В медицинской науке без неравнодушных людей - никак

Фото: Николай Федоров / "Солидарность"

Я СМОТРЕЛА И ЗАПОМИНАЛА

- Татьяна Владимировна, почему вы решили связать профессию с такой сложной областью медицинских исследований?

- Началось это с детства, когда я поняла, как важны врачи. И научные исследования. Моя семья поездила по миру, одна из поездок - в Афганистан. Там я заболела желтухой. Меня удалось поднять на ноги благодаря новому тогда препарату, аллохолу, который мне вводили в виде суспензии. Моя мама - очень умная женщина, соблюдала все рекомендации врачей, а я смотрела и запоминала.

Когда мы вернулись в Союз, я пошла в седьмой класс школы № 5 города Подольска, и мне опять повезло. К нам приходили неравнодушные люди, которые старались “пристрастить” детей к науке. Пришел однажды доктор Брюханов, который работал тогда в Центральной районной больнице. Он занимался и подготовкой медицинских препаратов, и вскрытиями. Что можно было показать школьникам - показывал. Меня все это страшно заинтересовало, и когда пришла пора поступать, то, конечно, подала документы в Первый медицинский. Но не хватило полбалла!

Однако, когда я пришла забирать документы, председатель приемной комиссии предложил мне идти работать к нему на кафедру эпидемиологии. Я согласилась, и - началось! Меня сразу и комсоргом, и казначеем сделали. Ученые, преподаватели, доценты, профессора - нашли хваткую девочку, которая может на кафедре навести порядок. А так как мама у меня жена дипломата, от нее я научилась, как навести порядок во всех областях. И при этом сохранить тепло и уют.

- То есть и медицинской, и организационной работой вы занялись сразу после школы. И получали специальность уже параллельно с работой?

- Да! И снова мне помогли люди науки. Ко мне подошла одна из наших доцентов, Галина Сергеевна, и говорит: “Таня, какие у вас руки хорошие, идите в медицинское училище при Академии медицинских наук, сразу получите профессию”. Я и пошла. Там посмотрели мои предыдущие оценки и без экзаменов зачислили. Во время учебы я познакомилась с замечательными преподавателями - гистологами, занималась у них в кружке, получила специальность. И когда в 1979 году Николай Николаевич Блохин набирал сотрудников в недавно построенный Онкологический центр, я туда по распределению и попала.

Когда пришла, я сразу сказала, что хочу заниматься именно гистологией. Старшая медсестра ответила: “Николай Николаевич сказал, что пока вы с 23-го этажа и до 2-го не пройдете и все участки не освоите, отдельным участком заниматься не будете!”

За три месяца мы освоили все. А тут снова - не то случай, не то судьба моя… К нам на диспансеризацию пришли сотрудники экспериментального института нашего Онкоцентра. Руководитель группы морфологов Серафим Федорович Юшков пришел делать электрокардиограмму. Посмотрел, как я работаю, и говорит: “А вы здесь точно хотите работать?” Я ответила, что нас готовили гистологами, и я бы хотела заниматься гистологией. “Хорошо, приходите ко мне завтра на собеседование”. Пришла и быстро стала старшим лаборантом, с меня стали спрашивать, мне стали доверять целые опыты!

БУДЬТЕ ДОБРЫ НЕ МЕШАТЬ

- В чем состояла ваша работа?

- Если очень коротко, я в ходе опытов и экспериментов готовила материалы для морфологов - тех, кто сидит за микроскопом и изучает срезы тканей подопытных животных, интерпретирует результаты. Моя работа была очень кропотливой, на любом этапе можно споткнуться, и весь материал пропадет. Морфологу нельзя дать какую-то “грязь”: срез органа, положенный в неправильной проекции или неправильно залитый парафиновой средой. Работа требовала большой усидчивости. А я, честно говоря, человек не слишком усидчивый. Но что касается дела - все в сторону и будьте добры не мешать!

Работа шла самая разная. Например, по заказу Минобороны разрабатывали шовный материал, пропитанный антибиотиками, такой очень часто нужен. В определенном климате раны долго не заживают, начинают гнить, в том числе швы. Мы как раз занимались материалом, который этому препятствовал. Какая это была школа!

- Работая в одной сфере и даже в одном центре, вы прошли через несколько исторических этапов. Какие были сложнее?

- Как раз конец 80-х - 90-е. Представляете, меня делают председателем культурно-массовой комиссии в “большом” профкоме всего нашего центра. Я занимаюсь путевками, договариваюсь с турагентствами. У меня люди ездили в Ташкент, Самарканд, Ригу, Литву, Белоруссию… Где только не были! Это был 85 - 86-й год. Мы как раз сдали шовный материал и, казалось, стали подниматься. И работа была, и зарплата достойная.

И вдруг 90-е. С конца 89-го даже стало все потихоньку обваливаться…

Очень многие начали увольняться, среди них уникальные, блестящие специалисты! Причем в это время поднималась рентгенология - и вдруг распад. Аппаратуры нет, финансирование прекратилось… Надо отдать должное тогдашнему руководителю Николаю Николаевичу Трапезникову. Он как мог поддерживал сотрудников, находил заказы…. На это накладывается и рождение второго моего ребенка. Как-то справилась! Да и общественной, профсоюзной деятельностью продолжила заниматься.

- При всех этих сложностях, вы говорили, центр развивался. Удалось продолжать научную деятельность?

- Да, продолжали! Хотя многие ушли в тот момент. Кто-то грибы и ягоды собирал, продавал и так выживал. Но оставались и люди, преданные своему делу. И как-то постепенно работа стала налаживаться.

Вели эксперименты при создании новых лекарств. Их сначала нарабатывают в лаборатории лекарственных форм, а потом передают нам для “доклинических исследований побочных, токсических и фармакологических свойств вновь синтезированных и воспроизведенных веществ с установленной или потенциальной противоопухолевой активностью, а также непротивоопухолевых веществ, применяемых в качестве препаратов сопровождения с целью прогнозирования побочных и токсических эффектов”.

То есть на разных видах животных (мышь, крыса, кролик, собака) мы изучаем как острую токсичность, так и хроническую. У нас по полгода сидят собаки, которым введены эти препараты. Биофизики свой раздел изучают. Наша патоморфологическая группа - последний этап на выходе заключения препаратов. Мое направление - изучение глубины и стойкости морфологических изменений в органах экспериментальных животных. Я изучаю, какие изменения произошли под воздействием препаратов, насколько они оказались стойкими. Либо, наоборот, насколько развилась болезнь и каким образом.

ЛЮБЛЮ РАБОТУ ЗА РАЗНООБРАЗИЕ

- У вас активная рабочая деятельность, профсоюзная, семейная. Как удавалось все это совмещать с работой над диссертацией?

- В 1997 году я поступаю в Ветеринарную академию и оканчиваю экстерном - за 3,5 года. Заставил меня думать о дальнейшем образовании покойный Сыркин Анатолий Борисович. Он организовал лабораторию фармакологии и токсикологии, в которой я по сей день старший научный сотрудник. А тогда была фельдшером-лаборантом, закончила училище при Академии медицинских наук, с большим опытом работы по специальности. Но для новой лаборатории требовалось более серьезное образование. Помню, Анатолий Борисович мне сказал: “Представьте, заболеет ваш ребенок, а вы могли бы изучить такой препарат, который бы ему помог”. И я пошла учиться.

Закончила академию, и на контакт с нами вышла компания, которая разрабатывала препарат для подкормки птиц на птицефабриках и использования в сходных областях. Почти одновременно ректор академии предлагает мне писать диссертацию. А на кафедре фармакологии и токсикологии зовут идти на дипломную работу. Я понимаю, что у меня есть ресурс - несколько птицефабрик, где можно провести реальный эксперимент. Руководство компании, для которой мы препараты разрабатываем, говорит: это же здорово, давайте, используйте!

И вот кто-то справляет Новый год, а я езжу в Вознесенский район и ставлю там эксперимент на пяти птичниках. Я успешно защитила диссертацию, принесла диплом на работу, стала старшим научным сотрудником. Дела самые разные. В том числе продолжаю участвовать в разработке новых препаратов.

- Как строится ваш рабочий день?

- Я люблю свою работу еще и за разнообразие. Конкретный рабочий день зависит от того, какие эксперименты идут, какие препараты нужно для них подготовить. Так, с утра необходимо подготовить определенный материал: срез органов, тканей положить в определенный раствор. Засечь время, к обеду переложить в другой раствор. Одновременно - готовить материалы для другого анализа. Хотя многое автоматизировано, немало операций все равно нужно делать руками.

- На ваших глазах в медицину и науку пришло несколько поколений специалистов. Меняются ли люди? Есть ли особенности у разных поколений?

- Я всю жизнь занимаюсь гистологией и морфологией, о ней и могу говорить. По сути, это тяжелая и ответственная работа. Нужно быть очень внимательным, сосредоточенным, выполнять множество ручных рутинных операций. Не все хотят этим заниматься, молодежь стремится сразу получать данные из “электронки”. Но если человек, что называется, “врос” в науку - он остается, и это будет его делом на всю жизнь.

И такие есть в каждом поколении. Например, одна из наших старейших сотрудниц работала с 1951 года. Ушла на заслуженный отдых только недавно - в 80 лет. А не так давно пришел очень хороший аспирант Павел Варакса, и у него как раз “глаза горят”! Он, кстати, закончил ту же академию, что и я, уже успел диссертацию защитить.

- При этом занимаетесь не только наставничеством, но и профсоюзной деятельностью?

- Да. Как начала, так и продолжаю. По профсоюзной линии самыми разными делами занималась. Помню, направили сопровождать детей сотрудников в лагерь отдыха. В общей сложности человек 25. Дети очень разные - из семей врачей, медсестер, научных сотрудников, у кого-то дедушка профессор, бабушка академик.

И моих двое. Старшая дочка, ей тогда шестнадцать было, поехала пионервожатой, ну и пятилетнего сына захватили. Прожили мы там две смены, сорок пять дней. Все живы, здоровы, все довольны! А я такого опыта общения с людьми набралась, что на всю жизнь хватило. С работы вечером звонят - я даю отчет, что в моем московском отряде происходит.

А происходило разное - в том числе столкновения с местными деревенскими ребятами. С ними никто не мог общий язык найти. Я выходила и начинала с ними открыто и честно разговаривать. Потом кто-то из деревенских заболел воспалением легких. Я дала таблетки, сказала, как принимать. И действительно парень вылечился. Мать пришла, принесла нам крынки молока. Нас уважать начали.

И культурную работу вела всегда! К нам, например, на новогодние елки приезжал Иосиф Кобзон - удавалось договориться! Да и елки для сотрудников мы продолжали проводить даже тогда, когда почти все организации о них уже забыли.

Конечно, когда начались ковидные ограничения, пришлось прерваться, но теперь возрождаемся. Профсоюзы московские очень здорово помогают. Люди горят, хотят работать, придумывают всякие интересные вещи.

Например, проводили мы конкурс детского рисунка, развесили рисунки в фойе, все довольны - но надо же как-то наградить детей! Выкупили карточки “Детского мира”, подарили мамам участников - все довольны!

Новый год скоро, мы уже задумали елку! И хотим нарядить ее лучшими поделками наших детей. Они у меня получат призы за них! И еще будет профсоюзная наша елка, мы арендуем помещение и сделаем программу.

А как иначе, дети-то растут, у многих уже и внуки! Надо всем помогать и поддерживать, показывать, что мы друг за друга. Если не будем так жить, то для чего мы тогда живем на этом свете?

“А”-СПРАВКА

Гистология - раздел биологии, изучающий строение, жизнедеятельность и развитие тканей живых организмов, обычно методом рассечения тканей на тонкие слои с помощью микротома. Это специальный инструмент для приготовления срезов фиксированной и не фиксированной биологической ткани, а также небиологических образцов толщиной 1 - 50 микрометров для оптической микроскопии.