Босния и Герцеговина насквозь: опус социально-лингвистический

Сараево. Фото автора

ГРАНИЦЫ (босн./хорв.: - GRANICE; серб.: - ГРАНИЦЕ)

Чего нельзя делать на боснийских дорогах - так это доверять автонавигатору. От пункта А до пункта Б всего пятьдесят километров по отличной трассе, с красивыми видами и автозаправками. Но нет, ради экономии пары километров он обязательно загонит вас на полузаброшенный проселок, каких здесь немало после войны (даром что на старых картах они могут обозначаться как вполне приличные шоссе).

В сербохорватском языке для таких мест, как то, куда загнал нас искусственный интеллект, есть колоритное слово vukojebina, перевести которое на русский здесь не дадут новые думские законы и правила приличия. Короче говоря, именно в такие уголки, подальше от людской суеты, по мнению балканцев, приходят искать любви волки.

Дорога то и дело теряется в лесу, выныривает в забытые богом деревеньки - то мусульманские, то хорватские. У кого ты находишься теперь, сориентироваться проще всего по кладбищам: на мусульманских “мезаре” - стелы с полумесяцами, а на католических “гробле” - кресты. А даты на большинстве могил одни и те же: 1992 - 1994 годы. Умирали в те годы все одинаково.

Между деревнями почти утонувшие в зарослях, изрешеченные пулями брошенные дома, да изредка мелькают предостерегающие красные значки: “не ходи, мины”. За два десятка лет саперы сюда так и не добрались...

Соглашения 1995 года, подписанные в американском Дейтоне, положили конец четырехлетней гражданской войне между тремя крупнейшими этническими общинами страны. И породили на свет странное государство, самую суть которого составляют бесконечные внутренние границы.

Начать хотя бы с того, что “постдейтонская” Босния - это де-факто два государства в одном, полностью независимые друг от друга во внутренних делах: мусульмано-хорватская Федерация Боснии и Герцеговины и Республика Сербская. В каждом - своя полиция и свои железные дороги, а до середины 2000-х - и свои вооруженные силы. Даже местная валюта страны с неуклюжим послевоенным названием “конвертируемая марка” до сих пор печатается в двух вариантах - для сербов и для всех остальных: политики национальных общин не смогли определиться даже с общими персонажами истории и культуры, которых можно было бы разместить на банкнотах.

Часть территории, которую на переговорах не удалось поделить между двумя частями - “этнитетами”, округ Брчко на севере страны, оставили “временно” под международным управлением. Как известно, временные решения - они же самые долговечные. Под международным надзором в лице верховного международного представителя находится и верховная боснийская власть, устройство которой тоже заслуживает отдельного рассказа. Скажем только, что во главе ее стоит президиум из представителей трех основных национальностей - боснийца-мусульманина, хорвата и серба: представитель одной общины должен сменять представителя другой каждые восемь месяцев. Вся структура власти в стране настолько “замешана” на национальном признаке, что представители “нетитульных” народов, несмотря на гарантированное конституцией равноправие граждан всех национальностей, просто не могут занимать верховные государственные посты.

Национальная карта в боснийской политике, хотя война прошла уже двадцать лет назад, разыгрывается постоянно. Вот, например, несколько лет назад хорватские партии потребовали выделения из Федерации БиГ отдельного хорватского этнитета - “чем мы хуже сербов”. Сербские политики, в свою очередь, заявляют, что если половина стран - членов ООН признает Косово, то они крепко подумают о выходе из состава Боснии и Герцеговины...

И границы - видимые и невидимые, - вместо того чтобы рушиться по логике времени, продолжают стоять. Впрочем, через двадцать лет после того, что происходило здесь, чего-то другого ждать было бы странно.

Весенний Сараево в год столетия начавшейся здесь Первой мировой (уже выпущены специальные магнитики для туристов) совершенно не настраивает думать о войне. Сарайлии - так на турецкий лад зовут жителей города - сидят в кофейнях за “фильджаном” боснийского кофе с лукумом, туристы толпятся на старинном османском базаре Башчаршия и прицениваются к боснийским сувенирам турецкого и пакистанского происхождения.

С минарета раздается призыв муэдзина, тихий, почти застенчивый - словно чтобы не заглушать колокольного звона с кафедрального католического собора неподалеку (притом что мусульман в некогда многоконфессиональном Сараеве после войны абсолютное большинство). В общем, полный декорум. Из него выбиваются разве что едва заштукатуренные выщербины от осколков, пуль и шрапнели на изящных фасадах австрийских домов, которые в этом городе пора-зительно соседствуют с минаретами, банями и одноэтажной “махаллёй” - османскими квартальчиками, карабкающимися вверх по склонам. Вокруг, несмотря на дождливую погоду, по-майски ярко, зеленеют горы.

Морщинистый дед в поношенном пиджаке, с не то пустыми, не то бездонными глазами, останавливает меня прямо на пешеходном переходе и показывает на склоны этих самых гор:

- Видишь? А нас с них - пум-пум-пум, - без предисловий обращается он ко мне на смеси боснийского и немецкого. Бездонные глаза впериваются в меня так, что становится не по себе. Три года высоты над Сараево означали границу осажденного города - на них стояла артиллерия боснийских сербов. Говорят, безопасных мест в городе все эти годы просто не было.

Сейчас, правда, справедливо гневаясь на преступления “српских злочинаца”, редко говорят, что ранее, перед началом осады, многие  сараевских сербы были вынуждена бежать из своих домов. Ныне городов с названием Сараево де-факто два. Один является столицей государства и Федерации Боснии и Герцеговины, а другой - Восточное, или “сербское”, Сараево - муниципалитет Республики Сербской, был основан в 1992 году, во время войны. Именно на вокзал “сербского” Сараева приходят рейсовые автобусы из Белграда.

В настоящее время эта граница - бывшая линия фронта - из ощутимой и заметной (долгое время после войны общественный транспорт между “сербским” и “федеральным” Сараево просто не ходил) превратилась в очередную невидимую. Разве что кириллица на указателях становится первой, а не второй, да государственного флага больше не увидишь - вместо него сербский триколор. Таких незаметных на первый взгляд границ в боснийских городах много. Если раньше все три общины уживались бок о бок, то во время войны из своих домов пришлось бежать почти трети боснийцев. Многие из них, уезжая на подконтрольную “своим” территорию, заселялись в дома бежавших или убитых “врагов”. Кто-то потом возвращался - кто-то не смог...

Город Мостар в Герцеговине (исторической области, занимающей южную часть страны и часть Черногории) является главным туристическим центром страны, не слишком-то избалованной влиянием иностранцев. Это немудрено: во-первых, отсюда совсем недалеко до хорватского и черногорского побережья, во-вторых, Мостар с давних времен был знаменит живописным, перекинутым через высокие берега реки Неретвы турецким мостом - он даже был включен в списки ЮНЕСКО.

Еще при османах на одном берегу Неретвы селились мусульмане, на другом - католики. В войну же река превратилась в линию фронта. В 1993 году мост - гордость города - был взорван.

Восстановили его в начале 2000-х с большой помпой и европейской помощью, и освещалось это как акт воссоединения города. Однако даже сейчас между “хорватской” и “боснийской” половинами по-прежнему чувствуется обособленность, а общины продолжают ставить памятники собственным героям - которые для соседей остаются военными преступниками.

СМИ и процесс в Гааге сделали известной миру резню мусульман в Сребренице. Но таких мест здесь хватает и для сербов, и для хорватов.

ТРУДНОСТИ (босн./хорв. - TESKOCE; серб. - ТЕШКОЋЕ)

На самом деле, прибыв в Боснию из России, не очень веришь, что страна находится в европейской тройке беднейших, вместе с Албанией и Молдовой.

Добротные сельские дома-коттеджи, неплохие автомашины, уютные сельские кафе. Дороги и инфраструктура, активно восстанавливаемые после войны, тоже по нашим меркам весьма неплохи - особенно если абстрагироваться от табличек, напоминающих, что львиная доля всего этого построена по программам Евросоюза. И все же...

Национальный музей Боснии и Герцеговины, старейшее научное учреждение в стране, основанное во время австрийской оккупации в 1888 году и обладающее богатейшими коллекциями исторических артефактов, встречает посетителей заколоченным входом: недавно закончились деньги на его содержание. В Боснии и Герцеговине нет единого Министерства культуры, и все послевоенное время музей, не принадлежащий ни Федерации Боснии и Герцеговины, ни Республике Сербской, финансировался исключительно за счет иностранных вливаний. Которые, как выяснилось, оказались не бесконечными.

Глядя на судьбу музея, пережившего войну, но убитого “последейтонскими” неурядицами, думаешь, что боснийским пенсионерам все-таки повезло - пенсии отданы на откуп этнитетам, и прекращение выплат в связи с неурегулированностью правового статуса фондов им не грозит. Впрочем, среднестатистической пенсии что в Федерации, что в Республике Сербской хватает ровно на то, чтобы покрыть коммунальные платежи. И то и другое составляет примерно 200 евро. В случае с коммуналкой - если не считать отопления.

Нихад - хозяин бурекджиницы (заведение, где подают бурек и питу - традиционную балканскую слоеную выпечку) на Башчаршии.

- Ээээ... Только за аренду платишь 300 евро. А ведь еще электричество, вода, связь. - Нихад вытаскивает из кармана бумажки, на которых обычно оформляет заказы, и принимается писать цифру за цифрой. В общей сложности за заведение выходит 500 евро в месяц. То есть примерно 1000 марок.

Доход у меня около 4500 марок в месяц, - продолжает хозяин. - Но из этих денег надо сделать все платежи и выплатить деньги персоналу. Плюс коррупция - приходится платить, чтобы не закрыли... В общем, мне, как хозяину, остается около 1500 марок.

Зарабатывать эти 750 евро хозяину приходится семь дней в неделю по 10 часов в день, временами самому становясь за стойку.

По разным данным, безработных в стране от чуть менее 30 до чуть более 40 процентов. Львиная доля боснийцев работает в “теневом” секторе, а многие трудятся за границей.

Здесь сложно не вспомнить универсальный балканский анекдот о сербе/боснийце/македонце и американце, вздумавших поговорить о зарплатах в своих странах:

- Сколько вы получаете в своем США?

- Пять тысяч долларов в месяц!

- А сколько тратите?

- Половину!

- А остаток куда?

- У нас о таком не принято спрашивать. Кстати, сколько зарабатываешь ты?

- 250 долларов в месяц.

- А сколько тратишь?

- Тысячу.

- Как? А откуда остальное?

- А об этом у нас спрашивать не принято.

БЕСПОРЯДКИ (босн./хорв.: - NEMIRI, серб.: - НЕМИРИ)

Февральские протесты в Боснии некоторые СМИ окрестили “боснийским Майданом” - уж больно совпало по времени, да и по антуражу. Видя в репортажах пылающие шины и авто на улицах, а затем и горящие административные здания и читая сводки о сотнях пострадавших, можно было порой запутаться, о какой стране идет речь. И там, и там - накопившаяся критическая масса недовольства коррупцией, политиками и экономической ситуацией в стране; и там, и там - различные толки и мнения о том, кем и для каких скрытых целей они были использованы.

Началось все 3 февраля в городе Тузла, крупном промышленном центре Федерации БиГ. На улицы вышли работники нескольких бывших госпредприятий, закрытых вскоре после приватизации, - вполне знакомая нам, к сожалению, история. Локальный, казалось бы, протест быстро вылился за пределы Тузланского кантона. Митинги начались и в других регионах - в Зенице, Бихаче и Сараеве, где демонстранты даже подожгли президентский дворец. Такого не происходило без малого два послевоенных десятилетия. В высоких европейских кругах забеспокоились настолько, что были произнесены даже слова о введении в страну воинского контингента.

Хотя демонстрации практически ограничились территорией Федерации Боснии и Герцеговины (в Республике Сербской серьезных выступлений не произошло), с самого начала журналисты и аналитики отметили серьезное отличие этих событий от всего происходившего в разделенной стране за все последнее десятилетие.

ПЕРЕМЕН! (босн./хорв.: - PROMJENE; ceрб.: - ПРОМЕНE)

“Смерть фашизму, свобода народу! Их националистическую мать!” - колоритно перефразировал кто-то из демонстрантов лозунг титовских партизан времен Второй мировой. “Мы не бошняки, не хорваты, не сербы, мы голодные граждане”, - написал другой.

Февральские беспорядки оказались первой массовой акцией в Боснии последних лет, где во главу угла были поставлены социальные, а не национальные вопросы.

Коррупция и развал и без того не восстановленной после войны экономики в интересах вполне определенных групп истеблишмента, недовольство которыми политики всех трех национальных общин умело сублимировали в неприязнь к соседям, наконец-то выстрелило по адресу - в требовании сформировать новые органы власти на внепартийной и, следовательно, вненациональной основе и решить, наконец, вопросы с этой самой коррупцией.

Удастся ли политикам из национальных фракций опять канализировать это недовольство и пустить его по привычному кругу, покажет время. Протесты пока затихли - однако уже вскоре за тем, как эта статья будет сдана в номер, в Боснии должны пройти новые акции.

А пока почему-то вспоминаются детские каракули, увиденные на одной из стен города Мостара, из тех, за которые обычно хочется драть уши малолетним художникам, застигнутым на месте “преступления”. “Елена плюс Ахмед = любовь”. Как ни крути, дети умнее нас.

Текст написан совместно с Александром Кляшториным

Фото Александра Цветкова