Фото: Николай Федоров / "Солидарность"
Что лучше — модернизация производства или сохранение рабочего коллектива? Как быть успешнее — не меняя «коней» на переправе или делая ставку на новых фаворитов, которых можно обучить всем тонкостям переговорного процесса? Как, наконец, удержать себя в рамках профсоюзной финансовой дисциплины так, чтобы самому себе не оставить ни единого шанса ее нарушить? Ответы на эти вопросы корреспонденты «Профсоюзного журнала» нашли на Череповецком фанерно-мебельном комбинате, пообщавшись с его профсоюзными лидерами. Увлекательная экскурсия по цехам прилагается!
Материал опубликован в "Профсоюзном журнале" № 1, 2018
Добраться до Череповецкого фанерно-мебельного комбината легко, обнадеживала нас по телефону председатель профкома Галина Тихонова. И не обманула (а мы и не удивились): три остановки от вокзала — и ты на месте. Впрочем, когда выходишь из автобуса, кажется, что можно было бы сэкономить на поездке и просто идти на запах. Любимый с детства запах древесной стружки, напоминающий о школьных уроках труда или дедушкиной мастерской. Рядом с главным входом расположены ворота, в которые то и дело въезжают груженые кругляком лесовозы. В обратном направлении выкатываются фуры с фанерой и древесно-стружечной плитой — ДСП.
Комбинат давно уже производит только их (не считая продающихся отходов производства): несмотря на название, мебели здесь не делают. Зато по тому, что осталось, Череповецкий ФМК — один из российских и, наверное, в чем-то и мировых лидеров. Как говорится на сайте предприятия, сейчас оно производит более 40 видов продукции и поставляет ее не только российским заказчикам, но и более чем в 50 стран Северной Америки, Западной и Восточной Европы, Африки и СНГ. Комбинат даже несколько раз удостаивался звания «Лучший российский экспортер» — «за выдающийся вклад в расширение внешних экономических связей Российской Федерации и высокую профессиональную культуру». И это не единственное звание, но все перечислять не будем. А отправимся в профком к Галине Тихоновой.
Со времени нашего последнего разговора Галина Алексеевна, строго говоря, перестала быть председателем профкома АО «Череповецкий ФМК». 28 ноября прошли выборы, в которых она не стала участвовать: решила, что почти тридцати лет на посту хватит. Новый профлидер, Ольга Пахолкова, зайдет к нам попозже. Она пока осваивается в новой должности, а старшая коллега передает ей дела. Как бы то ни было, мы для простоты и краткости (и из уважения к опыту Галины Алексеевны) здесь будем называть председателями обеих. Просто завяжите узелок на память, чтобы не путаться.
— Мы как бы сами себе хозяева, извне нами никто не руководит, — первое, что рассказывает о предприятии Тихонова.
В том смысле, что комбинат не входит ни в какой холдинг, а акционерами являются сами его работники. Это не так называемое народное предприятие, и контрольный пакет у кого-то имеется (предпрофкома не сказала, у кого). Но не зависеть от руководства какой-нибудь корпорации, которое сидит в Москве и стружки не нюхало, — в этом, согласитесь, есть определенный плюс. Всего же на комбинате работают 1825 человек, и из них около полутора тысяч (82%) — члены профсоюза работников лесных отраслей.
Если вернуться к акциям, то их держатели получают дивиденды (это Галина Тихонова говорит еще и как член наблюдательного совета). И на развитие деньги остаются. Успешность предприятия, наверное, во многом обусловлена большим количеством заказчиков за рубежом: оплата в долларах, особенно в последние годы, имеет свои преимущества. Правда, рассказывает Тихонова, партнеры в какой-то момент «очнулись», посмотрели на курс и настояли на снижении цен. Но Череповецкий ФМК продолжает экспортировать около 80% пиломатериалов и фанеры и четверть произведенного ДСП.
— Мы все понимаем, что если предприятие успешно работает, то и все блага для членов профсоюза есть. Поэтому на какие-то компромиссы в общении с работодателем идти необходимо. Что не означает идти на поводу у администрации, — считает предпрофкома. — Об этом я говорила еще в 1988 году, когда участвовала в выборах председателя.
С той поры комбинат и его работники навидались разного, но каких-то пиковых трудных ситуаций предпрофкома не припомнит. Даже отказ от производства мебели, что неизбежно должно было сопровождаться сокращением персонала, прошел более-менее гладко. Трудности начались в кризис 2008–2009 годов — стулья перестали пользоваться спросом. Но вместо того, чтобы просто закрыть цех, было решено плавно увеличивать объемы производства на фанерном направлении. Люди переходили туда, и массовых сокращений удалось избежать.
— Я считаю, это разумная политика руководства предприятия, — говорит Тихонова. — Когда другие предприятия закрывались, мы сохранили коллектив, никого не уволили. Пусть заработная плата в тот период не росла, но она у нас по крайней мере выплачивалась, не было задержек, ни одного случая. И потом, в 2011 году, когда экономика стала подниматься, мы дополнительно расширили фанерное производство, и тогда уже было принято решение закрыть цех по производству мебели. У нас все произошло безболезненно.
К слову, генерального директора АО «Череповецкий ФМК» Евгения Короткова вполне можно было бы назвать «красным директором»: он работает примерно с того же времени, с которого и Галина Алексеевна, и состоит в профсоюзе. (Как и другие руководители комбината.) Он же внес определенный вклад в то, что компания осталась независимой: было время, комбинат пыталась заполучить одна группа компаний. Убеждали руководство предприятия и профком в необходимости присоединения... Но все же удалось отбиться.
При всем вышесказанном не стоит думать, что гендиректор и предпрофкома имеют такие уж «лубочные» отношения друг с другом и никогда не спорят. Все-таки функции у них разные, и каждый стремится выполнить свою, а не чужую. Приходится порой и, что называется, бодаться. Как говорит Галина Алексеевна, в основном по поводу заключения колдоговора, по статьям о социальных гарантиях и дополнительных выплатах:
— Вот сейчас в колдоговор введен новый пункт: выдача материальной помощи многодетным семьям. Это единовременная выплата по 5 тысяч рублей, раз в год. Позиция генерального всегда в том, что финансировать, помогать — это не обязанность предприятия, это обязанность в первую очередь государства.
Тем не менее та же зарплата индексируется исправно на уровень инфляции. В этом году это правило, скорее всего, будет нарушено, но... в хорошем смысле. Дело в том, что ожидаемая инфляция по итогам 2017-го — порядка 2%. Цифра российскому рабочему не может не показаться смешной. А если и не смешной, то уж лукавой — точно. И Евгений Коротков, выступая на профсоюзной конференции 28 ноября, сказал, что «на 2% мы не будем индексировать зарплату, посмотрим наши финансовые показатели по результатам года». В том смысле, что нужно больше.
Средняя же зарплата по комбинату — около 42 тысяч рублей в месяц (в лесопромышленном комплексе России в целом — около 30 тысяч). Обусловлено это, оказывается, не только производственными показателями, но и тем, что ФМК вынужден конкурировать за работников с серьезными компаниями — «Фосагро» и «Северсталью», где средние зарплаты около 70 и 60 тысяч рублей в месяц соответственно.
— Если мы будем держать зарплату на уровне 30 тысяч, то все от нас убегут на более оплачиваемую работу, — поясняет Тихонова. — И чтобы сохранять кадры и стабильный коллектив, все равно мы это как-то регулируем.
Удерживаются работники на предприятии и при помощи коллективного договора, о котором упоминалось выше. Набор льгот и гарантий более-менее стандартный, но от того не менее приятный. Например, работники ФМК могут отдохнуть в санатории-профилактории комбината всего за 10% от стоимости путевки. То же относится и к детскому отдыху — своих лагерей у предприятия нет, но льгота имеется. А еще, если женился (впервые) или родился ребенок (любой по счету), можешь взять отпуск сроком до пяти дней; если же впервые женится кто-то из детей — на три дня. Мамам первоклашек тоже полагается три дня отдыха, а родителям новобранцев даются сутки на проводы. Ветеранам труда комбината ко Дню работников леса выдаются премии до 4 тысяч рублей. Или вот еще: беспроцентный кредит до 30 тысяч рублей сроком на два года молодому работнику, вступившему в первый брак. И еще многое другое — но необходимым условием для «поощрительных» статей является соблюдение работником трудовой дисциплины. Что кажется вполне справедливым.
— Людей привлекает, я думаю, в первую очередь стабильность работы предприятия. И еще, например, такая совсем бытовая вещь — на то же «Фосагро» еще доехать из города надо. Но и у нас были времена, когда мы своих работников откуда только не привозили. А в последние 10 лет коллектив стабилизировался, текучести кадров практически нет, и к нам в настоящее время на предприятие устроиться не так просто: пусть ниже заработная плата, но коллектив стабильный, — отмечает Тихонова.
Есть у предприятия и своя, так сказать, молодежная политика. «Так сказать» — это потому, что сейчас мы говорим про пункт о пенсионерах, которых стимулируют увольняться с комбината. Если человек уходит не позже чем через два месяца после достижения пенсионного возраста, ему выплачивают дополнительно по две тысячи за каждый год непрерывной работы. Кому-то, может быть, этот пункт покажется сомнительным (как же: людей «заставляют писать заявления»), но он, несомненно, способствует омоложению кадров. Пусть Череповец и крупный промышленный центр, но молодежь всегда тянет покинуть провинцию. А так — вот работа, можно подумать и остаться.
И еще о молодых. В колдоговоре, конечно, есть раздел, посвященный отдельно им. И работодатель взял на себя обеспечение не только «мероприятий по работе с молодежью», под которыми можно понимать, в принципе, и банальные танцульки. Компания, по сути, обязуется работать на повышение авторитета профорганизации, проводя производственную практику для школьников и студентов с тем, чтобы потом принять их на работу. Логика такова: прошел практику, устроился, коллеги помогли адаптироваться (еще один пункт документа). Хорошо? — хорошо. А откуда все это? — да вот же, в колдоговоре записано! А заключает его профсоюз.
Между тем интересно, что Галина Алексеевна, как человек старшего поколения, не каждого молодого человека оценивает одинаково. В том смысле, что рабочие — одно, а управленцы — зачастую совсем другое:
— Я думаю, молодые руководители немножко по-другому смотрят на все, и для них работник — не основная ценность. Там главное — получение прибыли и так далее. А у нас, мне кажется, для работника что-то делается…
Делается многое и для автоматизации производства. Его объемы наращиваются за счет новых технологий. К этому руководство отчасти подталкивается тем, что даже на территории в 37 гектаров не хватает места для обустройства дополнительных цехов. Вообще, вопросы роботизации, автоматизации, модернизации, цифровизации — или как там модно говорить в правительстве — вызывают в профсоюзной среде неоднозначную реакцию. Все-таки эти процессы означают неизбежное сокращение персонала. Но, как говорилось выше, люди уходят отсюда на мягких условиях, а устроиться на работу новичкам довольно трудно. Грубо говоря, это означает, что уходят два пенсионера, а приходит один молодой оператор автоматизированной машины. В то же время автоматизация — это повышение объема выпускаемой продукции и прибыли от нее. А значит, повышение зарплат и соцгарантий для работников — при условии достойной работы профкома, конечно.
— Ручной труд заменяем, — еще раз подтверждает Галина Алексеевна. — Вот по цеху ДСП: к примеру, подготовка стружки — раньше станки стояли с «крючками», а теперь все это автоматизировано, там пульт управления. Объемы производства у нас растут за счет новой технологии [а не за счет интенсификации труда]. Хотя у нас много еще ручного труда. Я считаю, у нас тяжелый труд для женщин — это сортировка шпона и фанеры. Все вручную, а фанера есть и по 20 килограммов весом. Поставили бы новую автоматизированную линию, но мы ограничены площадями. Мы же находимся, можно сказать, в центре города. У нас все тесно. Если чуть побольше шпона в запас ушло — то все уже им заставлено, проходы узкие… Только пошла с отгрузкой какая-то заминка — все сразу забито, весь цех, ни проехать ни пройти. Хорошо, когда все грузится хорошо... Сейчас, по крайней мере октябрь-ноябрь, хорошо мы отработали, склады не заполнены.
Интересна практика профкома ФМК и по больному для профсоюза работников лесных отраслей вопросу отчисления взносов. Для профсоюзного сообщества не секрет, что Рослеспроф, как и многие другие организации, испытывает с этим регулярные трудности. Шесть лет назад на съезде организации даже звучала рефреном примерно такая фраза: «Ребята, если вы так относитесь к своим обязательствам, то зачем вам профсоюз? Давайте тогда распускать его!»
Профсоюз, слава богу, есть до сих пор. И, надо полагать, в том числе благодаря позиции таких лидеров, как Галина Тихонова. Вопрос с отчислениями был решен до гениальности просто: бухгалтерия предприятия автоматически перечисляет положенные 23% членских взносов в обком профсоюза — точно так же, как удерживает один процент с зарплаты состоящего в нем работника. Тоже, знаете ли, автоматизация процесса...
— Если бы это было так у всех, я думаю, никаких бы таких и вопросов не было, — уверена Галина Тихонова. — Но и в нашем обкоме не все коллеги так работают. К примеру, есть одна хорошая организация, мощная, хорошо, стабильно работает, у них все 100% к ним в профком пришли. А профком сидит и думает: а сколько же в обком перевести?
Однако, несмотря на такую инновацию, председатель, говоря о себе, признается, что в целом она человек не слишком современный. Честно говоря, даже компьютера в ее кабинете нет, что лично у меня вызвало большое изумление. Просто Галина Алексеевна — человек живой, бодрый, общительный. Мыслит ясно, способна учиться новому — это становится неопровержимым фактом, если с ней поговорить хотя бы полчаса. Но в своей «несовременности» она самокритично признается как в факте. То же общение в соцсетях называет не контактом, а перепиской. И предпочитает живое общение с людьми. (Хотя заметим, что одно другому не помеха.)
— Я говорю, что я председатель тех времен. Может быть, для молодежи это и актуально, а для меня не очень, — с олимпийским спокойствием говорит Тихонова, имея в виду новые технологии коммуникации. — Но формат должен использоваться и тот и другой, потому что наши члены профсоюза — это не сплошь молодое поколение. Хотя средний возраст по комбинату где-то 40 лет, но всякие есть, а молодежи порядка 900 человек, примерно половина от всех.
На смену Галине Алексеевне пришла как раз председатель того самого «среднего возраста»: сорокалетняя (теперь) нормировщица фанерного цеха Ольга Пахолкова до ухода в декрет около трех с половиной лет назад занималась в профкоме молодежными вопросами. Свою преемницу Тихонова характеризует так:
— Новый председатель — она у меня член профкома, работала и в нашей молодежной организации. Коммуникабельная. У нее высшее образование, работает нормировщиком в цехе клейки фанеры. Да, все понять ей еще трудно, но это придет с опытом. Председателя, мне кажется, не научить, пока жизнь не научит.
Ольга Пахолкова (на фото слева) пока еще принимает дела у своей предшественницы на посту предпрофкома Галины Тихоновой (справа). Но уже демонстрирует открытость к разговору и желание учиться новому для себя делу. Как говорит Тихонова, председателя профкома может научить только практика.
Что касается жизни, то тут, кажется, повезло: Ольга Пахолкова выглядит способным к обучению человеком. И, что важнее конкретно для нас, открытым к общению. Кстати, примечательная черта: она полностью доверилась нашему фотографу и посмотрела снимки скорее из вежливости, чем из желания: «Вам виднее. Я как получилась, так получилась». А ведь даже многие мужчины, которых доводилось фотографировать Николаю Федорову, чересчур уж сильно беспокоились о том, как будут выглядеть на страницах журнала. Одна эта маленькая деталь говорит об Ольге Владимировне не только как об открытом, но и как об уверенном в себе человеке. А пока что она признается, что еще не в курсе всего того, чем ей предстоит заниматься в самом скором времени:
— У нас пока делегирование дел идет на Галину Алексеевну, потому что мне просто физически еще не успеть. Наш цех очень большой, больше 300 человек. Надо и там дела закрыть, и здесь начать.
Ольга также, судя по всему, рассматривает свою новую работу в чем-то как обратную сторону старой: «Там я отстаивала интересы руководства, допустим, по той же заработной плате, а здесь я буду отстаивать интересы трудящихся. Здесь льготы какие-то дать работникам, гарантии, а там, наоборот, заплатить ровно столько, чтобы руководство говорило, что у нас все хорошо, и трудящиеся были довольны». Перестроиться на новые принципы работы, говорит Пахолкова, немного трудновато: на прежней должности она работала в основном с цифрами, а здесь придется иметь дело больше с людьми. А как нормировщик с требованиями Трудового кодекса и других основополагающих документов она знакома прекрасно. Так или иначе, удачно вышло, что до заключения следующего колдоговора у нее есть около двух лет: при ее энергии и уверенности в себе можно не сомневаться, что, выражаясь словами Галины Алексеевны, жизнь Ольгу научит непременно.
— Там главное — документацию всю прочитать, понять главное, с Галиной Алексеевной поработать, и потом уже втянуться, — излучает она оптимизм.
Между тем кое-что из пока что непонятного новому председателю покажется таким же еще многим. Так, рассказывает она, в результате спецоценки условий труда некоторым работникам понизили класс вредности, и они лишились дополнительных отпусков. (При этом, забегая вперед, скажем, что тот же уровень шума в некоторых соседних цехах отличается в разы — по моим собственным ощущениям.) И это, поясняет Галина Тихонова, результат именно что улучшения условий труда. Однако, разводит руками Ольга Пахолкова, «было такое, что люди требовали: верните нам вредность!». Хотя, казалось бы, четыре лишних дня отпуска сами по себе слух не восстановят, и лучше просто изначально не иметь с ним проблем… Та же примерно история была не только с отпусками, но и с выдачей молока за вредность производства.
— За мою работу СОУТ проходит уже по третьей, наверное, методике, — добавляет Галина Алексеевна. — По одной методике одно насчитают, по другой — другое, теперь третье… По последней убрали дополнительные отпуска у сборщиков, но мы у себя на комбинате в таких случаях все равно по зарплате все сохранили, добавили в расценках.
Бывают, оказывается, и некоторые перекосы по спецоценке, как бы это выразиться, «в сторону добра». Тихонова рассказывает о таком случае: после одного из исследований самой тяжелой работой оказалась работа уборщицы. При всем уважении к их труду, непросто поверить в то, что, скажем, всю смену ворочать фанерные листы легче. С другой стороны, если льготу насчитали, то за человека можно только порадоваться.
А теперь посмотрите на свой кухонный гарнитур. Или на прикроватную тумбочку, да что там — на саму кровать. Если вы сейчас в рабочем кабинете, то гляньте на его убранство: все те же шкафы, столы и так далее. Если все это не пластиковое или железное (что вряд ли), логично предположить, что оно сделано из фанеры или ДСП. Вот, например, пол в комнате своего ребенка я до укладки ламината устилал фанерными листами. А на кухне у нас стоит раздвижной «дээспэшный» стол. С какого завода взялись материалы, я понятия не имею, но не исключено, что они родом из того же Череповца.
Помню, еще в детстве я мог подолгу разглядывать причудливые (примерно как облака в небе) нагромождения стружки внутри газетного столика родителей, на котором «случайно» проковырял отверткой покрытие. И не мог понять, как эта штука появилась на свет. Уроки труда в школе этот самый свет на вопрос немного пролили: когда насаживаешь боек на ручку киянки, готовишь смесь из древесной стружки и клея ПВА.
Это ладно. А фанерный лист? Дерево-то круглое, сам же только два часа назад видел лесовозы перед комбинатом. И диаметр кругляка — ну, сантиметров тридцать, наверное. А листы в детской — полтора на полтора метра…
Конечно, не только работники отрасли, но и просто более-менее хозяйственные мужики посмеются: во дела — не знает, как фанера делается! Если совсем уж честно, надо мной на эту тему посмеялась даже коллега-девушка… Но мне ничуть не стыдно, я просто рад, что Галина Тихонова провела для нас классную экскурсию вдоль всей технологической цепочки, и одним вопросом в одной конкретной голове стало меньше. И, как всякий неофит, спешу поделиться обретенным знанием.
Когда машина с грузом кругляка въезжает в ворота Череповецкого фанерно-мебельного комбината, дерево выгружают в цеху по обеспечению сырьем. Вообще-то «цех» — довольно странное определение для места, которое находится под открытым небом круглый год. Выглядит же оно так. Кран-арка, передвигающийся по рельсам, захватывает бревна (на ФМК они, как правило, 3 метра длиной) большими стальными когтями. Это как если бы вы ели плов ортодоксальным способом — руками, — но не теряли бы по пути ко рту ни единой рисинки. «Ртом» же в данном случае служат специальные чаны с водой, где дерево «варится». Это делается для того, чтобы с бревна легче отделялась кора.
Спустя некоторое время тот же кран вытаскивает сырье из воды и складывает на специальную платформу, которая имеет небольшой уклон в сторону конвейерной ленты. А между платформой и конвейером снует человек с подобием багра. И подтягивает крюком бревна оттуда сюда. Работа, вроде бы, простая, но человеку, честно говоря, не позавидуешь: закутанный по уши на морозе да с такими физическими упражнениями он должен потеть изрядно. Впрочем, спросить его об этом возможности не было: конвейер не терпит отвлечения на беседы с журналистами, иной работяга в такой момент и начальника подальше послал бы. Да, и как деталь почти лирического порядка: запах «вареного» дерева — не то, что стоит советовать понюхать друзьям. И в этом смысле даже хорошо, что свальщик трудится на открытом воздухе. В общем, заканчивая с лирикой, — мокрые бревна исчезают в проеме стены цеха лущения шпона.
Шпон — это от немецкого späne, по-нашему — щепа. И вот в цеху «расщепления» меня и ждал ответ на вопрос о происхождении фанеры. Оказывается, все настолько до обидного просто, что некоторым, увы, самим ни в жизнь не догадаться… Так вот. От свальщика бревно попадает на следующий участок конвейера. Здесь оно уже не «вдоль», а «поперек» поступает под нож мощнейшего станка. Который проворачивает это самое бревно вокруг его оси, как вы проворачиваете карандаш в точилке. С той разницей, что точилка дает такую конусообразную стружку, а тонкий фанерный лист выходит ровным. Причем буквально пара секунд — и это самое круглое, объемное бревно как будто разворачивается в плоскость. Которая тут же нарезается механическим ножом на равные части, укладывается в стопы и отправляется в сушилку.
Со временем на Череповецком ФМК мечтают сделать конвейер беспрерывным, но пока что приходится использовать для доставки сырья на отдельные участки автопогрузчики. Так тоненькие мокрые фанерные листы и попадают в огромную сушилку, которая занимает почти все помещение, тоже немаленькое. Учитывая постоянную занятость принимающих высушенные листы сортировщиков, вода из будущей фанеры испаряется довольно быстро.
Сортировщице Лилии явно не до разговоров. Она вошла в привычный ритм и едва отвлеклась на пару секунд, чтобы подтвердить слова Галины Алексеевны: она, согласно техдокументации и ГОСТ, способна рассортировать стопы шпона на десятки видов, которые впоследствии будут использованы для разного сорта фанеры. При этом Лилия еще совсем молодая девушка — а уже такой опыт в работе. Кстати, на сортировке в цеху лущения шпона и в цеху клейки фанеры работают в основном женщины. Мужчины, как правило, сидят за операторскими пультами и водят погрузчики.
Из сушки листы могут выходить в разном виде — иначе надобности в сортировщиках и не было бы. Что-то может выйти с трещинками, что-то с щербинками — такое обычно кладется в середину будущей фанеры. Зато на лицевые стороны идут идеальные листы шпона. Сложенные вместе, на очередном конвейере они проходят обработку смолой, а затем отправляются под пресс — на строго отведенное время и при строго определенной температуре. За соблюдением условий следит инженер-технолог со специальным промышленным термометром в руках, похожим на рацию с длинной антенной.
Проводившая проверку во время нашей экскурсии технолог Татьяна уточнила, что температура под прессом может варьироваться в зависимости от поставленной задачи — продукцию какого класса выпускать. (Примерно от 105 до 120 градусов по Цельсию.) Дело в том, что Череповецкий ФМК работает не абы как, наудачу, а заранее ориентируется на заказы партнеров. И кому-то нужна фанера такого-то сорта, а кому-то для его задач хватит и такой. Исходя из разницы в энергозатратах, ориентированность на клиента позволяет делать производство более экономичным.
После пресса готовые фанерные листы поступают на обрезку и, по необходимости, на шлифовку, а затем на своеобразную (для постороннего человека) проверку. Двое работников — снова женщины, как мы увидели в тот день, — приподнимают фанеру и стучат по ней киянкой с длинной ручкой. И по звуку определяют, годится или нет. Здесь, соответственно, тише всего из всех производственных участков, но тоже не идеально тихо. Тем более удивляешься мастерству этих работников. А дальше — упаковка, склад и довольные заказчики…
О производстве же древесно-стружечной плиты — «по принципу киянки» на уроке труда — выше было сказано почти все. Кроме того, что процесс формовки, нарезки и просушки ДСП тут автоматизирован куда больше, чем для фанеры. (В последнем случае либо не хватает места для установки более производительных и современных агрегатов, либо новые конвейеры еще не успели поставить.) Стружка нарезается, формуется, прессуется — и за всем процессом следят из большой операторской всего два человека. Несколько мониторов, бесчисленное количество кнопок. И красивый поток ДСП, нарезаемый, как плитки шоколада.
Кстати, в зависимости от пожеланий заказчика «дээспэшка» может приобрести себе хоть шоколадный, хоть любой другой вид — посредством ламинирования плиты. И этот процесс — последний пример ручного труда, который мы увидели на комбинате. Плита подается автоматически, так же и уходит. Но между этим и тем рабочий вручную сначала подкладывает пленку под заготовку, а потом накладывает еще один слой сверху. Наблюдать за этой работой пришлось довольно долго — и кажется, мы несколько смутили молодого человека в наушниках, который ею занимался. Просто в его движениях была такая точность… Понимаете, отклонение на миллиметр — это уже брак. А работу человека проверяет контролер, осматривает каждую сторону плиты, нажимая на кнопки за пультом.
Но человек с ламинированной пленкой действует размеренно и спокойно. Как и весь цех. Как весь комбинат. Как профсоюз.
Читайте нас в Яндекс.Дзен, чтобы быть в курсе последних событий
Комментарии
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте