или Как наладить производство ДСП через соцпартнерство

Фото: Николай Федоров / "Солидарность"

Материал опубликован в "Профсоюзном журнале" № 1, 2018

СНЯТЬ СТРУЖКУ С РАЗНОГЛАСИЙ

Добраться до Череповецкого фанерно-мебельного комбината легко, обнадеживала нас по телефону председатель профкома Галина Тихонова. И не обманула (а мы и не удивились): три остановки от вокзала — и ты на месте. Впрочем, когда выходишь из автобуса, кажется, что можно было бы сэкономить на поездке и просто идти на запах. Любимый с детства запах древесной стружки, напоминающий о школьных уроках труда или дедушкиной мастерской. Рядом с главным входом расположены ворота, в которые то и дело въезжают груженые кругляком лесовозы. В обратном направлении выкатываются фуры с фанерой и древесно-стружечной плитой — ДСП.

Комбинат давно уже производит только их (не считая продающихся отходов производства): несмотря на название, мебели здесь не делают. Зато по тому, что осталось, Череповецкий ФМК — один из российских и, наверное, в чем-то и мировых лидеров. Как говорится на сайте предприятия, сейчас оно производит более 40 видов продукции и поставляет ее не только российским заказчикам, но и более чем в 50 стран Северной Америки, Западной и Восточной Европы, Африки и СНГ. Комбинат даже несколько раз удостаивался звания «Лучший российский экспортер» — «за выдающийся вклад в расширение внешних экономических связей Российской Федерации и высокую профессиональную культуру». И это не единственное звание, но все перечислять не будем. А отправимся в профком к Галине Тихоновой.

Со времени нашего последнего разговора Галина Алексеевна, строго говоря, перестала быть председателем профкома АО «Череповецкий ФМК». 28 ноября прошли выборы, в которых она не стала участвовать: решила, что почти тридцати лет на посту хватит. Новый профлидер, Ольга Пахолкова, зайдет к нам попозже. Она пока осваивается в новой должности, а старшая коллега передает ей дела. Как бы то ни было, мы для простоты и краткости (и из уважения к опыту Галины Алексеевны) здесь будем называть председателями обеих. Просто завяжите узелок на память, чтобы не путаться.

— Мы как бы сами себе хозяева, извне нами никто не руководит, — первое, что рассказывает о предприятии Тихонова.

В том смысле, что комбинат не входит ни в какой холдинг, а акционерами являются сами его работники. Это не так называемое народное предприятие, и контрольный пакет у кого-то имеется (предпрофкома не сказала, у кого). Но не зависеть от руководства какой-нибудь корпорации, которое сидит в Москве и стружки не нюхало, — в этом, согласитесь, есть определенный плюс. Всего же на комбинате работают 1825 человек, и из них около полутора тысяч (82%) — члены профсоюза работников лесных отраслей.

Если вернуться к акциям, то их держатели получают дивиденды (это Галина Тихонова говорит еще и как член наблюдательного совета). И на развитие деньги остаются. Успешность предприятия, наверное, во многом обусловлена большим количеством заказчиков за рубежом: оплата в долларах, особенно в последние годы, имеет свои преимущества. Правда, рассказывает Тихонова, партнеры в какой-то момент «очнулись», посмотрели на курс и настояли на снижении цен. Но Череповецкий ФМК продолжает экспортировать около 80% пиломатериалов и фанеры и четверть произведенного ДСП.

— Мы все понимаем, что если предприятие успешно работает, то и все блага для членов профсоюза есть. Поэтому на какие-то компромиссы в общении с работодателем идти необходимо. Что не означает идти на поводу у администрации, — считает предпрофкома. — Об этом я говорила еще в 1988 году, когда участвовала в выборах председателя.

С той поры комбинат и его работники навидались разного, но каких-то пиковых трудных ситуаций предпрофкома не припомнит. Даже отказ от производства мебели, что неизбежно должно было сопровождаться сокращением персонала, прошел более-менее гладко. Трудности начались в кризис 2008–2009 годов — стулья перестали пользоваться спросом. Но вместо того, чтобы просто закрыть цех, было решено плавно увеличивать объемы производства на фанерном направлении. Люди переходили туда, и массовых сокращений удалось избежать.

— Я считаю, это разумная политика руководства предприятия, — говорит Тихонова. — Когда другие предприятия закрывались, мы сохранили коллектив, никого не уволили. Пусть заработная плата в тот период не росла, но она у нас по крайней мере выплачивалась, не было задержек, ни одного случая. И потом, в 2011 году, когда экономика стала подниматься, мы дополнительно расширили фанерное производство, и тогда уже было принято решение закрыть цех по производству мебели. У нас все произошло безболезненно.

К слову, генерального директора АО «Череповецкий ФМК» Евгения Короткова вполне можно было бы назвать «красным директором»: он работает примерно с того же времени, с которого и Галина Алексеевна, и состоит в профсоюзе. (Как и другие руководители комбината.) Он же внес определенный вклад в то, что компания осталась независимой: было время, комбинат пыталась заполучить одна группа компаний. Убеждали руководство предприятия и профком в необходимости присоединения... Но все же удалось отбиться.

При всем вышесказанном не стоит думать, что гендиректор и предпрофкома имеют такие уж «лубочные» отношения друг с другом и никогда не спорят. Все-таки функции у них разные, и каждый стремится выполнить свою, а не чужую. Приходится порой и, что называется, бодаться. Как говорит Галина Алексеевна, в основном по поводу заключения колдоговора, по статьям о социальных гарантиях и дополнительных выплатах:

— Вот сейчас в колдоговор введен новый пункт: выдача материальной помощи многодетным семьям. Это единовременная выплата по 5 тысяч рублей, раз в год. Позиция генерального всегда в том, что финансировать, помогать — это не обязанность предприятия, это обязанность в первую очередь государства.

Тем не менее та же зарплата индексируется исправно на уровень инфляции. В этом году это правило, скорее всего, будет нарушено, но... в хорошем смысле. Дело в том, что ожидаемая инфляция по итогам 2017-го — порядка 2%. Цифра российскому рабочему не может не показаться смешной. А если и не смешной, то уж лукавой — точно. И Евгений Коротков, выступая на профсоюзной конференции 28 ноября, сказал, что «на 2% мы не будем индексировать зарплату, посмотрим наши финансовые показатели по результатам года». В том смысле, что нужно больше.

Средняя же зарплата по комбинату — около 42 тысяч рублей в месяц (в лесопромышленном комплексе России в целом — около 30 тысяч). Обусловлено это, оказывается, не только производственными показателями, но и тем, что ФМК вынужден конкурировать за работников с серьезными компаниями — «Фосагро» и «Северсталью», где средние зарплаты около 70 и 60 тысяч рублей в месяц соответственно.

— Если мы будем держать зарплату на уровне 30 тысяч, то все от нас убегут на более оплачиваемую работу, — поясняет Тихонова. — И чтобы сохранять кадры и стабильный коллектив, все равно мы это как-то регулируем.

Удерживаются работники на предприятии и при помощи коллективного договора, о котором упоминалось выше. Набор льгот и гарантий более-менее стандартный, но от того не менее приятный. Например, работники ФМК могут отдохнуть в санатории-профилактории комбината всего за 10% от стоимости путевки. То же относится и к детскому отдыху — своих лагерей у предприятия нет, но льгота имеется. А еще, если женился (впервые) или родился ребенок (любой по счету), можешь взять отпуск сроком до пяти дней; если же впервые женится кто-то из детей — на три дня. Мамам первоклашек тоже полагается три дня отдыха, а родителям новобранцев даются сутки на проводы. Ветеранам труда комбината ко Дню работников леса выдаются премии до 4 тысяч рублей. Или вот еще: беспроцентный кредит до 30 тысяч рублей сроком на два года молодому работнику, вступившему в первый брак. И еще многое другое — но необходимым условием для «поощрительных» статей является соблюдение работником трудовой дисциплины. Что кажется вполне справедливым.

— Людей привлекает, я думаю, в первую очередь стабильность работы предприятия. И еще, например, такая совсем бытовая вещь — на то же «Фосагро» еще доехать из города надо. Но и у нас были времена, когда мы своих работников откуда только не привозили. А в последние 10 лет коллектив стабилизировался, текучести кадров практически нет, и к нам в настоящее время на предприятие устроиться не так просто: пусть ниже заработная плата, но коллектив стабильный, — отмечает Тихонова.

О МОЛОДЫХ

Есть у предприятия и своя, так сказать, молодежная политика. «Так сказать» — это потому, что сейчас мы говорим про пункт о пенсионерах, которых стимулируют увольняться с комбината. Если человек уходит не позже чем через два месяца после достижения пенсионного возраста, ему выплачивают дополнительно по две тысячи за каждый год непрерывной работы. Кому-то, может быть, этот пункт покажется сомнительным (как же: людей «заставляют писать заявления»), но он, несомненно, способствует омоложению кадров. Пусть Череповец и крупный промышленный центр, но молодежь всегда тянет покинуть провинцию. А так — вот работа, можно подумать и остаться.

И еще о молодых. В колдоговоре, конечно, есть раздел, посвященный отдельно им. И работодатель взял на себя обеспечение не только «мероприятий по работе с молодежью», под которыми можно понимать, в принципе, и банальные танцульки. Компания, по сути, обязуется работать на повышение авторитета профорганизации, проводя производственную практику для школьников и студентов с тем, чтобы потом принять их на работу. Логика такова: прошел практику, устроился, коллеги помогли адаптироваться (еще один пункт документа). Хорошо? — хорошо. А откуда все это? — да вот же, в колдоговоре записано! А заключает его профсоюз.

Между тем интересно, что Галина Алексеевна, как человек старшего поколения, не каждого молодого человека оценивает одинаково. В том смысле, что рабочие — одно, а управленцы — зачастую совсем другое:

— Я думаю, молодые руководители немножко по-другому смотрят на все, и для них работник — не основная ценность. Там главное — получение прибыли и так далее. А у нас, мне кажется, для работника что-то делается…

НОВАЦИИ: ПРОИЗВОДСТВО И ПРОФРАБОТА

Делается многое и для автоматизации производства. Его объемы наращиваются за счет новых технологий. К этому руководство отчасти подталкивается тем, что даже на территории в 37 гектаров не хватает места для обустройства дополнительных цехов. Вообще, вопросы роботизации, автоматизации, модернизации, цифровизации — или как там модно говорить в правительстве — вызывают в профсоюзной среде неоднозначную реакцию. Все-таки эти процессы означают неизбежное сокращение персонала. Но, как говорилось выше, люди уходят отсюда на мягких условиях, а устроиться на работу новичкам довольно трудно. Грубо говоря, это означает, что уходят два пенсионера, а приходит один молодой оператор автоматизированной машины. В то же время автоматизация — это повышение объема выпускаемой продукции и прибыли от нее. А значит, повышение зарплат и соцгарантий для работников — при условии достойной работы профкома, конечно.

— Ручной труд заменяем, — еще раз подтверждает Галина Алексеевна. — Вот по цеху ДСП: к примеру, подготовка стружки — раньше станки стояли с «крючками», а теперь все это автоматизировано, там пульт управления. Объемы производства у нас растут за счет новой технологии [а не за счет интенсификации труда]. Хотя у нас много еще ручного труда. Я считаю, у нас тяжелый труд для женщин — это сортировка шпона и фанеры. Все вручную, а фанера есть и по 20 килограммов весом. Поставили бы новую автоматизированную линию, но мы ограничены площадями. Мы же находимся, можно сказать, в центре города. У нас все тесно. Если чуть побольше шпона в запас ушло — то все уже им заставлено, проходы узкие… Только пошла с отгрузкой какая-то заминка — все сразу забито, весь цех, ни проехать ни пройти. Хорошо, когда все грузится хорошо... Сейчас, по крайней мере октябрь-ноябрь, хорошо мы отработали, склады не заполнены.

Интересна практика профкома ФМК и по больному для профсоюза работников лесных отраслей вопросу отчисления взносов. Для профсоюзного сообщества не секрет, что Рослеспроф, как и многие другие организации, испытывает с этим регулярные трудности. Шесть лет назад на съезде организации даже звучала рефреном примерно такая фраза: «Ребята, если вы так относитесь к своим обязательствам, то зачем вам профсоюз? Давайте тогда распускать его!»

Профсоюз, слава богу, есть до сих пор. И, надо полагать, в том числе благодаря позиции таких лидеров, как Галина Тихонова. Вопрос с отчислениями был решен до гениальности просто: бухгалтерия предприятия автоматически перечисляет положенные 23% членских взносов в обком профсоюза — точно так же, как удерживает один процент с зарплаты состоящего в нем работника. Тоже, знаете ли, автоматизация процесса...

— Если бы это было так у всех, я думаю, никаких бы таких и вопросов не было, — уверена Галина Тихонова. — Но и в нашем обкоме не все коллеги так работают. К примеру, есть одна хорошая организация, мощная, хорошо, стабильно работает, у них все 100% к ним в профком пришли. А профком сидит и думает: а сколько же в обком перевести?

Однако, несмотря на такую инновацию, председатель, говоря о себе, признается, что в целом она человек не слишком современный. Честно говоря, даже компьютера в ее кабинете нет, что лично у меня вызвало большое изумление. Просто Галина Алексеевна — человек живой, бодрый, общительный. Мыслит ясно, способна учиться новому — это становится неопровержимым фактом, если с ней поговорить хотя бы полчаса. Но в своей «несовременности» она самокритично признается как в факте. То же общение в соцсетях называет не контактом, а перепиской. И предпочитает живое общение с людьми. (Хотя заметим, что одно другому не помеха.)

— Я говорю, что я председатель тех времен. Может быть, для молодежи это и актуально, а для меня не очень, — с олимпийским спокойствием говорит Тихонова, имея в виду новые технологии коммуникации. — Но формат должен использоваться и тот и другой, потому что наши члены профсоюза — это не сплошь молодое поколение. Хотя средний возраст по комбинату где-то 40 лет, но всякие есть, а молодежи порядка 900 человек, примерно половина от всех.

ГОТОВА УЧИТЬСЯ

На смену Галине Алексеевне пришла как раз председатель того самого «среднего возраста»: сорокалетняя (теперь) нормировщица фанерного цеха Ольга Пахолкова до ухода в декрет около трех с половиной лет назад занималась в профкоме молодежными вопросами. Свою преемницу Тихонова характеризует так:

— Новый председатель — она у меня член профкома, работала и в нашей молодежной организации. Коммуникабельная. У нее высшее образование, работает нормировщиком в цехе клейки фанеры. Да, все понять ей еще трудно, но это придет с опытом. Председателя, мне кажется, не научить, пока жизнь не научит.

Ольга Пахолкова (на фото слева) пока еще принимает дела у своей предшественницы на посту предпрофкома Галины Тихоновой (справа). Но уже демонстрирует открытость к разговору и желание учиться новому для себя делу. Как говорит Тихонова, председателя профкома может научить только практика.

Что касается жизни, то тут, кажется, повезло: Ольга Пахолкова выглядит способным к обучению человеком. И, что важнее конкретно для нас, открытым к общению. Кстати, примечательная черта: она полностью доверилась нашему фотографу и посмотрела снимки скорее из вежливости, чем из желания: «Вам виднее. Я как получилась, так получилась». А ведь даже многие мужчины, которых доводилось фотографировать Николаю Федорову, чересчур уж сильно беспокоились о том, как будут выглядеть на страницах журнала. Одна эта маленькая деталь говорит об Ольге Владимировне не только как об открытом, но и как об уверенном в себе человеке. А пока что она признается, что еще не в курсе всего того, чем ей предстоит заниматься в самом скором времени:

— У нас пока делегирование дел идет на Галину Алексеевну, потому что мне просто физически еще не успеть. Наш цех очень большой, больше 300 человек. Надо и там дела закрыть, и здесь начать.

Ольга также, судя по всему, рассматривает свою новую работу в чем-то как обратную сторону старой: «Там я отстаивала интересы руководства, допустим, по той же заработной плате, а здесь я буду отстаивать интересы трудящихся. Здесь льготы какие-то дать работникам, гарантии, а там, наоборот, заплатить ровно столько, чтобы руководство говорило, что у нас все хорошо, и трудящиеся были довольны». Перестроиться на новые принципы работы, говорит Пахолкова, немного трудновато: на прежней должности она работала в основном с цифрами, а здесь придется иметь дело больше с людьми. А как нормировщик с требованиями Трудового кодекса и других основополагающих документов она знакома прекрасно. Так или иначе, удачно вышло, что до заключения следующего колдоговора у нее есть около двух лет: при ее энергии и уверенности в себе можно не сомневаться, что, выражаясь словами Галины Алексеевны, жизнь Ольгу научит непременно.

— Там главное — документацию всю прочитать, понять главное, с Галиной Алексеевной поработать, и потом уже втянуться, — излучает она оптимизм.

Между тем кое-что из пока что непонятного новому председателю покажется таким же еще многим. Так, рассказывает она, в результате спецоценки условий труда некоторым работникам понизили класс вредности, и они лишились дополнительных отпусков. (При этом, забегая вперед, скажем, что тот же уровень шума в некоторых соседних цехах отличается в разы — по моим собственным ощущениям.) И это, поясняет Галина Тихонова, результат именно что улучшения условий труда. Однако, разводит руками Ольга Пахолкова, «было такое, что люди требовали: верните нам вредность!». Хотя, казалось бы, четыре лишних дня отпуска сами по себе слух не восстановят, и лучше просто изначально не иметь с ним проблем… Та же примерно история была не только с отпусками, но и с выдачей молока за вредность производства.

— За мою работу СОУТ проходит уже по третьей, наверное, методике, — добавляет Галина Алексеевна. — По одной методике одно насчитают, по другой — другое, теперь третье… По последней убрали дополнительные отпуска у сборщиков, но мы у себя на комбинате в таких случаях все равно по зарплате все сохранили, добавили в расценках.

Бывают, оказывается, и некоторые перекосы по спецоценке, как бы это выразиться, «в сторону добра». Тихонова рассказывает о таком случае: после одного из исследований самой тяжелой работой оказалась работа уборщицы. При всем уважении к их труду, непросто поверить в то, что, скажем, всю смену ворочать фанерные листы легче. С другой стороны, если льготу насчитали, то за человека можно только порадоваться.

ПРОСТО, КАК КАРАНДАШ

А теперь посмотрите на свой кухонный гарнитур. Или на прикроватную тумбочку, да что там — на саму кровать. Если вы сейчас в рабочем кабинете, то гляньте на его убранство: все те же шкафы, столы и так далее. Если все это не пластиковое или железное (что вряд ли), логично предположить, что оно сделано из фанеры или ДСП. Вот, например, пол в комнате своего ребенка я до укладки ламината устилал фанерными листами. А на кухне у нас стоит раздвижной «дээспэшный» стол. С какого завода взялись материалы, я понятия не имею, но не исключено, что они родом из того же Череповца.

Помню, еще в детстве я мог подолгу разглядывать причудливые (примерно как облака в небе) нагромождения стружки внутри газетного столика родителей, на котором «случайно» проковырял отверткой покрытие. И не мог понять, как эта штука появилась на свет. Уроки труда в школе этот самый свет на вопрос немного пролили: когда насаживаешь боек на ручку киянки, готовишь смесь из древесной стружки и клея ПВА.

Это ладно. А фанерный лист? Дерево-то круглое, сам же только два часа назад видел лесовозы перед комбинатом. И диаметр кругляка — ну, сантиметров тридцать, наверное. А листы в детской — полтора на полтора метра…

Конечно, не только работники отрасли, но и просто более-менее хозяйственные мужики посмеются: во дела — не знает, как фанера делается! Если совсем уж честно, надо мной на эту тему посмеялась даже коллега-девушка… Но мне ничуть не стыдно, я просто рад, что Галина Тихонова провела для нас классную экскурсию вдоль всей технологической цепочки, и одним вопросом в одной конкретной голове стало меньше. И, как всякий неофит, спешу поделиться обретенным знанием.

Когда машина с грузом кругляка въезжает в ворота Череповецкого фанерно-мебельного комбината, дерево выгружают в цеху по обеспечению сырьем. Вообще-то «цех» — довольно странное определение для места, которое находится под открытым небом круглый год. Выглядит же оно так. Кран-арка, передвигающийся по рельсам, захватывает бревна (на ФМК они, как правило, 3 метра длиной) большими стальными когтями. Это как если бы вы ели плов ортодоксальным способом — руками, — но не теряли бы по пути ко рту ни единой рисинки. «Ртом» же в данном случае служат специальные чаны с водой, где дерево «варится». Это делается для того, чтобы с бревна легче отделялась кора.

Спустя некоторое время тот же кран вытаскивает сырье из воды и складывает на специальную платформу, которая имеет небольшой уклон в сторону конвейерной ленты. А между платформой и конвейером снует человек с подобием багра. И подтягивает крюком бревна оттуда сюда. Работа, вроде бы, простая, но человеку, честно говоря, не позавидуешь: закутанный по уши на морозе да с такими физическими упражнениями он должен потеть изрядно. Впрочем, спросить его об этом возможности не было: конвейер не терпит отвлечения на беседы с журналистами, иной работяга в такой момент и начальника подальше послал бы. Да, и как деталь почти лирического порядка: запах «вареного» дерева — не то, что стоит советовать понюхать друзьям. И в этом смысле даже хорошо, что свальщик трудится на открытом воздухе. В общем, заканчивая с лирикой, — мокрые бревна исчезают в проеме стены цеха лущения шпона.

Шпон — это от немецкого späne, по-нашему — щепа. И вот в цеху «расщепления» меня и ждал ответ на вопрос о происхождении фанеры. Оказывается, все настолько до обидного просто, что некоторым, увы, самим ни в жизнь не догадаться… Так вот. От свальщика бревно попадает на следующий участок конвейера. Здесь оно уже не «вдоль», а «поперек» поступает под нож мощнейшего станка. Который проворачивает это самое бревно вокруг его оси, как вы проворачиваете карандаш в точилке. С той разницей, что точилка дает такую конусообразную стружку, а тонкий фанерный лист выходит ровным. Причем буквально пара секунд — и это самое круглое, объемное бревно как будто разворачивается в плоскость. Которая тут же нарезается механическим ножом на равные части, укладывается в стопы и отправляется в сушилку.

Со временем на Череповецком ФМК мечтают сделать конвейер беспрерывным, но пока что приходится использовать для доставки сырья на отдельные участки автопогрузчики. Так тоненькие мокрые фанерные листы и попадают в огромную сушилку, которая занимает почти все помещение, тоже немаленькое. Учитывая постоянную занятость принимающих высушенные листы сортировщиков, вода из будущей фанеры испаряется довольно быстро.

НА ГЛАЗ И СЛУХ

Сортировщице Лилии явно не до разговоров. Она вошла в привычный ритм и едва отвлеклась на пару секунд, чтобы подтвердить слова Галины Алексеевны: она, согласно техдокументации и ГОСТ, способна рассортировать стопы шпона на десятки видов, которые впоследствии будут использованы для разного сорта фанеры. При этом Лилия еще совсем молодая девушка — а уже такой опыт в работе. Кстати, на сортировке в цеху лущения шпона и в цеху клейки фанеры работают в основном женщины. Мужчины, как правило, сидят за операторскими пультами и водят погрузчики.

Из сушки листы могут выходить в разном виде — иначе надобности в сортировщиках и не было бы. Что-то может выйти с трещинками, что-то с щербинками — такое обычно кладется в середину будущей фанеры. Зато на лицевые стороны идут идеальные листы шпона. Сложенные вместе, на очередном конвейере они проходят обработку смолой, а затем отправляются под пресс — на строго отведенное время и при строго определенной температуре. За соблюдением условий следит инженер-технолог со специальным промышленным термометром в руках, похожим на рацию с длинной антенной.

Проводившая проверку во время нашей экскурсии технолог Татьяна уточнила, что температура под прессом может варьироваться в зависимости от поставленной задачи — продукцию какого класса выпускать. (Примерно от 105 до 120 градусов по Цельсию.) Дело в том, что Череповецкий ФМК работает не абы как, наудачу, а заранее ориентируется на заказы партнеров. И кому-то нужна фанера такого-то сорта, а кому-то для его задач хватит и такой. Исходя из разницы в энергозатратах, ориентированность на клиента позволяет делать производство более экономичным.

После пресса готовые фанерные листы поступают на обрезку и, по необходимости, на шлифовку, а затем на своеобразную (для постороннего человека) проверку. Двое работников — снова женщины, как мы увидели в тот день, — приподнимают фанеру и стучат по ней киянкой с длинной ручкой. И по звуку определяют, годится или нет. Здесь, соответственно, тише всего из всех производственных участков, но тоже не идеально тихо. Тем более удивляешься мастерству этих работников. А дальше — упаковка, склад и довольные заказчики…

ЧЕТКО, СПОКОЙНО

О производстве же древесно-стружечной плиты — «по принципу киянки» на уроке труда — выше было сказано почти все. Кроме того, что процесс формовки, нарезки и просушки ДСП тут автоматизирован куда больше, чем для фанеры. (В последнем случае либо не хватает места для установки более производительных и современных агрегатов, либо новые конвейеры еще не успели поставить.) Стружка нарезается, формуется, прессуется — и за всем процессом следят из большой операторской всего два человека. Несколько мониторов, бесчисленное количество кнопок. И красивый поток ДСП, нарезаемый, как плитки шоколада.

Кстати, в зависимости от пожеланий заказчика «дээспэшка» может приобрести себе хоть шоколадный, хоть любой другой вид — посредством ламинирования плиты. И этот процесс — последний пример ручного труда, который мы увидели на комбинате. Плита подается автоматически, так же и уходит. Но между этим и тем рабочий вручную сначала подкладывает пленку под заготовку, а потом накладывает еще один слой сверху. Наблюдать за этой работой пришлось довольно долго — и кажется, мы несколько смутили молодого человека в наушниках, который ею занимался. Просто в его движениях была такая точность… Понимаете, отклонение на миллиметр — это уже брак. А работу человека проверяет контролер, осматривает каждую сторону плиты, нажимая на кнопки за пультом.

Но человек с ламинированной пленкой действует размеренно и спокойно. Как и весь цех. Как весь комбинат. Как профсоюз.