Массовое убийство бастующих рабочих банановых плантаций, которое случилось в 1928 году в колумбийском городе Сьенаге, сегодня признается одной из поворотных трагедий в истории этой латиноамериканской страны. Но память о ней могла бы кануть в Лету, если бы не колумбийские литераторы, спасшие эту историю стачки из полузабвения спустя несколько десятилетий и сделавшие ее знаменитой на весь мир.
В 1971 году в СССР вышел перевод романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества». Летопись нескольких поколений семьи Буэндиа и история рождения, жизни и гибели затерянного в тропических лесах города Макондо превратились в настольную книгу уважающего себя советского интеллигента.
Причудливый мир Макондо начал рушиться после прихода в город американской Банановой компании с ее шальными деньгами, которые изменили жизнь городка, и жестокой расправы действовавших в интересах компании военных над забастовкой рабочих. В этой забастовке участвовал один из героев романа, Хосе Аркадио Буэндиа Второй.
Один из самых страшных образов книги — тихий поезд без габаритных огней, везущий в ночи тысячи убитых — штабелями, словно связки бананов — в сторону побережья, чтобы военные смогли сбросить мертвецов в море. Выживший чудом и сумевший выбраться из жуткого поезда Хосе Аркадио Второй так и не смог никому рассказать о произошедшем: в Макондо не помнили и не хотели помнить ничего.
«— Там было, наверное, тысячи три... — прошептал он.
— Чего?
— Мертвых, — объяснил он. — Наверное, все люди, которые собрались на станции.
Женщина посмотрела на него с жалостью.
— Здесь не было мертвых, — возразила она...»
Аналогии для советского читателя в этом находились вовсе небезопасные. Всего за девять лет до выхода книги в СССР была раздавлена войсками мирная рабочая демонстрация в Новочеркасске, которую точно так же постарались как можно скорее забыть.
Историю расправы над забастовкой рабочих банановых плантаций Маркес слышал с детства от собственной бабушки. Трагедия, которую в книге он поместил в придуманный им город Макондо, в реальной жизни случилась за год до рождения писателя, 1927-й, в городе Сьенаге, недалеко от его родной Аракатаки (которая, по общепринятой версии, и стала прототипом Макондо).
Десятилетиями о стачке будто бы пытались забыть. Только в 1962 году, за пять лет до публикации книги «Сто лет одиночества» на родине, коллега Маркеса, журналист Альваро Сепеда Самудио, уроженец Сьенаги,
написал на эту тему роман «Большой дом», опираясь на реальные воспоминания жителей города. Эта книга за пределами латиноамериканского мира не столь известна, но она серьезно повлияла на будущего нобелевского лауреата Маркеса.
Заняться проблемой литераторы заставили историков. После этого расправа над рабочими в Магдалене заняла подобающее место в национальной памяти — как одна из самый страшных трагедий страны первой трети XX века.
Это был сонный провинциальный городок в регионе Магдалена. Но в начале XX века в эту часть страны пришла американская корпорация United Fruit Company, приобретшая и взявшая в аренду в окрестностях огромные территории под выращивание бананов. За считаные годы Сьенага превратилась в один из центров бурно развивающейся области банановых плантаций, которую местные звали просто — Зона.
Маркес — пусть и в чуть гиперболизированной форме — живописует резкость перемен, принесенных Банановой компанией, в которой легко узнается United Fruit Company, в Макондо:
«...подозрительные жители Макондо только еще начинали задаваться вопросом, что же все-таки происходит, черт побери, как город уже превратился в лагерь из деревянных, крытых цинком бараков, населенных чужеземцами, которые прибывали поездом почти со всех концов света — не только в вагонах и на платформах, но даже на крышах вагонов. Немного погодя гринго привезли своих женщин, томных, в муслиновых платьях и больших шляпах из газа, и выстроили по другую сторону железнодорожной линии еще один город; в нем были обсаженные пальмами улицы, дома с проволочными сетками на окнах,
белые столики на верандах, подвешенные к потолку вентиляторы с огромными лопастями и обширные зеленые лужайки, где разгуливали павлины и перепелки. Весь этот квартал обнесли высокой металлической решеткой, как гигантский электрифицированный курятник, по утрам в прохладные летние месяцы ее верхний край был всегда черным от усевшихся на нем ласточек».
Обустройство банановых плантаций требовало огромного количества рабочих рук. В города Банановой зоны тысячами потекли мигранты, как из внутренних районов страны, так и с островов Карибского моря. Чтобы привлечь людей, United Fruit Company соглашалась платить работникам больше, чем они могли бы заработать в колумбийской провинции. Платили сдельно — за выполненный объем работ. От желающих и впрямь не было отбоя: за считаные годы население региона выросло в несколько раз.
Разбогатели и местные земледельцы: кто — сдавая американцам свои владения в аренду под плантации, а кто — пользуясь тем, что United Fruit Company открыла для колумбийских бананов рынки США и Европы.
Богачи из Сьенаги и столицы региона, Санта-Марты, открыли для себя жизнь в Европе; особенно полюбился им Брюссель, жизнь в котором обходилась дешевле, чем в Лондоне или Париже. Сьенага в 1910-е и 1920-е годы застраивалась невиданными прежде в тропическом лесном краю особняками в стилях эклектика и ар-деко. Влечение местной элиты к красивой жизни Старого Света острые на язык соотечественники язвительно назвали «брюсселитом» — будто досадную болезнь.
И все же монополия United Fruit Company, вольготно расположившейся в большом регионе, не могла не ранить чувств местного населения. Не только оппозиционные либералы, но уже и некоторые консерваторы начинали выказывать недовольство тесной связью центрального правительства страны с иностранным бизнесом и тем, что он стал в Магдалене хозяином.
То, что гринго односторонне устанавливают правила на рынке, злило местных плантаторов, вынужденных сбывать бананы компании на невыгодных для себя условиях. Масло в огонь подлило то, что в 1927 году, когда катастрофический ураган уничтожил огромные площади банановых посадок и поставил многих местных фермеров на грань разорения, United Fruit Company отказалась оказать им помощь.
Для рабочих условия на плантациях United Fruit Company были в целом лучше (или как минимум не хуже), нежели у местных банановодов. Но чем дальше, тем сильнее люди чувствовали несправедливость: пытаясь сохранить объемы прибылей, компания нашла способ не соблюдать колумбийские законы о труде. Большинство работников она нанимала не напрямую, а через подрядчиков. Это позволяло не отвечать за условия найма.
«Мы работали с шести утра до одиннадцати, а затем с часу дня до шести... Подрядчик, платя зарплату, тридцать процентов оставлял себе», — вспоминал один из организаторов забастовки 1928 года.
Распространенной практикой стала выдача части заработной платы не живыми деньгами, а кредитными чеками, обменивать которые можно было в магазинах самой же компании на товары, привезенные ею же.
В общем, то, что вспыхнувшая поздней осенью 1928 года забастовка вовлекла огромные массы людей (по разным источникам, от 16 до 32 тысяч человек) и парализовала целый регион, удивлять никого не должно.
В 1928 году, в начале октября, представители Профсоюза рабочих Магдалены обратились к United Fruit Company с девятью требованиями. От корпорации потребовали отказаться от найма работников через подрядчиков, ввести для рабочих обязательное коллективное страхование и выплачивать компенсации при несчастных случаях во время работы. Другие пункты касались шестидневной рабочей недели, улучшения бытовых условий на плантациях и медицинского обслуживания. Следом шли: повышение оплаты труда для тех работников, кто получал наименьшую зарплату; выплата заработка еженедельно, а не раз в две недели; отказ от практики выдавать часть зарплаты чеками и от специальных магазинов компании, в которых должны были покупать товары рабочие.
В общем, список претензий в целом сводился к требованию к иностранной компании соблюдать колумбийские законы о труде, но United Fruit Company отказалась разговаривать с рабочими. Предлог нашелся циничный: работники, требовавшие прямого трудоустройства, формально не имели отношения к компании.
30 октября колумбийские власти (у руля республики стояла Консервативная партия, которую не раз
обвиняли в тесной связи с United Fruit Company) приняли закон, запрещавший профсоюзам агитировать против права частной собственности, призывать к классовой борьбе и де-факто ставивший вне закона большинство забастовок. В течение следующих недель попытки принудить компанию к переговорам ничего не дали. 12 ноября рабочие Банановой зоны начали стачку.
В первый же день забастовки командовать вооруженными силами в Магдалене был назначен генерал Карлос Кортес Варгас. Уже на следующие сутки после объявления стачки командующий привел в зону забастовки солдат.
Точное число участников стачки историки не могут назвать до сих пор, но постепенно в нее оказалось вовлечено большинство работников Банановой зоны — от 16 до свыше 30 тысяч человек. Из посольства США в Боготе в Вашингтон потекли тревожные телеграммы. Но поначалу забастовка протекала мирно. Хотя в ее организации участвовали левые рабочие лидеры, важнейшую роль в ней играла низовая самоорганизация. На каждой плантации существовал собственный забастовочный комитет. Город Сьенага стал одним из координационных центров забастовки.
Характерный эпизод двухмесячного противостояния: армия, остановив очередную группу рабочих, потребовала от них указать лидеров. Ответом было: «Мы все здесь главные» («Todos estamos jefes»). Все были немедленно арестованы.
В конфликт пыталось вмешаться Министерство труда Колумбии, но делу это не помогло. Компания отказывалась признать самих рабочих стороной переговоров — а это было одной из главных задач бастующих. В конце концов к работе привлекли штрейкбрехеров под охраной солдат, но это накалило ситуацию до предела.
4 декабря бастующие заблокировали железную дорогу и взяли в кольцо отряд солдат, охранявших сборщиков. Слухи ходили разные: и что из США в сторону Колумбии отправлены морские пехотинцы, и что вот-вот может быть подписано соглашение с компанией.
Многотысячные толпы людей начали стекаться в Сьенагу, куда, как ожидалось, должны были прибыть губернатор и управляющий United Fruit Company. Люди ждали подписания соглашения, но слухи не подтвердились. Утром 6 декабря рабочие собрались идти маршем на столицу региона Санта-Марту.
Командующий Варгас, который понял, что ситуация в регионе выходит из-под его контроля, воспринял (вполне вероятно, искренне) скопление людей в Сьенаге как подготовку к началу восстания.
Незадолго до полуночи он получил правительственную телеграмму: в провинции Магдалена объявлено военное положение, бразды гражданского и военного правления вручены Варгасу. На площади, где находился главный лагерь бастующих рабочих, заняли позиции три сотни солдат с винтовками и пулеметами. Хотя «Сто лет одиночества» — не документальный источник, сцена расстрела забастовки, описанная в нем, примерно соотносится с воспоминаниями очевидцев.
Генерал зачитал указ о военном положении и запрете собраний и дал толпе несколько минут, чтобы люди разошлись. Люди отказались: в толпе были уверены, что военные не станут стрелять, — однако по собравшимся был открыт огонь.
Маркесу, который писал о трех тысячах мертвецов после расстрела, неоткуда было взять точные цифры — историю стачки в то время никто не исследовал. Наутро после ночного расстрела на площади осталось только девять трупов. Как указывали очевидцы, ровно столько же, сколько требований рабочие направили United Fruit Company в октябре.
Вспоминали жители и о таинственном поезде без опознавательных огней, вскоре ушедшем со станции в сторону моря.
Как бы то ни было, насилие не закончилось ночным расстрелом. 6 декабря 1928 года из Боготы в Вашингтон полетела телеграмма:
«Ситуация за пределами города Санта-Марта, без сомнения, очень серьезна. Окрестности охвачены мятежом... Правительство говорит о большом наступлении на забастовщиков, как только в начале следующей недели прибудут все транспорты с войсками».
Часть рабочих, узнав о расстреле, попыталась завладеть оружием. В городке Севилья бастующие попытались атаковать главное управление United Fruit Company. Солдаты попросту перестали разбирать виновных и невиновных.
Сиксто Оспино Нуньес, участник Банановой забастовки, позже вспоминал: «…военные стреляли во всех и везде, даже не спрашивая, что кто делает. <…> Вот почему тела были найдены повсюду».
Больше недели потребовалось, чтобы насилие в Банановой зоне успокоилось. Командовавший расправой Варгас признал ответственность за 47 убитых, но в телеграмме, отправленной из посольства США в Боготе в Вашингтон в начале следующего года, было указано уже не меньше тысячи жертв. Некоторые источники называли и кажущуюся фантастической оценку — четыре тысячи мертвых.
Командующий вооруженными силами в Магдалене Карлос Кортес Варгас, ответственный за массовое убийство забастовщиков, в ходе последовавшего разбирательства оправдывался: если бы он не отдал приказ стрелять, стачку подавил бы американский десант, уже ожидавший высадки недалеко от колумбийского побережья для защиты граждан США.
В ответ на это оправдание юрист и в левый либерал Хорхе Эльесер Гайтан бросил генералу: пули, которыми солдаты стреляли в забастовщиков, должны были в таком случае быть использованы против иностранных солдат, ступивших на колумбийскую землю.
Харизматичный Гайтан запустил масштабное расследование по делу о Банановой резне, которое сделало ему самому политическое имя. (Как не вспомнить, что подобным же образом в предреволюционной России заработал себе политический капитал другой юрист и политик-харизматик, Александр Керенский, расследовавший похожую трагедию — бессудный расстрел рабочих в 1912 году на Ленских приисках в Восточной Сибири.)
Хотя расследование Гайтана было громким, его последствия для генерала Варгаса были в первую очередь репутационными. Уголовной ответственности он не понес. Вскоре после расстрела забастовки он был назначен главой национальной полиции Колумбии. Правда, спустя несколько месяцев Варгас вынужден был подать в отставку со своего поста — после громкого скандала с убийством полицией студента во время разгона демонстрации. Погибший приходился родней высокопоставленным лицам и активистом правых движений.
Скончается генерал Варгас в Париже в 1953 году. Критиковавшего его Хорхе Эльесера Гайтана, к тому времени политика, очень популярного как среди левого крыла либералов, так и среди революционных марксистов, убили весной 1948 года.
Считается, что именно смерть Гайтана спровоцировала кровавую гражданскую войну между консерваторами и коалицией либералов и левых, прозванную «Ла Виоленсия», во время которой погибнет около 200 тысяч человек. Она закончится в 1957 году, но уже в 1964-м неурегулированный гражданский конфликт вспыхнет вновь. Партизанская война в лесных регионах страны продлится до второй половины 2010-х.
В мифологичном мире Макондо после расстрела забастовки начались тропические дожди, продолжавшиеся без малого пять лет. Когда они завершились, мало что напоминало и о Банановой компании, и о прежней жизни города:
«На месте улиц тянулись болота, там и сям из грязи и тины торчали обломки мебели, скелеты животных, поросшие разноцветными ирисами, — последняя память об ордах чужеземцев, которые бежали из Макондо так же поспешно, как и прибыли сюда. Дома, с такой стремительностью построенные во времена банановой лихорадки, были покинуты. Банановая компания вывезла все свое имущество, на месте ее городка, обнесенного металлической решеткой, остались только груды мусора. Деревянные коттеджи с прохладными верандами, где по вечерам беззаботно играли в карты, исчезли, словно их унес ветер, предтеча того грядущего урагана, которому суждено было много лет спустя стереть Макондо с лица земли».
Реальность была куда прозаичней. Урсула Ребольедо, жительница Сьенаги из среды местной «банановой буржуазии», вспоминала: после расстрела забастовки быть американцем в Колумбии на какое-то время стало смертельно опасно: «После забастовки гринго были вынуждены изолироваться и завели свои луга, свои виноградники, поставили заборы... На вокзале Севильи произошло ужасающее. Там было двадцать три гринго, и их хотели сжечь заживо. Линчевать».
Вместе с тем вскоре после массового убийства рабочих, рассказывала она же, на приеме в Сьенаге, где главным гостем был Варгас, единственной темой для споров была музыка: танцевать ли колумбийскую кумбию или модный чарльстон...
Компания предпочла перевести свои конторы из залитого кровью города в другой, но банановый бизнес в Магдалене продолжался. Стачка имела политические последствия, и в первую очередь для самой Колумбии. Расстрел в Сьенаге и громкое разбирательство Гайтана способствовали первому за десятилетия поражению консерваторов на выборах 1930 года.
После этого для профсоюзов в стране настали более благоприятные времена. В 1934 года в Магдалене произошла новая забастовка в United Fruit Company, на сей раз окончившаяся успешно. Банановый бизнес United Fruit Company в зоне Магдалены пришел в упадок уже в шестидесятые — многие иронично отмечали, что окончательно нерентабельным производство бананов в регионе стало из-за чрезмерно усилившихся профсоюзов.
Впрочем, это все уже другая история.
Александр ЦВЕТКОВ
«Около двенадцати часов дня... более трех тысяч людей — рабочие, женщины и дети — заполнили открытое пространство перед станцией и столпились в прилегающих улицах, которые солдаты перекрыли пулеметами. <…> Какой-то старший лейтенант поднялся на крышу станционного павильона... и призвал всех к тишине. <…> Декрет... объявлял забастовщиков “бандой преступников” и уполномочивал войска стрелять в них, не жалея патронов.
Декрет вызвал оглушительную бурю протестов, но тут лейтенанта на крыше павильона сменил капитан и, размахивая граммофонной трубой, показал, что он хочет говорить. Толпа снова замолкла.
— Дамы и господа,— сказал капитан тихо, медленно и немного устало, — в вашем распоряжении пять минут, чтобы разойтись.
Свист, улюлюканье, крики заглушили звуки горна, возвестившего начало срока. Никто не двинулся с места.
— Пять минут истекло, — сказал капитан тем же тоном. — Еще одна минута, и будет открыт огонь. <…>
— Ублюдки! Подавитесь вы этой минутой!
Как только отзвучали эти слова, случилось нечто, вызвавшее у Хосе Аркадио Второго не ужас, а впечатление какой-то нереальности происходящего. Капитан дал приказ открыть огонь, и на него тотчас же откликнулись четырнадцать пулеметов. Но все это напоминало фарс. Казалось, что стреляют холостыми патронами: пулеметы захлебывались оглушительным треском, исступленно плевались огнем, однако из плотно сбившейся толпы не вырывалось ни единого крика, даже ни единого вздоха, словно все внезапно окаменели и стали неуязвимыми. И вдруг предсмертный вопль, донесшийся со стороны станции, развеял чары: “А-а-а-а, мама!”»
Габриэль Гарсиа Маркес, «Сто лет одиночества»
Выражение «банановая республика», которым клеймят бедные страны с диктаторскими режимами, впервые употребил 1901 году американский классик О’Генри.
До конца XIX века из-за сложностей транспортировки бананы оставались для американцев и европейцев дорогой экзотикой. С развитием быстроходных пароходных линий, железных дорог и, главное, с появлением технологий длительного хранения стало очевидно, что производство бананов — настоящая золотая жила. Выращивать их было очень дешево, и, даже с учетом затрат на транспортировку, конечному американскому потребителю они стали обходиться дешевле яблок. Спрос на новый фрукт в США, а следом и в Европе начал расти по экспоненте.
В 1899 году путем слияния нескольких фруктовых компаний была образована корпорация United Fruit Company (ныне ее преемница — корпорация Chiquita).
United Fruit Company быстро стала монополистом в Гондурасе, Гватемале и Коста-Рике. В Гватемале правительство страны в 1901 году даже возложило на United Fruit Company функции почтовой службы. Становясь крупнейшим землевладельцем в ряде регионов, корпорация могла прямо диктовать свою волю и условия национальным правительствам.
В Колумбии корпорация приобрела в собственность обширные территории на севере страны, провела в регион Магдалена железнодорожную линию и пользовалась безоговорочной поддержкой правившей в стране в те годы Консервативной партии.
К 1928 году власть в Колумбии уже несколько десятилетий удерживала Консервативная партия, очень настороженно относившаяся к зарождающемуся рабочему движению.
Традиционной политической силой, оппонирующей консерваторам, в Колумбии была Либеральная партия, часть которой формировала умеренно левую повестку в колумбийской политике. Левые либералы имели поддержку у колумбийских рабочих.
Как и в других испаноязычных странах, влияние в рабочей среде имели и анархо-синдикалисты. В 1926 году в Колумбии была также основана и первая марксистская партия — Социалистическая революционная партия Колумбии, активисты которой примут участие в организации Банановой стачки.
В зоне Магдалены одни из первых забастовок — в 1910 и 1918 годах — устроили железнодорожники, требовавшие повышения заработной платы. В начале 1920-х годов в регионе возникает несколько разрозненных рабочих организаций, хотя сельскохозяйственные работники были вовлечены в процесс одними из последних, в середине десятилетия.
В 1924 году рабочие банановых плантаций провели первую — неудачную — забастовку. 1926 году на свет появился Союз профсоюзов рабочих Магдалены, призванный объединить рабочих разных профессий. Но решающую роль в забастовке сыграют именно локальные забастовочные комитеты.
1927 год. Руководители Социалистической революционной партии Колумбии со знаменем, на котором изображены не только серп и молот, но и три восьмерки. 8 часов работы, 8 часов отдыха, 8 часов сна — это то, чего добивались социалисты в разных частях света — от Великобритании и Австралии до Латинской Америки.