Интервью с соавтором Трудового кодекса и закона о занятости

Фото: пресс-служба фракции "ЕР" в Госдуме

“МОРАЛЬНО ТЯЖЕЛЫЕ РЕШЕНИЯ”

- Андрей Константинович, в минувшем декабре вы отметили четверть века своей работы в Госдуме. Что вы считаете самыми значимыми своими достижениями за эти 25 лет, и принятие каких решений давалось труднее всего?

- Важно уточнить, что эти достижения не только мои личные - это совместная работа депутатов и сторон соцпартнерства. А самое значимое - безусловно, Трудовой кодекс. Причем не только тот документ, который заработал с 2002 года, но и последующие изменения в нем: запрет заемного труда, глава о труде профессиональных спортсменов и тренеров, глава о дистанционной занятости и другие. Второе место я бы отвел вопросу повышения минимального размера оплаты труда. Напомню, что в 1999 году МРОТ был равен 83 рублям, и к нему было привязано все подряд: в нем мерили уголовную и административную ответственность, уставный капитал и так далее. Требовалось превратить его из “единицы измерения всего” в инструмент защиты, в первую очередь, зарплаты. ИМРОТ был установлен на уровне прожиточного минимума (что сейчас зафиксировано и в Конституции) и теперь каждый год увеличивается. Еще одно безусловное наше достижение - это новый закон о занятости населения, который полностью модернизировал работу службы занятости. Раньше это была просто лавочка, которая выдавала пособия безработным. Сейчас это - реальный инструмент, который позволяет человеку находить работу, а работодателям находить сотрудников.

- А что насчет тяжелых решений?

- Здесь я выделю, пожалуй, два. Это закон о монетизации льгот и, конечно, самый трудно давшийся нам закон 2018 года о повышении пенсионного возраста. Законы очень тяжелые, морально тяжело было с ними работать, они вызывали множество нареканий. Но эти законы неизбежно нужно было принимать. Что касается монетизации льгот, то сейчас страсти по ней уже улеглись. И мы видим, что если бы безадресные льготы не заменили денежными выплатами, то у нас сейчас не было бы ни материнского капитала, ни единого пособия на ребенка, ни единого реестра льготников, ни многого другого. До монетизации государство работало в “полумошенническом” режиме: льгот гражданам было установлено столько, что если бы они реально оплачивались, то общая сумма выплат в три раза превосходила бы совокупный бюджет страны. На сегодня же выстроена четкая система социальной поддержки.

- А вот по поводу так называемой “пенсионной реформы” страсти еще далеко не улеглись.

- Я напомню, что принципиальное решение по этому вопросу было принято еще в 1996 году правительством Черномырдина, и мы 23 года такое решение откладывали, максимально оттягивая его принятие, использовали для этого все ресурсы. В 2010 году, несмотря на кризис, была проведена валоризация пенсий - то есть пересчитали, увеличили размеры пенсий советским пенсионерам. В 2013 году была введена балльная система. Но уже в 2018 году мы увидели, что к 2026 году на одного работающего будет приходиться примерно полтора пенсионера.

- И что, разве увеличение пенсионного возраста было единственным выходом?

- Мы стояли перед выбором. Можно было заморозить пенсии, прекратить их индексацию. И было бы вместо пенсий пособие по возрасту, что, может быть, устроило бы работающих пенсионеров, потому что у них еще есть заработок, но для неработающих это была бы катастрофа. Или можно было бы повысить взносы в Пенсионный фонд от работодателей. Но взносы и так велики, и мы понимаем, что это означало бы заморозку легальной заработной платы и рост теневой занятости. И в итоге был выбран третий путь - поэтапное повышение пенсионного возраста. Хочу напомнить, что профсоюзы, восприняв такой шаг в негативном ключе, тем не менее активно участвовали в доработке этого закона. В результате переговоров был внесен ряд существенных изменений. Был продлен до десяти лет переходный период, установлен возраст выхода на пенсию для женщин в 60 лет, а не в 63, как изначально планировало правительство. Сохранено право получать накопительную часть пенсии с “прежнего” возраста. Сохранены льготные категории - у нас сейчас в льготном режиме на пенсию выходит более трети пенсионеров. Все это во многом результат очень тяжелого диалога, но он обеспечил более-менее плавное решение данного вопроса.

- В таком случае можно ли, по вашему мнению, говорить о каких-то положительных последствиях этого решения?

- Да. Например, повышение пенсионного возраста позволило нам в прошлом году восстановить индексацию пенсий работающим пенсионерам. Хочу напомнить, что в 2016 году в Пенсионном фонде была дыра, которая не позволяла проводить эту индексацию. Но сейчас ситуация изменилась, и у нас появились средства на восстановление ежегодного повышения пенсий работающим пенсионерам. Это во многом результат того трудного решения. Можно отметить еще такой момент: сейчас мы наблюдаем в стране жесткий кадровый голод. Представьте себе, что было бы, особенно на рабочих специальностях, если бы пенсионный возраст не повышался.

“ПОКА ДОГОВОРЕННОСТЬ ТАКАЯ”

- Давайте вернемся к Трудовому кодексу. Недавно думская фракция КПРФ внесла свой проект ТК, который называет “новым” (см. № 12, 2025. - П.О.). Как вы относитесь к попыткам полной замены ТК вместо внесения в него корректив?

- Нынешний Трудовой кодекс является плодом договоренности между работниками, работодателями и правительством, это плод социального партнерства. Нам важно, чтобы документ носил не теоретический, а практический характер. Здесь можно вспомнить советский Кодекс законов о труде, который формально действовал и в 90-е годы, но во многом не соблюдался. Фактически у нас был социализм по закону, а на практике мы тогда боролись за то, чтобы хотя бы зарплату вовремя платили. Нынешний ТК - это, по сути, гигантский общероссийский коллективный договор. И вполне естественно, что в него вносятся изменения в соответствии с требованиями времени.

Что касается этих предложений, очень часто коммунисты, может быть, искренне хотят защитить интересы работников, но на самом деле невольно добиваются обратного эффекта. Приведу один пример. Когда мы принимали нынешний ТК, то под давлением коммунистов сохранили в нем советскую норму о том, что инвалидам нельзя работать в ночное время. А в результате инвалиды буквально завалили нас гневными письмами. Они спрашивали: “Почему вы решили, что нам ночью поработать на телефоне диспетчером хуже, чем днем мешки разгружать? Дайте нам самим право принимать решение!” И это было абсолютно справедливое требование. Поэтому я выступаю за то, чтобы такого рода документы не писались в партийных кабинетах, а принимались исключительно с участием сторон социального партнерства.

- Как раз о договоренностях между соцпартнерами. Уже около двух лет разрабатывается законопроект о платформенной занятости, но о конкретных решениях до сих пор почти ничего не слышно. В чем проблема, о чем депутаты и соцпартнеры не могут договориться?

- Да, этот законопроект действительно давно разрабатывается. Могу сказать, что стороны практически договорились обо всем, и проблема сейчас не в отсутствии нашей договоренности. Проблема в том, что правительство в лице Минэкономразвития приступило к разработке закона о платформенной экономике как таковой. И мы понимаем, что этот закон для нашего закона, который бы регулировал тему платформенной занятости, должен выступать в качестве базы, как бы основы, матрицы. И не должно получиться так, что мы сейчас внесем законопроект, допустим, с одними терминами по данной тематике, а потом другой, базовый закон правительство внесет с иными терминами. Мы провели дополнительные переговоры с министерством и договорились, что наши предложения будут включены в качестве главы в закон о платформенной экономике в целом. Пока договоренность такая. Но конкретных сроков еще нет, потому что платформенная экономика - это такая вещь, которая успевает поменяться раньше, чем Минэкономразвития ее опишет. Тем не менее мы договорились, что в 2025 году такой закон должен быть предъявлен, а если нет, тогда мы внесем наш.

Продолжение в следующем номере