для себя восьмичасового рабочего дня — в метрополии, да и в США об этом можно было лишь мечтать.
1885 год, когда Лейн с супругой сошли с корабля в Брисбене, столице колонии Квинсленд, был временем расцвета профсоюзного движения в колониях. Мощные профсоюзы горняков, рудокопов, строителей и даже сельскохозяйственных рабочих заставляли считаться с собой и собственников, и правительства.
На новом месте Лейн быстро нашел себе место в квинслендской радикальной прессе — газетах «Курьер» и «Обсервер», где он стал вести колонку о вопросах труда. Параллельно энергичный молодой человек был вовлечен в формирование системы квинслендского Центрального совета тред-юнионов... Лейн быстро стал популярным автором и в 1887 году основал собственное издание — газету «Бумеранг», которая последовательно выступала за земельную реформу в джорджистском духе.
Подумать только — сам премьер Квинсленда сэр Сэмюэль Гриффит в 1888 году выступил в газете Лейна со статьей о необходимости справедливого распределения прибыли между производителями продукта — рабочими и владельцами!
В 1890 году Лейн продал свой «Бумеранг» и занялся изданием профсоюзной газеты «Уоркер» («Рабочий»), а также организационной работой в профсоюзах колонии. Со временем социалистические убеждения Лейна все больше левели, что, впрочем, не мешало им сочетаться с расизмом самого пещерного по меркам нашего времени свойства.
Расовая повестка была в целом свойственна австралийским профсоюзам тех лет. Австралийские собственники во второй половине XIX века хорошо поняли, что организованным белым рабочим можно противопоставить дешевый и бессловесный труд привозных рабочих: «канака», темнокожих туземцев из Океании, и, конечно, китайских мигрантов — кули. И одним из главных требованием тред-юнионов стал запрет трудовой иммиграции неевропейцев.
И если «канака» не пугали австралийцев, то прибытие в Австралию массы китайских работников заставило многих забить в колокола по поводу «желтой опасности» и перспектив грядущего порабощения белого населения Австралии пришельцами. Лейн в этом деле был среди первых. В 1888 году он под псевдонимом выпустил опус с красноречивым названием «Белая или желтая: хроника расовой войны в 1908 году», где фантазировал на тему будущего освобождения Австралии, оккупированной китайцами-мигрантами:
«Они подмяли под себя все, эти китайцы. Они взяли под контроль основные отрасли промышленности... допущенные имперским актом ко всем гражданским свободам, они заседали в парламенте, управляли департаментами...»
В конце, живописал автор, после восстания австралийских патриотов китайцы будут «как огромные стада скота» изгнаны из страны. Представители метрополии, британцы, в памфлете Лейна были выведены как враги, способствующие «цветным» в противовес интересам «белой Австралии»...
В начале девяностых годов в Австралии наступил кризис, время тяжелых трудовых конфликтов. В 1890 году в колониях массово — но безуспешно — бастовали моряки торговых судов. 1891 году Квинсленд потрясла отчаянная многомесячная стачка стригалей овец, недовольных сокращением зарплат, внедрением машинной стрижки и решением скотоводов нанимать рабочих в обход разрешения профсоюзов. Несмотря на невиданный размах, протест захлебнулся, не дав результата, а его лидеры были репрессированы.
Поражение стачек и преследование лидеров рабочих раскололо австралийское профсоюзное движение. Умеренная часть пришла к выводу, что в условиях австралийской реальности необходимо защищать свои интересы средствами легальной политики. Так на свет появился австралийский лейборизм, который станет мейнстримом национальной политики в начале XX века.
Меньшинство мириться с капитализмом отказалось.
Именно тогда у Лейна родилась идея увести разочаровавшихся в новую землю обетованную, где можно будет воплотить в жизнь социалистические принципы — равенство, основанное на товариществе и общем труде. В самой Австралии не вышло — значит, надо основывать Новую Австралию.
Где разместиться Утопии? Выбор Лейна и его товарищей пал на Парагвай. Эта латиноамериканская страна пережила в 1864–1870 годах катастрофическую войну с Аргентиной, Бразилией и Уругваем. В результате ее Парагвай не только потерял львиную долю территории, но и пережил демографическую катастрофу. Во время боевых действий, из-за массированной партизанской войны, а также от голода и болезней погибло больше половины населения Парагвая. Если же говорить о мужчинах — их, по некоторым оценкам, война унесла 9 из 10.
Неудивительно, что работящих людей из далекой Австралии парагвайское правительство было готово принять с распростертыми объятьями.
На призыв основанной Лейном Ассоциации «Новоавстралийское кооперативное поселение» откликнулось почти 300 человек. Чтобы стать будущим жителем Новой Австралии, надо было внести около 60 фунтов. А чтобы собрать эти деньги, многие были вынуждены продать свои дома.
Несмотря на это, уже в июле 1893 года судно с первой партией последователей Лейна вышло из Сиднея, взяв курс на Южную Америку. Среди пассажиров были не только рабочие и фермеры, но и представители богемы — в частности, упоминавшаяся нами поэтесса и писательница, классик австралийской литературы Мэри Гилмор.
Парагвайское правительство и впрямь с готовностью пошло Лейну и его товарищам навстречу. Землю для нужд Ассоциации Парагвай выделил бесплатно. Колонистам гарантировалась свобода от налогообложения и управление по собственным законам. Собранных Лейном и его товарищами взносов должно было с избытком хватить на построение крепкого хозяйства и организацию достойной жизни в будущем поселении.
Лейн надеялся, что его Новая Австралия станет примером не только для оставшихся в Австралии старой, но и для всего мира, и что за первыми сотнями поселенцев вскоре последуют уже тысячи белых людей, готовых строить новый мир.
Но реальность быстро стала вносить коррективы в жизнь утопии. Первой удар по энтузиазму строителей справедливого общества нанесла природа: поселенцы во всей полноте ощутили «прелести» местных болезней и познакомились с тропическими насекомыми и змеями.
Жизнь в Новой Австралии должна была строиться по принципу всеобщего равенства, справедливого вложения усилий в общее дело и справедливого распределения рабочего времени. Восемь часов на труд, восемь на отдых и восемь на сон — одна из основополагающих задач рабочего движения стала одним из принципов устройства жизни колонии. Но конфликты начались, едва дело дошло до распределения обязанностей между колонистами. И правда, почему одним должны доставаться, например, изнурительные работы на расчистке земли от леса, а другим — легкий труд огородника или пастуха? Лейн в управлении колонией быстро проявил себя как диктатор — и столь же быстро стал объектом общей нелюбви.
Но главное — в Новой Австралии были установлены строжайшие правила общежития. Выросший в семье пьяницы, Лейн исповедовал стопроцентное трезвенничество и требовал того же от других новоавстралийцев.
В условиях ежедневного изнурительного труда, в окружении плантаций сахарного тростника и местного населения, в изобилии гнавшего ром и брагу, поселенцам — англосаксам, ирландцам и шотландцам, как правило отнюдь не привыкшим перебиваться одной лишь водой и чаем, — соблюдать это ограничение оказалось не по силам.
К нарушителям запрета Лейн был безжалостен: преступающий закон справедливого общества должен быть изгнан из него. Среди колонистов начался ропот.
Второй точкой раздора стал расовый вопрос, который для основателя Новой Австралии был не менее принципиальным. Большую часть колонистов составили мужчины, но Лейн установил правило, запрещавшее иметь дело с «расово чуждыми» местными женщинами — индианками-гуарани и метисками.
Неудивительно, что вскоре ропот в Новой Австралии перешел в открытый раскол. Колонисты, вложившие все нажитое в переезд через полмира, стали разбегаться в надежде попасть домой и начать все с начала.
Пик кризиса наступил, когда в Парагвай в 1894 году прибыла новая партия поселенцев, и среди них — горстка ярых профсоюзных лидеров, отсидевших свои сроки по делу о стачке стригалей. Прибыв на место, они обнаружили, что реальная Новая Австралия имеет не так много общего с тем местом, куда они стремились. Бывшие сидельцы, опытные организаторы сопротивления «угнетению капиталистической системы» проделали трудный путь явно не для того, чтобы терпеть диктатуру Лейна.
Вскоре после их прибытия Лейн был смещен с должности главы Новой Австралии. С несколькими десятками сторонников он предпочел покинуть свое детище.
Изгнанники, верные идее социалистического рая, основанного на трезвенничестве и расовой чистоте, заложили поодаль новое поселение, Косме. Но дела не задались и там. В 1899 году Уильям Лейн, разочаровавшийся и в этом своем детище, покинул Южную Америку навсегда.
То же со временем сделала и львиная доля прибывших вместе с ним. Однако обе коммуны просуществовали еще десятилетия — а иные наследники первых коммунаров, смешавшиеся, вопреки заветам Лейна, с коренным населением, проживают в тех местах и поныне. Всего же в Парагвае в наши дни живет около 2000 потомков прибывших с Лейном новоавстралийцев.
Из Парагвая Лейн с семьей вначале отправился на родину, в Англию, но позже вернулся в Южное полушарие. Некоторое время пожив в Австралии, он перебрался в Новую Зеландию.
При всех претензиях к Лейну никто не мог обвинить его в неискренности и неверии в собственные убеждения. Тем не менее после поражения своего проекта Лейн коренным образом изменил политическую окраску. В Новой Зеландии он стал сотрудничать с проимперско-консервативной прессой. Прежде он открыто критиковал британские власти — теперь же агитировал за введение в Новой Зеландии, на тот момент такой же британской колонии, обязательной воинской повинности. (Вопрос о службе в имперских силах был поводом для раздора и в Новой Зеландии, и в Австралии…)
Когда в Старом Свете грянула Первая мировая война, бывший противник имперской политики Лейн уже не скрывал своих пробританских симпатий. Один из двух его сыновей отправился на фронт в составе Австралийско-Новозеландского армейского корпуса — и в 1915 году погиб под турецким городом Галлиполи.
Сам Лейн пережил сына всего на два года. Его не стало в апреле 1917 года.
Надо сказать, что до конца жизни Лейн продолжал по собственному почину возмещать взносы решившим вернуться на родину членам его второй, любимой коммуны — Косме.
Александр ЦВЕТКОВ