Монументальный “сталинский” дом на Тверской, совсем недалеко от столичной мэрии. Дверь подъезда открывает осторожно-услужливый швейцар. В прихожей огромной (четырех- или пятикомнатной?) квартиры нас с фотографом встречает домработница. Уже там - антикварное трюмо, высокохудожественные фотографии хозяйки дома и ее близких. В шикарной гостиной, тоже обставленной старинной мебелью, на стенах иконы XIV - XVII веков... Наверное, так должны жить все знаменитые российские актеры. Чуть позже появляется и сама хозяйка дома, заслуженная артистка России, звезда советского театра и кино Наталья СЕЛЕЗНЕВА. Без грима ее лицо выглядит неузнаваемым, правильные черты искажены выражением какого-то недомогания... “Стереть” болезненное выражение с лица актрисе сразу же не удается, хотя она, что очень заметно, упорно пытается это сделать...
БЕЗ ГРИМА
- Плохо себя чувствуете, Наталья Игоревна?
- Нет, все в порядке. Голова только чуть-чуть разболелась, видимо, из-за перемены погоды... Так не снимайте меня, я сейчас сделаю макияж...
- Вы как-то занимаетесь своим здоровьем?
- Никак. Просто я не пью, не курю, стараюсь не переедать, высыпаться... Вот мне на день рождения дважды дарили абонементы на посещение бассейна и фитнес-центра, очень дорогие абонементы, и дважды они пропадали. Потому что я туда не ходила. Не хотелось - я всегда делаю только то, что хочу.
- А как же слово “надо”? Надо сделать зарядку, надо пойти в бассейн...
- У меня есть слово “надо” по отношению к близким. Я имею в виду не только семью. Большую роль в моей жизни играют подруги, друзья. Это практически моя вторая семья. И если что-то надо сделать для них, это делается без спора. Я люблю доставлять радость людям. Именно от этого я сама получаю удовольствие: они не ждут, а я делаю. А вот по отношению к самой себе, к своему здоровью слово “надо” не работает, к сожалению.
- Вы актриса всегда - и в обычной жизни в том числе?
- Я могу играть любую роль - с сыном, за столом на званом обеде. Все это зависит от момента, от стечения обстоятельств. Не думаю, что артист в жизни больше артист, чем обычный человек. Однако я могу прийти к какому-нибудь начальнику в кабинет и, зная, что именно мне надо от этого начальника, более профессионально на него воздействовать. Но это уже, наверное, потому, что мы, актеры, больше психологи. Мы лучше чувствуем людей. Я очень люблю искренность в людях и чувствую ее - сразу же чувствую, когда человек искренен и когда он фальшивит. Чувствую, как животное... И сама не могу быть неискренней.
“Я - ДРАМАТИЧЕСКАЯ АКТРИСА”
- Вам приходилось выходить на сцену, когда вы плохо себя чувствовали?
- Мне - нет. Но я знаю от многих партнеров по сцене, что такое “невидимые миру слезы”. Это очень точное выражение, потому что я знаю много актеров, у которых болят ноги, руки, суставы. У них - полная сумка обезболивающих таблеток. Они выходят на сцену и держатся, даже улыбаются. Я по своему мужу могу судить, по своим партнерам по Театру сатиры, по тому же Мише Державину. Иногда ему даже на спектакле вызывают неотложку, снижают давление.
- Вы очень долго служите в Театре сатиры...
- Да, всю жизнь. У меня в трудовой книжке одна запись. Уйти и попробовать себя в другом театре я просто не хотела. У меня очень хорошие отношения и с коллективом, и с руководством театра. Я очень рада, что нами руководит не человек со стороны, а Александр Ширвиндт. Мы все его хорошо знаем, мы сами его и выдвинули. И он взял на себя очень нелегкую обязанность. Потому что в любом театре есть поколения людей, которые уже должны сидеть дома. Но выгнать их с работы - значит, обречь на смерть. Пенсия мизерная. Это вам не западные актеры, за которых профсоюз всю жизнь бьется (вопросительно смотрит на меня: нашла ли нужный акцент? - /А.Ч./). Те могут получать удовольствие от жизни. В “Сатире”, если человек уже не может работать, он приходит и просто получает зарплату. И спасибо за это Ширвиндту. Иначе он был бы не лучше нашего нынешнего государства, которое просто выбрасывает людей, как отработанный материал.
- Почему вы пришли именно в “Сатиру”?
- Я хотела попасть в этот театр, потому что, когда я оканчивала институт, все мои педагоги и партнеры говорили, что я - комедийная актриса. Мне это внушили. Но я и драматическая актриса. И сейчас в спектакле “Неаполь - город миллионеров”, комедии Эдуардо де Филиппо, я играю драматическую роль. Это Ассунта, молодая женщина, которая проводила на войну мужа, так и не успев стать женщиной, и неизвестно, вернулся он или нет... Она вроде как местная дурочка. Здесь надо было найти грань: не играть ее совсем идиоткой, но показать ее странность. Это очень трудно. И мне нравится то, что у меня это получилось. Поэтому я эту роль очень люблю.
Сейчас мне предложили тоже неплохую, очень интересную психологически роль в спектакле “Страсти по Шаляпину”. Роль второй жены великого певца. Но я еще в раздумьях... Во-первых, сумею ли я достойно сыграть эту роль, во многом зависит от партнеров по сцене. Во-вторых, это антреприза, а значит - гастроли. А мне уже так надоело ездить...
“ПАНИ КАТАРИНА”
- А ваша любимая телевизионная роль?
- Пани Катарина из “Кабачка 13 стульев”, конечно. Я и заслуженную артистку получила за пани Катарину. Нас и в Польше любили, меня наградили польским орденом, я побывала на приеме в местном политбюро. Мы получали множество писем. “Под меня” стриглись, “под меня” красились, “под меня” одевались. Такая была законодательница моды.
- А вы и по жизни были модницей?
- Нет. Не была и сейчас модницей не являюсь.
- У вас вроде бы из-за образа пани Катарины даже были проблемы...
- Да, каждое появление в новом наряде на съемочной площадке стоило многих нервов. Вот за появление в мини-юбке (ее привезла из Парижа подруга) меня наказали денежным штрафом. Кассир так и сказала: “Вы наказаны за слишком короткое платье!”
“СЛЕДУЮ ИНТУИЦИИ”
- Ваша любимая роль в кино - та, которая принесла вам славу?
- Нет, это вовсе не девушка Лида из “Приключений Шурика”. Это роль сотрудницы музея Саши в фильме Глеба Панфилова “Тема”. Но там дело все-таки, наверное, не в самой роли, а в интересных съемках. Я снималась там с Чуриковой, с Весником, Ульяновым... Для меня эта плеяда вахтанговцев по сей день остается примером для подражания. Но главным учителем и самой яркой звездой для меня был и остается Панфилов. Уже когда общалась с ним, я почувствовала всю глубину таланта этого человека... На съемках Панфилов одну важную фразу мне сказал, которая стала для меня его духовным завещанием: “В работе больше всего доверяй своей интуиции”. Я по жизни и так больше всего доверяю своей интуиции.
- Как реагировали в “Щуке”, когда вас утвердили на первую “недетскую” роль - у Леонида Гайдая в картине “Операция “Ы” и другие приключения Шурика”?
- На удивление спокойно, хотя обычно в театральных вузах воспринимают участие студентов в съемках очень плохо. Хотя я очень волновалась, конечно, как и на пробах у Гайдая.
- Хорошо помните пробы у Леонида Иовича?
- Конечно! Помните, в новелле “Наваждение” моя героиня и совершенно незнакомый ей Шурик штудируют перед экзаменом один учебник? Они настолько сосредоточены, что все остальное проделывают механически. “Жарко, разденься!” - советует Лида Шурику и сама, сбросив одежду, остается в купальнике... Так вот, Леонид Иович, окинув меня взглядом, сказал: “Вам в кадре нужно будет раздеться”. Я кивнула. “А как у вас с фигурой? Вроде бы не очень...” - “У меня - не очень?” - возмутилась я и мгновенно сбросила с себя сарафан. Гайдай довольно улыбнулся: “Вы утверждены!” Потом он говорил, что я сделала это легко и раскованно (а по тем временам это было невероятно), но вместе с тем “целомудренно” - именно так, как ему было нужно...
“НЕ ЛЮБЛЮ ОДИНОЧЕСТВА”
- В постперестроечное время мы видели вас всего в двух фильмах - в “Импотенте” Эйрамджана и телесериале “Клубничка”. Кстати, почему вы прервали работу и отказались от съемок в “Клубничке” еще в первой серии?
- Именно потому, что доверилась своей интуиции. Просто это была не моя компания. Я снималась раньше у Юрия Беленького, но все-таки это не мой режиссер. Но вовсе не из-за того, что это была пошлость. Да, пошлость, но критиковать чужую работу очень легко. Сложнее - делать.
- Даже делать абсолютно коммерческое кино, то, что, как говорят, “пипл хавает”? Вашего друга Анатолия Эйрамджана вы тоже за это не осуждаете?
- Нет, не осуждаю. Да, вот он снимает именно по этому принципу. Эйрамджан пригласил меня сниматься в картину “Импотент”. Вместе с Мишей Державиным, мы там играли мужа и жену. Мне предстояла очень трудная пятичасовая операция на щитовидной железе. Вот, видите у меня на шее шрам от уха до уха - как будто голову отрезали и заново пришили. После операции у меня пропал голос, и я просила Эйрамджана пригласить на озвучивание моей роли другую актрису, даже привела ее. Но он сказал: “Нет, я буду ждать, когда у вас восстановится голос, я буду вас озвучивать последней”. И я очень ему благодарна за то, что он меня поддержал. Так меня Боженька сделал и папа с мамой воспитали, что я ценю в людях дружбу и умение поддержать в трудный момент. Эйрамджан меня поддержал в трудный момент, поэтому я его никогда не брошу...
- Вы так сильно привязываетесь к людям?
- Да, потому что не переношу одиночества. Всегда дом был наполнен жизнью. За стол всегда только вместе садились - большой стол, накрытый хорошей белой скатертью. И это несмотря на то, что нашу семью можно было назвать “богемной”: папа фотожурналист, мама - художник... И теперь самое дорогое, что у меня есть, - это моя семья. Это то, ради чего я не то что работаю - живу!
- Вы, наверное, и к сыну сильно привязаны... Удалось вам испортить его своей любовью?
- Думаю, нет. Егор у меня молодец - он окончил школу с золотой медалью, поступил в МГИМО и стал профессиональным дипломатом (четыре года работал в Бонне). Он женат, в 1996 году у него родился сын и мой внук Алеша.
Егор всегда хорошо учился, в отличие от меня. Я была “серятинка” - перескакивала с двойки на тройку. Учительница говорила: “Я так люблю Наташу за то, что она мне не мешает”. Только в Щукинском училище я стала наверстывать упущенное в школе, и, как говорили, мое самообразование было довольно успешным.
“Я ВСЕГДА РАБОТАЮ ЧЕСТНО”
- А каким ветром вас занесло в московскую комиссию по помилованию?
- Меня туда пригласили. Но я там вовсе не безгласна и не безынициативна, я не “просиживаю заседания”. Вообще, я стараюсь делать это дело честно - изучаю материалы, все пропускаю через себя, просто потому, что я по-другому не могу. Если есть люди, которым надо протянуть руку помощи, мы им эту руку протянем. Но есть те, которые просто недостойны, они должны находиться за решеткой.
- Какое дело вам больше всего запомнилось?
- Один парень украл проволоку, которую привезли в шахту лифта. И за этот ком проволоки ему дали лет восемь. Когда я ознакомилась с делом, то совершенно озверела. Потому что на глазах происходит такое откровенное, хамское воровство. Я поняла, что парню этот срок сломает жизнь, и потребовала, чтобы написали письма его матери, его друзьям, его односельчанам. Мать вообще ничего не ответила, она даже не попыталась его спасти! Это было очень показательно. Тогда я опять попросила отложить это дело, обратиться к его жене. Ну, в общем, оказалось, что я была неправа. Это не был случайный поступок отчаявшегося человека. Однако судебная ошибка была возможна, поэтому я не жалею времени, потраченного на изучение дела и переписку. Я очень люблю людей, которых принято называть “простыми”, которые не видят в этой жизни ничего, кроме работы, которые “пашут” всю жизнь, чтобы прокормить себя и детей. И я всегда готова работать для них - как угодно, в любом качестве...
* * *
Уже прощаясь с нами в дверях квартиры, Наталья Селезнева вдруг сказала:
- Только вы не пишите, что я очень хорошая.
- Почему?
Наталья Игоревна холодно смерила меня взглядом:
- Потому что я совсем не такая...
Алексей ЧЕБОТАРЕВ
фото Николая ФЕДОРОВА
Чтобы оставить комментарий войдите или зарегистрируйтесь на сайте