Интервью с писателем о творчестве и читателях

Фото предоставлено героем материала

О ТАЛАНТЕ И ФУНКЦИИ

- Рагим, вы в школе были из тех учеников, чьи сочинения зачитывали вслух перед классом?

- За мои сочинения меня в школе дрючили. Наш класс попал то ли на первое, то ли на второе ЕГЭ - тогда только вводили всю эту историю. И вдруг оказалось, что сочинение надо писать очень идиотски определенным образом. Это типа мысль, цитата, три аргумента и заключение. Мне это все было неинтересно, и когда на репетиции ЕГЭ (а еще ведь были многочисленные репетиции) я написал что-то не так, то чуть ли не родителей в школу вызывали: как можно нарушать правила написания ЕГЭ?! Паниковали так, будто я с пулеметом в школу пришел.

- Кем вы хотели стать в детстве?

- Не знаю, я еще не определился.

- И сейчас нет?

- Не-а. Я всегда так или иначе тяготел к творчеству, и было, наверное, логично и понятно, что рано или поздно этим буду заниматься. Я только не знал как. Ты смотришь на реальность и понимаешь, что надо что-то более конкретное придумать, например пойти переводчиком (Рагим учился на лингвиста, изучал английский и испанский языки. - И.С.) или куда-то еще.

- Писателем себя считаете?

- Не знаю, тут смотря как мерить. Кто-то говорит, что писатель - это, условно, тот, кто зарабатывает только литературой. Тогда, наверное, вряд ли. Тогда в России писателей штук пять. И я очень не люблю себя вообще как-то сужать, идентифицировать. Если я писатель, то это подразумевает, что я какой-то определенный. Не люблю занимать какую-то одну позицию в этом плане. Если я считаю себя писателем, то я считаю себя, допустим, не танцором, и это значит, что себя ограничиваю в чем-то.

- Ну а талантливым себя считаете?

- Думаю, что все талантливые, вопрос - что мы делаем со своим талантом. Вот свой, мне кажется, я не закапываю. А сказать, что это какой-то суперталант, - не сказал бы.

- Скромничаете?

- Нет, я просто думаю, что… что если 10 лет, например, заставлять обезьяну писать, то писать она будет не хуже меня. Смотрите, в чем фишка с журналистикой. Вы вынуждены там играть по правилам и писать определенным образом. А если бы вы не мирились с этими правилами и писали так, как хочется вам, - это была бы другая история. Она была бы сложнее, но наверняка вы не остались бы в журналистике, а выплыли бы куда-то в другое место.

- А вы, значит, пишете без правил и рамок? Ни под кого и ни подо что не подстраиваетесь?

- Я хорошо уловил момент, когда стал писать для кого-то, когда я вдруг понял, что знаю, чего хотят мои читатели. Например, как их посмешить. И меня как будто в заложники взяли - я должен для кого-то каким-то определенным образом писать. И я специально стал писать по-другому… Творчество в глобальном плане, как мне кажется, оно не для кого-то, оно само по себе…

- А что насчет функции какой-то воспитательной, образовательной, развивающей?

- Когда я начинаю думать в таком ключе - воспитательном, образовательном, - я начинаю бить себя по рукам. Я не думаю, что это враг искусства, я просто думаю, что идея того, что люди недостаточно хороши и я должен их переделать, попахивает фашизмом. Но я и хорошо видел, как люди в одном и том же тексте находят совершенно разные вещи, даже не связанные с этим текстом. Так что, мне кажется, уже даже не так важно, что я напишу, как важно, что они там прочитают.

О РАБОТЕ И ЗАРАБОТКЕ

- На что вы живете? Где-то работаете?

- Конечно. То есть сейчас не работаю (на постоянной работе) уже год примерно. Но вообще я пиарщик - был, по крайней мере, потому что зарекся заниматься этим.

- Почему же?

- Потому что мерзкая профессия. Проработал лет пять-шесть точно, когда из армии вернулся.

- А теперь как же? Живете на доходы от произведений?

- Если бы я на них жил, я бы даже до Москвы не доехал из Владикавказа (сейчас писатель живет там. - И.С.) Есть все равно какие-то проекты, какие-то деньги, как-то кручусь. Как на Кавказе говорят, “туда-сюда, тема есть”.

- А на доходы с писательской деятельности прожить реально?

- С тиражей - нет, с монетизации популярности - да. Ко мне иногда приходят: кому-то надо написать что-то на заказ, кому-то что-то еще. Я понимаю, что могу уже немножко выпендриваться и говорить: за десять тысяч знаков сто тысяч хочу, не нравится - ваши проблемы. При этом я говорю, что в текст вы не полезете, я напишу то, что нужно, не надо мне потом рассказывать, что этот текст чему-то там не отвечает.

- И соглашаются?

- Да. Знаете, когда приходят к писателю или даже к копирайтеру и говорят: напиши нам что-то, а потом начинают его править, - это как если бы вы купили билет на самолет, а потом идете и пилоту в кабине рассказываете, как надо долететь.

- У вас есть опыт написания сценариев...

- Да. Мне это не нравится, потому что после литературы, когда начинаешь обращаться к сценариям кино, у тебя такое впечатление, как будто ты должен рассчитывать на идиотов. Понятно, что там другие правила, и надо намного ярче показать какие-то вещи на экране. Но есть еще определенная специфика российского кино: с чего бы мы ни начинали - мы кончим сериалом про ментов.

О ВДОХНОВЕНИИ И КРИТИКЕ

- Как вы работаете? По плану или по вдохновению?

- Не знаю, вследствие ли того, что я занимаюсь этим постоянно, или, может быть, я всегда такой был, но у меня это в голове происходит. Я просто мыслю таким образом, мыслю текстом. Это образ жизни, и это никак не связано с тем, что я хочу стать классным писателем, - я просто так живу, я так воспринимаю мир. Я и о себе думаю текстом: он встал, сделал, пошел.

- Откуда берете сюжеты?

- Я пишу от героев. Мне кажется, если ты создаешь достаточно живых героев, то сюжеты сами сформируются.

- А герои откуда приходят?

- Я разделяю разум и чувства в этом плане, я бы сказал, что скорее чувствую какие-то интенции. У каждого человека есть определенный контекст на протяжении жизни: кто-то постоянно обиженный, кто-то постоянно веселый, кто-то что-то еще. Ты сталкиваешься с этими интенциями и начинаешь раскручивать: откуда, куда. И начинает герой разрастаться. И когда у тебя есть такой живой герой и он встречается с другим - всё, из этого уже начинает что-то работать.

- Как строится ваш рабочий режим как писателя?

- Если речь о книге, то сложно понять, как мерить. Могу месяцами ходить и вроде ничего не делать - и думать, думать про сюжет, про героев, что-то крутить. А потом сажусь, бросаю все и два месяца всю ночь пишу, день сплю, ночь пишу, день сплю... И вот так - пока не напишу.

- Вы трудолюбивый.

- Не сказал бы.

- Говорят, что если можешь не писать - не пиши. Так?

- Примерно так и есть. Пока уже просто через край не польется - не надо.

- А как же работа на заказ?

- Садишься и пишешь… Я не очень любитель вот этой темы с вдохновением. Вдохновение - это скорее сигнал, что все работает правильно. Если ты садишься писать и у тебя вдохновения нет - найди, почему его нет и что тебе мешает. Мне кажется, в любом творчестве ты всегда работаешь со своим состоянием, тебе надо быть в этом плане чистым, скажем так, чтобы у тебя не висела вокруг куча недоделанного. Поэтому важна дисциплина: надо написать - пишешь. Вообще я стараюсь писать как можно чаще - и в “Фейсбук” что-то, и куда-то еще, потому что нужна постоянная практика: сел, прикинул, написал. Как тренировка.

- Рассказы быстро пишете?

- Большую часть - да, минут за двадцать-тридцать. Бывает забавно, когда напишешь за пять минут какую-нибудь ерунду, а потом смотришь - полторы тысячи репостов, и уже пол-интернета в этой ерунде, обсуждения на 300 комментариев. И ты такой: я же это не серьезно!

- Приятно?

- По-разному. Иногда же и по-всякому кроют. Тогда не очень приятно…

- Близко к сердцу принимаете критику?

- Да. Я вообще цепляюсь за все эти плохие комментарии. Но думаю, что лучше так. Мне кажется, если бы меня ничего не трогало, это было бы хуже. То есть мне кажется, что надо в этом плане не отдаляться. Здесь дело не в связи с читателем, а просто надо чувствовать. Если я не буду чувствовать, я буду хуже писать. Опять возвращаясь к вдохновению и прочему - фишка именно в том, что я не должен избегать ощущений: ни хороших, ни плохих. Иначе текст будет неживым. Мне так кажется. Может, это не так.

- Дмитрий Быков недавно на редкость пространно высказался про ваш роман “Сато”...

- Он мне комплиментарный отзыв выкатил, особенно по его меркам. Меня же позвали к нему на передачу.

- Когда будет?

- Пока не знаю. Договариваемся, когда и он, и я будем в Москве. Посмотрим. У меня такой мандраж. Представляю, как мы встретимся с ним, он у меня что-то спрашивает - и я такой: не знаю, не читал, не видел...

- Вы много читаете?

- Мне кажется, нет, но смотря как мерить.

- Какие у вас ориентиры в литературе?

- Да много. В разное время разные писатели. Если первое, что приходит в голову на данный момент, то это фантасты типа Хаксли, особенно “О дивный новый мир”. Мне кажется, он сформулировал самый важный вопрос: тебе нужно выбирать - быть счастливым или быть свободным.

- Что выбрали бы вы?

- Очевидно, я выбираю свободу. Но у меня есть подозрение, что там ловушка: если ты выбираешь быть счастливым, то ты в итоге будешь и несвободным, и несчастливым.

О ГРУСТИ И ОБЩЕНИИ

- В ваших рассказах все довольно пессимистично.

- Я пессимист. Люди часто смущаются, потому что у меня в рассказах бывает много юмора, а когда они меня видят вживую, общаются со мной, я такой… хмурый. Пессимист. Думаю, все будет плохо. Ну, плохо и плохо. Я писатель, в этом плане мне проще. Что бы со мной ни происходило - это всегда топливо. Мы обычно почему-то оцениваем, что радость - это плюс, а грусть - это минус. А писателю грусть - тоже здорово. Погрустить, погундосить - почему бы нет. Я думаю, одна из главных моих задач - не избегать ощущений, переживать их. Тебе грустно - и ты не бежишь, например, смотреть сериал, чтобы развеселиться, поржать. Грустишь.

- У вас большой круг общения?

- Я не очень общительный, но интересуюсь людьми, мне всегда интересно, что они чувствуют, чем живут. Для меня, например, поехать пожить во Владикавказ - это погрузиться в другой мир и понаходиться в другом контексте, понять, в чем разница между человеком из Москвы или Питера и из Владикавказа… Мне кажется, я замучил таксистов. Особенно если у меня хорошее настроение: давай рассказывай вот всю фигню, которую не дают рассказывать другие люди, - давай, братан.

- И вам рассказывают?

- Вообще это какой-то странный лайфхак: когда говоришь, что ты писатель, люди готовы, мне кажется, все рассказать. Мы настолько в невротическом, по-моему, обществе живем, что всем так или иначе где-то больно. Если я могу это хотя бы в творчество выливать, то большинству людей даже некуда это деть, и они хотят этим хоть как-то поделиться.

О СПРАВЕДЛИВОСТИ И СЛАВЕ

- Вы говорили, что не верите в справедливость.

- Я правда не верю в справедливость. Жизнь точно несправедлива, хотя бы потому, что мы сейчас сидим здесь в кафе, а кто-то зарабатывает примерно столько же, сколько мы проедим сейчас в кафе. Это же несправедливо, наверное? И он зарабатывает столько не потому, что мало работает, а потому, что находится там, где денег нет. Вот человек, который стоит у станка черт знает сколько времени, но в реалиях современного мира очевидно: ни он, ни станок к черту не нужны в России, правда? Справедливо ли это? Но тогда получается, что это справедливо, что если у нас есть определенный вектор развития, то к черту нам этот парень у станка. Куда будет продаваться то, что он производит на этом станке?

- Это задача не парня у станка, а его нанимателя - найти рынки сбыта и продать.

- Но ты должен сам немножко головой подумать, чем заниматься. Есть два варианта: либо ты отвечаешь за свою жизнь, либо нет.

- То есть не надо жалеть тех людей, которые по разным причинам не в силах поменять условия своей жизни на лучшие?

- Я думаю, тут должна быть другая формулировка. Жалость - это тупик. А вот поддержать - можно.

- Мечтаете о славе?

- Понятно, у всех есть свое представление о славе. Когда ты сталкиваешься хотя бы с ее отголосками, то не понимаешь, что это и есть то, чего ты хотел. Ты думаешь: я напишу книжку, стану популярным. И почему-то представляешь, что это все очень красиво, и твои читатели - это очень красивые, умные люди. А когда ты видишь своих читателей, которые вообще-то нормальные люди, они могут быть злые, некрасивые, могут быть глупые, в конце концов, - то ты такой: а можно мне других читателей?! Вдруг оказывается, что все не так, как ты себе это представлял.

- А сейчас вы думаете над каким-то произведением?

- Да. Наверное, я не буду об этом сейчас говорить, потому что пока не очень понимаю, как сложится.

*   *   *

Свидетели пенсии

Семен открыл дверь. На пороге стояли парень и девушка с криво прилипшими к лицам улыбками.

- Чем обязан?

- Здравствуйте! - выразительно начал молодой человек. - Мы из общества “Свидетелей Пенсии”. Найдется ли у вас минутка, чтобы поговорить о пенсии?

- А чего о ней говорить? - не понял Семен. - Да и неверующий я.

- Отлично! Нам как раз и нужен неверующий! - еще шире заулыбалась девушка. - Что вы знаете о пенсии?

- Ну... Это как бы такая награда, для верующих... Ну, не для всех, конечно, а для тех, кто умер на работе. Они верят, что на том свете им за это воздается...

- На самом деле нет! Раньше пенсию получали при жизни, в 65 лет! Наше общество собирает подписи...

- Так, - прервал молодого человека Семен. - Я всю эту альтернативную историю терпеть не могу. До свидания.

Он захлопнул дверь и усмехнулся.

- Пенсия при жизни. Сектанты чокнутые!

Рагим Джафаров