Разговор с вице-президентом Ассоциации полярников РФ

Фото Николая Федорова

На фото - Юрий Бурлаков демонстрирует тушу найденного в 2007 году на Ямале мамонтенка Любы

С Юрием Бурлаковым мы встречаемся в сквере близ ВДНХ, у кружевной церковки бывшего села Алексеевского... Очки, окладистая аккуратная седая борода, плотная фигура, мягкий негромкий голос - в общем, весь джентльменский набор исследователя Севера налицо. Ну и биография, конечно - за плечами у моего собеседника геологические экспедиции на Чукотку и в Якутию, несколько морских экспедиций, работа в Ассоциации полярников России, вице-президентом которой он сейчас является. Наконец, четырнадцать посещений Северного полюса - об этом Бурлаков говорит вскользь, как о само собой разумеющемся. Впрочем, в последние годы одно из основных направлений деятельности Бурлакова - работа в качестве члена Мамонтового комитета России и сотрудничество с Международным мамонтовым комитетом. Эти организации занимаются в том числе поиском и исследованием доисторической фауны Сибири.

День не по-мартовски теплый, но разговор очень быстро уходит в высокие широты. И скоро предсказуемо сворачивает на мамонтов.

МАМОНТ ДИМА, МАМОНТ ЖЕНЯ, МАМОНТ ЛЮБА

Кажется, без мамонтовых костей не обходится ни один уважающий себя краеведческий музей города средней заштатности. Останки мамонтов люди находили еще столетия назад, зачастую приписывая их происхождение мифологическим причинам. Наконец в последние две сотни лет мамонтами плотно занялись исследователи.

Именно последние десятилетия исследований стали особенно богаты на по-настоящему впечатляющие результаты. В 1977 году прогремела на весь СССР находка прекрасно сохранившейся туши мамонтенка в Магаданской области. “Мамонтенок Дима” (назван так, потому что был найдет у ручья, который называется Дима) и поныне остается “звездой” зоологического музея в Петербурге. В 1998 году на Ямале у речки Юрибетеяха моряки теплохода обнаружили целую тушу мамонтенка, которая также заняла свое место в тогда еще Ленинградском зоомузее. А в последние годы “знаковые” находки вообще пошли одна за одной. В 2007 году на том же Ямале был найден еще один целый труп мамонтенка - его назвали Любой, по имени жены нашедшего тушу ненца Юрия Худи. В 2009 году - новый подарок для специалистов: в Якутии члены местной юкагирской общины обнаружили нового мамонта - самку-подростка, также прекрасной сохранности - ее назвали Юка. И, наконец, в 2012 году миру была явлена еще одна мумия, найденная на Таймыре, у мыса Сопочная Карга, одиннадцатилетним ненцем Евгением Салиндером - в честь мальчика мамонт получил имя Женя. И это еще не исчерпывающий список.

- Вообще-то, - говорит Бурлаков, - сейчас примерно раз в год находят по экземпляру. Дело не в том, что раньше находок не было. Просто никто не придавал им должного значения - трупы оставляли (за них никто не платил), забирали только бивни. Но в последние годы мы этим занялись: печатаем специальные листовки, которые затем раздаются населению. В листовках мы просим, чтобы местные жители оповещали о своих находках Зоологический институт РАН, за находки выплачиваются деньги.

Сыграл роль в этом прорыве и другой момент - в девяностые годы российская наука переживала не самые лучшие времена, и посылать исследователей проверять каждую новую находку было в тех условиях делом излишне затратным. Однако в середине девяностых годов к исследованиям подключилась группа международных экспертов, объединившаяся в Международный мамонтовый комитет. Члены комитета, среди которых оказались виднейшие зарубежные исследователи, взяли на себя львиную долю финансовых и организационных вопросов.

Интерес иностранцев к российским мамонтам понятен. Восточная Сибирь, напоминает собеседник “Солидарности”, - регион для палеонтологов абсолютно уникальный. В то время, когда Европа и Северная Америка находились во власти ледника, на месте нынешних тундр Якутии, Чукотки и отчасти Аляски (которая в то время была связана с чукотским берегом перешейком) простиралась травянистая тундростепь. Она давала прокорм и пристанище множеству видов животных. С другой стороны, вечная мерзлота способствовала сохранению туш в течение тысячелетий - так что нигде, кроме России, мумии животных плейстоценовой эпохи попросту не встречаются.

- Теперь каждую весну, после паводка, - продолжает Бурлаков, - охотники и рыболовы проходят по всем водотокам и осматривают береговые обрывы. Останки часто находят в новых обнажениях - эти обнажения сразу видно по цвету. Если мамонт сохранился хорошо, его выдает и запах. Другое дело, что звери - песцы и росомахи - это тоже чувствуют... Получив сигнал, мы в течение двух недель можем послать на место разведку, чтобы определить, действительно ли находка имеет научную ценность, после чего принимаем какие-то меры по сохранению - если надо, делаем сверху сруб, прикрываем снегом и землей. Иногда также договариваемся с охотниками об охране мамонта. А в августе, когда комаров становится меньше, а оттайка грунта - больше, проводим раскопки.

ОХОТНИКИ НА МАМОНТОВ: ВЕК НЫНЕШНИЙ

Останки мамонта всегда служили объектом не только научного, но и коммерческого интереса: на “северах” “мамонтовый зуб” с давних пор промышляли на продажу. И сейчас, рассказывает Бурлаков, в Якутии есть целая местность, для жителей которой сбор кости является основным промыслом - Усть-Янский улус на берегу моря Лаптевых. Местные жители, потомки русских первопоселенцев, от века плавали собирать кость на соседние Новосибирские острова, где находится одно из крупнейших “кладбищ” мамонтов.

Однако в последние годы добыча мамонтовой кости в Сибири была поставлена в буквальном смысле на поток. Причина, поясняет Бурлаков, простая: в мире была официально запрещена торговля слоновой костью ввиду того, что истребление африканских слонов браконьерами приняло поистине угрожающие масштабы. Бивни мамонта предсказуемо заняли освободившуюся нишу.

- Сейчас официально в год собирается до тридцати тонн мамонтовой кости. В основном все потом стекается в Москву, но теперь люди в Якутске стали работать с Китаем - туда переправляют кость уже безо всяких лицензий.

“Официально” добывать мамонтовую кость можно только с поверхности земли, не раскапывая грунта, и при наличии лицензии. Но стоит ли говорить, что лицензии мало кто оформляет. И сейчас для части коренного населения региона подобные “экспедиции” за костью стали привлекательнее традиционных видов деятельности - в частности, оленеводства.

- Правда, - поясняет Бурлаков, - касается это все же людей, склонных к бродячему образу жизни. Проще месяц потратить на поиск костей, а потом сидеть и пить спирт и водку весь оставшийся год. Впрочем, надо понимать, что промысел этот, во-первых, не из легких, а во-вторых, затратный. Кайлом в условиях мерзлоты ничего не вырубишь - и добытчики, даром что доставать кость из земли без лицензии нельзя, размывают берега при помощи мотопомп. А где мотопомпа - там генератор; чтобы все это транспортировать, нужен вездеход. Поэтому у каждой бригады существует своего рода “крыша” - зачастую в Москве. Эта “крыша” снабжает их техникой и снаряжением, и кость они продают тоже через нее. Всех это устраивает - добыча-то “черная”, так просто ее не сдашь.

Как говорит Бурлаков, многие и рады были бы уйти в такой “черный поиск”, да “мамонтоносные” земли давно уже поделены:

- С девяностых в Якутию фактически вернулся родовой строй - в ход пошли неведомо как сохранившиеся грамоты о правах того или иного рода на землю. Так что со стороны на чужую территорию промышлять попросту не залезешь - доходило даже до кровавых разборок. Мы сами первым делом, как приезжаем на место, выясняем в поселке, кому принадлежит конкретный участок - и уже решаем с этими людьми вопросы, сколько, в частности, мы должны заплатить за то, чтобы там работать.

“ЛУЧШЕ ПОТРАТИТЬ ДЕНЬГИ НА СОХРАНЕНИЕ СЛОНОВ”

- Не могу не задать вопрос, который вам, наверное, набил оскомину, - спрашиваю я, пока Бурлаков кормит, сидя на лавочке, приблудившегося пса. Пес громко и нахально лает, требуя добавки. - Юрий Константинович, возможно ли клонировать мамонта?

- Сейчас мамонта клонировать все еще нельзя: клетки тканей у найденных образцов “разорваны”, но через несколько десятков лет, когда ученые научатся “сшивать” разорванные клетки, это будет реально. Вопрос в другом - зачем? Если только самолюбие свое потешить - мол, какой человек могущественный, мамонта может возродить... Мне кажется, средства, которые потребуется на это затратить, лучше пустить на сохранение уже существующих видов - тех же носорогов и слонов, которые, по крайней мере, хорошо вписаны в современные условия. А мамонту в них места не найдется - не будет ему ни среды, ни должной пищи...

Недавно в Якутии был запущен впечатляющий своей амбициозностью проект: создание на ограниченной территории “плейстоценового парка”, то есть попытка восстановить тундростепи в отдельно взятом заказнике. Для этого энтузиастами в парк были завезены овцебыки, лоси и якутские лошади - их помет должен, по замыслу авторов проекта, помочь восстановлению первоначальных почв и травяного покрова.

Однако Бурлаков относится к проекту скептически:

- Мамонтовую степь мы не восстановим: слишком глубоко вглубь идет мерзлота. К тому же, по целому ряду признаков, мы стоим на пороге нового похолодания климата, а значит, и мерзлота будет только увеличиваться.

О “СЕВЕРНОЙ МУХЕ”

- Что все-таки влечет людей на Север, - спрашиваю я Бурлакова, - какая такая биохимия? Почему человек, которого укусит “северная муха”, оказывается “потерян”?

- У многих людей организм требует энергетической подпитки, иначе человек закисает. Это за пределами сознания, биологическая такая необходимость... Вот представь, ты приезжаешь в те края, выходишь, например, на хребет - и понимаешь, что последнюю тысячу лет нога человека здесь не ступала. Я возвращаюсь через несколько десятков лет туда, куда в молодости ездил в экспедиции - и знаю, что найду там камень, на котором я тогда сидел, и даже кострище останется. “Проклятье Севера”, о котором так много говорят, существует.

- А как быть с проблемой человеческой совместимости в экспедициях? Как избежать ситуации, когда в замкнутом социуме окажутся люди, не могущие друг с другом ужиться?

- Трудность в этом, конечно, есть - соглашается Бурлаков. - С одной стороны, в экспедициях нужны люди решительные и самостоятельные, с другой - терпимые, и первое со вторым часто не совмещается... Однако на Севере все обычно получается как-то само собой. Кто не выдерживает - тот уезжает, меняет место или профессию.

ИНТЕРМЕЦЦО: ДЯДЯ БОРЯ - БИЧ-АДЪЮТАНТ

- Когда я работал в геологических экспедициях, - вспоминает Бурлаков, - там существовал большой контингент “бичей”, бывших заключенных. Рядом находился лагерь для “власовцев” и “бандеровцев”, и когда людей выпускали оттуда на волю, им выдавали паспорта со штампом: ”Без права выезда”. Куда им деваться? Так и расползлись по теплотрассам и закуткам. На лето их в порядке поощрения отправляли в геологическую партию. И они были крайне ценными умельцами: промыть пробу, убить оленя, обходиться с лошадьми, сделать плот - со всем этим они справлялись очень хорошо. В любом случае куда лучше, чем “дембеля”, которые также приходили рабочими - они как раз часто были совершенно беспомощными. Мы всех этих бичей знали - и они нас знали... Были среди них своего рода “батьки”. Один из них у меня был каюром - дядя Боря его звали, сидел с 1937 года, а прежде был адъютантом главкома Тихоокеанского флота. И спросит меня, бывало, как подопьет, уже “красный”: “Так, начальник, ты когда университет кончил? Я вот тридцать пять лет назад - вот возьми-ка мне вот этот интеграл”. Я-то забыл уже, как их рисовать, - а он ничего, брал... Отрабатывали они свое летом - и вновь расползались по закуткам, до следующего сезона...

СТАНЕТ ЛИ АРКТИКА СНОВА ОБИТАЕМОЙ?

В девяностые Крайний Север вымирал, пожалуй, не менее драматично, чем некогда мамонты. Покинули свои базы военные, оставив за собой тонны ржавеющего железа, которые некому разгребать, остались без работы гражданские - кто-то уехал, кто-то начал спиваться. И даже разработка месторождений полезных ископаемых ситуацию не спасла.

Впрочем, в последние годы в риторике российского руководства тема возвращения на Крайний Север зазвучала с новой силой. Оно и немудрено - то, что Арктика с ее ресурсами превратилась в болевую точку мировой геополитики, не заметил пока что либо ленивый, либо наивный. И российская армия, и партнеры из НАТО активно проводят учения в полярных условиях, а богатое энергоносителями дно Северного Ледовитого океана является лакомым куском не только для стран региона - северными ресурсами активно интересуется, например, Китай.

Прошло почти шесть лет с довольно дерзкого и демонстративного погружения команды Артура Чилингарова на дно Северного Ледовитого океана с водружением там российского флажка. Акция эта вызвала немалый протест соседей по арктическому региону: как-никак, это было демонстрацией претензий России на без малого пятую часть арктического шельфа. Но стало ли это голым “пиар-ходом” или все же означало демонстрацию серьезных намерений?

- Любые действия в этом направлении, даже показные, вроде того же спуска на дно, несут значительный положительный заряд, - считает Бурлаков. - Прежде всего, пробуждают интерес к теме. В Арктику возвращаются военные, а будут они - значит, будут и гражданские. Вся инфраструктура в Арктике - морские порты, аэропорты - двойного назначения. В девяностые годы мы заимствовали в США и Канаде очень неправильную в наших условиях тактику - освоение Севера вахтовым методом. От этой практики нужно уходить в сторону создания постоянных поселков. Масса людей любят Север совершенно искренне. Их и надо подбирать. А еще - создавать систему здравоохранения, образования, инфраструктуру. Раньше государству это было невыгодно - с сезонниками ведь проще, их можно поселить в бараке, они там месяц проработают и на месяц отдыхать уедут. Соответственно, себестоимость добычи гораздо ниже.

- Но есть ли позитивные примеры, когда вновь появляются постоянные поселки?

- Стройка номер один такого рода - поселок Сеяха на побережье Ямала. Там есть очень крупное газоконденсатное месторождение, и там было решено построить центр для сжижения газа, чтобы затем отправлять его на Дальний Восток. Там же строится морской порт для танкеров, а также железная дорога. Обилие газа в Сеяхе, во-первых, позволяет решить проблемы с отоплением поселка - при сжижении газа побочным продуктом является метан, которым можно топить. Опять же, газ позволит генерировать электричество, чтобы опреснять морскую воду - так что завозить туда ничего не надо.

Еще одна перспективная, по мнению нашего собеседника, стройка, которая позволит вернуть в Арктику жизнь, - запланированное сооружение ГОК в верховьях реки Оленек, где находится крупнейшее в мире месторождение редкоземельных металлов - Томтор.

- Сейчас мы сто процентов “редких земель”, которые необходимы в электронике, завозим из-за границы. Входной базой в данном случае может стать Тикси - а значит, будут там и рабочие места для тиксинцев.

Напомним, население Тикси, некогда важного пункта на Северном морском пути, со времен перестройки уменьшилось вдвое - с 11 до 5 тысяч человек...

- А как насчет возрождения Трансполярной магистрали? - спрашиваю я Бурлакова. Знаменитая “мертвая дорога” Чум - Салехард - Игарка, построенная силами заключенных в самом начале холодной войны, после смерти Сталина оказалась, кроме самого западного участка от Чума до Лабытнанги, заброшена в лесотундре - вместе со станциями, лагерями, поселками и паровозами... Впрочем, в последнее время, в связи с форсированным освоением Ямала, к ней все больше проявляют интерес.

- Я думаю, за ней будущее, - говорит полярник. - Транссиб уже не справляется, а БАМ оказался неудачно спроектирован. Скорее всего, магистраль будет восстановлена участками. Кстати, на Ямале в последнее время вообще строят активно. Взять хотя бы совершенно уникальную дорогу в сторону поселка Харасавэй (самая северная из ныне действующих железных дорог мира. - А.Ц.) Только вот про это почему-то почти никто не пишет...

Сам ямальский Харасавэй, впрочем, поселок вахтовый... Или это только пока?..