122 года назад католический мир перевернула энциклика папы Льва XIII Rerum Novarum («О новых явлениях»). Его послание впервые всерьез коснулось проблемы труда и капитала и ознаменовало поворот Римской церкви к современности. Папа благословил католиков создавать профсоюзы, дав импульс развитию традиции христианского рабочего движения. Какими путями после этого пойдет социальное учение западного христианства?
Материал опубликован в "Профсоюзном журнале" № 4, 2023
1891 год. В России — голод из-за неурожая, а в Чили — гражданская война. В Америке серб Никола Тесла изобретает свой резонансный трансформатор, а в Швеции умирает столь же великий математик Софья Ковалевская. По всему миру, от Франции до Австралии, идут забастовки; призрак революции все явственнее бродит по миру.
Наконец 15 мая 1891 года папа римский Лев XIII выпускает открытое пастырское послание — энциклику Rerum Novarum (приблизительный перевод с латыни — «О новых явлениях»). Вроде невеликое событие — один только этот понтифик за свое правление выпустит 88 энциклик. Однако этому документу будет суждено остаться в истории.
Впервые Ватикан, прежде игнорировавший эти вопросы, развернуто выскажется о взаимоотношениях труда и капитала и о социальной справедливости в индустриальном обществе.
Послание Льва XIII современному наблюдателю не покажется ни прорывным, ни радикальным; его слог архаичен, а пафос направлен прежде всего на полемику с набиравшим в то время силу революционным социализмом. Но Rerum Novarum даст серьезный импульс модернизации католической повестки — и, в частности, зажжет зеленый свет христианскому рабочему движению и христианско-демократической политической традиции, без которой сложно представить западный мир после Второй мировой войны.
Век пара и электричества подходил к концу. Старая система общественных отношений, в которой церковь занимала незыблемое место, стремительно уходила в прошлое.
Над Европой поднялись новые знамена — позитивизм, либерализм, социализм, национализм. Римская церковь в эпоху перемен, казалось, была обречена на глухую оборону. Политическое мировоззрение ее традиционно покоилось на средневековом авторитете богослова Фомы Аквинского, почитавшего наиболее совершенным и соразмерным мирозданию традиционный монархический строй, время которого в Европе подходило к концу. Да и сами папы в 1874 году лишатся своего векового статуса светских владык: Рим уже будет включен в состав объединившейся Италии, а папа Пий IX запрется в своем дворце, откажется до конца жизни покидать Ватикан и объявит себя его узником. Добровольное заточение римских пап, не желавших смириться с потерей суверенитета, продлится полвека...
Формирующийся из вчерашних крестьян рабочий класс становился все более весомой частью европейского общества. Но церковь продолжала игнорировать проблему тяжелой эксплуатации наемного труда — и неизбежно начала восприниматься самими работниками как союзник правящих классов. И едва ли удивительно, что зарождавшееся по всей Европе рабочее движение почти с самого начала стало приобретать выраженный антиклерикальный характер.
Впрочем, уже в середине XIX века как в протестантских, так и в католических странах стали возникать конфессиональные группы рабочих и появились идеологи, рассматривавшие вопрос социальной справедливости в новом индустриальном мире с точки зрения религиозных доктрин. Задолго до энциклики Льва XIII о рабочем вопросе и важности права работников на объединение заговорит, к примеру, немецкий католический епископ Вильгельм фон Кеттелер.
Но ручеек христианского рабочего и социального движения был тонок. Под занавес все того же 1891 года нидерландский протестантский пастор и социальный реформатор Абрахам Кайпер с горечью признал: «Мы воюем в арьергарде. И нам должно быть стыдно, что пред лицом такой вопиющей нужды мы лишь недавно начали действовать во имя Иисусово».
Лев XIII был почти ровесником своего века. Родившись в 1810 году в римской аристократической семье, он смолоду начал подниматься по лестнице церковной иерархии. Избранный папой в 1878 году, он бросил силы на то, чтобы вернуть Ватикану влияние на жизнь Европы. Тонко образованный дипломат, он приложил немало усилий к улучшению отношений Святого Престола с европейскими странами и Россией, где после неудачного польского восстания 1863–1864 годов католическая церковь подверглась жестким ограничениям. Пытался понтифик и вступать в диалог (не слишком, правда, успешно) с православными церквями и англиканской иерархией, призывая их к объединению под эгидой Рима.
Энциклика Rerum Novarum была шагом в этом же направлении — попыткой вернуть Церкви утраченные позиции в рабочей среде и сразиться за умы работников с фронтом революционного социализма, который, как многим тогда казалась, был готов поглотить Старый, а следом и Новый Свет. Критика положений социализма составляет немалую часть документа.
«...Социалисты, рассчитывая на зависть бедных к богатым, предлагают уничтожить частную собственность и настаивают на том, чтобы личные владения обращены были в общую собственность... Однако их предложения явно настолько непригодны для осуществления, что если бы они были выполнены, то рабочие первые пострадали бы от них. Сверх того, эти предложения в высшей степени несправедливы, ибо, следуя им, пришлось бы ограбить законных владельцев».
Признавая многочисленные несправедливости капиталистических отношений, папа отметает саму идею вражды классов между собой. Напротив, подобно тому, как капитал нуждается в труде, пишет он, так и трудящемуся необходим наниматель, умеющий организовать производство. Из этой взаимной нужды рождаются обоюдные обязательства сторон друг перед другом — и перед Богом.
«…Религия учит сельских и городских рабочих честью и дружески выполнять все добровольно принятые на себя справедливые обязательства, никогда не вредить имуществу хозяина и не причинить обид его личности; никогда не прибегать к насилию для защиты своего дела и не заводить возмущений и беспорядков... Религия учит богатых людей и хозяев, что их рабочие не суть их рабы, что они должны уважать в каждом человеке его достоинство, как человека и христианина».
Задача государства, согласно Льву XIII, не подавлять ни личность, ни семью, но выступать регулятором, оберегая баланс интересов всех групп общества. И здесь мы подходим к одному из главных пунктов энциклики — открытому признанию Римской церковью субъектности рабочего класса и его права на объединение. (Напомним, речь идет о временах, когда это право было признано в сравнительно небольшом количестве стран.)
«...Наиболее важными являются союзы рабочих, ибо они, в сущности, заключают в себе все остальное... Этого рода союзы должны быть приспособлены к требованиям времени, в котором мы живем, к возможностям лучшего образования, к иным обычаям, к более многочисленным потребностям повседневной жизни... тем не менее, их слишком мало; является в высшей степени желательным, чтобы они умножились и усиливали свою деятельность».
Если прежде львиная доля христианских организаций для рабочих была, по сути, благотворительными и образовательными учреждениями под патронатом владельцев предприятий или дворянства, то теперь ситуация изменилась. Энциклика разбудила христиан-рабочих.
К началу Первой мировой войны в одной только (к примеру) Германской империи в католических профсоюзах будет состоять 270 тысяч человек. Это, конечно, в несколько раз меньше, чем было число немцев в социалистических рабочих организациях, но цифра устойчиво росла. В Бельгии, которая станет одним из центров католического рабочего движения, к началу Первой мировой численность католических профсоюзов достигнет уже трети от членской массы организаций социалистов.
Важной вехой в этой истории стало основание в 1924 году бельгийским кардиналом Йозефом Кардейном организации молодых трудящихся мирян — JOC (фр. Jeunesse ouvriére chrétienne — «Христианская рабочая молодежь»). Кардиналу, чей отец был горняком, которого свели в могилу тяжелые условия труда, удалось создать международную сеть организаций, выполнявших профсоюзные функции и одновременно проповедовавших католицизм в рабочей среде. Со временем деятельность JOC с территории Бельгии и Франции распространится по всему миру.
В 1931 году папа римский Пий XI выпустил энциклику Quadragesimo Anno («В год сороковой»), приуроченную к юбилею Rerum Novarum. В Quadragesimo Anno папа подробно рассмотрит ключевое для католической социальной доктрины понятие, которое он определит как «субсидиарность». Это принцип, согласно которому полномочия, права и ответственность должны делегироваться на максимально низовой уровень, на котором возможно решить ту или иную проблему.
«Должен, однако, оставаться непоколебимым следующий очень важный принцип социальной мудрости: как не дозволено, с целью передачи обществу, отнимать у отдельных лиц то, что последние могут выполнить собственными силами и мерами, так одинаково нельзя передавать более значительной организации то, что может быть сделано меньшими и более слабыми обществами».
Как и его предшественник, Пий XI считал необходимым содействие классов и общественных групп для достижения общих интересов; он категорически осуждал забастовки и локауты, требуя в случае необходимости прибегать для разрешения конфликтов к арбитражу.
Предлагаемый папами «третий путь» между нерегулируемым капитализмом с одной стороны и крайностями левых идеологий с другой, а именно необходимость сотрудничества в общих интересах социальных групп при участии государства и церкви как арбитров, ляжет в основу христианской демократии. И ей будет суждено стать одной из наиболее влиятельных идеологий послевоенного Запада.
В межвоенную же эпоху корпоратистские идеи католического социального учения, выделив их из христианского содержания и своеобразно переработав, возьмут на вооружение в Италии Муссолини. Вместо традиционных профсоюзов там будут созданы единые профессиональные группы, объединяющие работников и работодателей, причем под неусыпным контролем фашистского государства.
Лев XIII видел перед собою призрак революционного социалистического фронта, а Пий XI отделял социализм умеренный от крайних его форм. Тем не менее отношение Ватикана к возможности совместить социализм с христианским учением оставалось неизменным:
«Религиозный социализм, христианский социализм, — писал Пий XI, — суть противоречия: никто не может быть в одно и то же время добрым католиком и истинным социалистом».
Но реальность оказывалась сложней. В 1943 году, в разгар немецкой оккупации, французский кардинал Эммануэль Сюар основал в Париже миссию, задачей которой было готовить священников для проповедей среди парижских пролетариев.
После освобождения Франции от нацистов на этом фоне расцвело яркое движение «священников-рабочих»: миссионеры, приходя в пролетарскую среду, сами вставали к станку или шли в забои и доки. Миссионеры начали участвовать в профсоюзной деятельности, а некоторые вместе с товарищами и вступать в политические партии — что, по понятным причинам, не могло вызвать восторга высших церковных иерархов.
В конце концов в 1954 году папа Пий XII решил серьезно ограничить деятельность рабочего священства. Священникам отныне разрешалось трудиться на производстве не больше трех часов в день, членство в профсоюзах строго запрещалось. А ведь к тому времени некоторые священники на производстве смогли даже войти в руководство своих профсоюзов.
Практику рабочего священства реабилитировал Второй Ватиканский собор 1962–1965 годов, который принес в Римскую церковь немало радикальных перемен в духе эпохи. Кроме того, эта практика стала источником вдохновения для многих католиков в Латинской Америке — а именно этот континент в следующие десятилетия станет подлинным полем экспериментов по совмещению католической доктрины и идей социальной справедливости.
Еще в пятидесятые годы в латиноамериканских странах получили распространение «первичные общины» — низовые и сравнительно автономные от церковной иерархии объединения. Они появлялись под руководством священников и мирян как в городах, так и в глухих сельских районах и организовывали, в том числе, беднейших крестьян и рабочих. Общинное движение немало способствовало тому, что латиноамериканский католицизм начнет стремительно леветь.
В середине шестидесятых годов колумбийский католический священник Камило Торрес, бывший к тому времени известным защитником интересов бедняков, совершил поступок, мягко говоря, необычный для священника. В 1964 году он взял в руки винтовку и присоединился к леворадикальному повстанческому движению, чтобы на следующий год погибнуть в первом же бою с правительственной армией.
Примерно тогда же авторитетный перуанский богослов Густаво Гутьеррес открыто начал интерпретировать христианское учение через марксистскую оптику:
«Грех задан в структурах угнетения и эксплуатации человека человеком… Следовательно, грех предстает как фундамент отчуждения, приводящего к ситуации несправедливости… Невозможно понять его конкретные проявления без порождающего их базиса. И наоборот, грех требует радикального освобождения, которое, в свою очередь, предполагает освобождение политическое».
Идеи Гутьерреса — как и ряда других латиноамериканских богословов — заложат принципы знаменитой теологии освобождения, которой суждено будет стать своеобразным религиозным брендом континента. Зародившись в университетских стенах, она быстро выйдет за их пределы. Трое священников, в частности, войдут в состав первого революционного правительства сандинистов в Никарагуа.
Хотя официальный Ватикан воспримет теологию освобождения как явление маргинальное и осудит ее (наиболее резко это сделает кардинал Йозеф Ратцингер — будущий папа Бенедикт XVI; критиковать это явление будет и Иоанн Павел II), она сохранит популярность на континенте. Она будет де-факто реабилитирована новым папой Франциском, уроженцем Аргентины. Ибо как еще трактовать приглашение в 2015 году богослова Гутьерреса в Европу и предоставление ему высокой трибуны?
Мир, правда, меняется в наши дни даже более быстро, чем в эпоху Льва XIII. Но, возможно, Ватикану и в новых реалиях удастся найти свой срединный путь.