Антон ВЕРНИЦКИЙ - яркий представитель новой, молодой формации журналистов, делающих современное телевидение и “завязанных на власть”. Их так и зовут - “четвертая власть”. С такими людьми власть реальная не может не считаться, поскольку нередко в них нуждается.

- Антон, на телевидение по-разному приходят. Я помню свой первый день, как пришел в программу Кучера “Прогноз недели”. Пришел в 11 утра и в 11 утра следующего дня ушел, просмотрев тучу кассет, написав текст и собрав свой первый сюжет. Который, как водится, в эфир не пошел. А как было у вас? Вы ведь не журналистом начинали...

- Я пришел монтажером, после армии, в 1990 году, поработав до того с месяц в курчатовском институте. Увидел рекламу, что на телевидении требуются электромеханики, так тогда назывались монтажеры. И сразу же, придя, что называется, с улицы, попал в программу “Время”. Как раз был период перехода с киношной техники на еще ранние “Бетакамы”.

Первый мой день запомнился, во-первых, тем, что меня милиция “повязала”: я, по незнанию, зашел в эфирную зону, куда у меня допуска не было. Тогда с этим строго было. А во-вторых, тем, что смонтировал свой первый сюжет. Конечно, коллеги помогли. Пришла одна журналистка, говорит, что на программу “Утро” надо собрать тридцатисекундный сюжет про Тарковского. Ей говорят: вот как раз есть новый, молодой сотрудник, он вам все сделает. Показали мне четыре кнопки. В результате тридцать секунд картинки без закадрового текста я клеил часов шесть...

- При норме: минута - час монтажа.

- А сейчас я бы это собрал минут за пятнадцать.

- Не то страшно, как начинают, страшно, как заканчивают. Ваня Демидов осветителем начинал, Татьяна Миткова - ассистентом режиссера. А в корреспонденты вы как попали?

- Тоже по-своему замечательно. Я в качестве монтажера поехал в командировку в Приднестровье, на войну - это 1992 год был. С корреспондентом Михаилом Зотовым. Взял у него кассету с материалом и поехал на перегон. И вдруг при перегоне выясняется, что наговор записан с браком. В итоге я по памяти восстановил текст и переозвучил его. В общем, проявил солдатскую смекалку.

Короче, был страшный скандал. Звонили мне из Москвы, выясняли, жив ли корреспондент - война как-никак... Но истина разъяснилась, и по возвращении в Москву мне предложили попробовать сделать сюжет самому, а вскоре взяли и в штат.

- Существует понятие “журналисты кремлевского пула” - лица, приближенные к верхнему властному слою. Вы ведь еще с Ельциным начали ездить?

- Я давно в “пуле” работаю, но не считаю его своим. Эта работа “на паркете” не очень интересна, хотя с Путиным стала поярче. Но это - не лизоблюдское высказывание, просто стало больше интересных поездок и встреч, можно как-то раскрыться.

А вообще, я - журналист широкого профиля, от культуры до политики и даже спорта. Сейчас вот на Олимпиаду в Грецию поеду...

- Зритель часто не представляет всей сложности вашей работы. Поездки, частая смена часовых поясов, необходимость в любом состоянии выходить в эфир, нервотрепка. Города-то вообще удается посмотреть?

- Мне говорят друзья: как хорошо, ты побывал во всех странах, в самых экзотических местах, расскажи. А что я вижу? Аэропорт, гостиницу плюс монтажную и телецентр. А также то место, где мы снимаем. Премьер-министров, изнутри дворцы какие-нибудь - но все это быстро-быстро. Во всех городах меню одинаковое. Будь то Париж, Лондон или Нью-Йорк. В Турции, Греции, где угодно - все одинаково.

- Работа в режиме аврала не обходится без приключений. Вспомните что-нибудь интересное? На “трешке” когда работал, один мой приятель, обеспечивавший включение из Сарова, забрел в охраняемую зону и нос к носу столкнулся с Путиным. К счастью, охрана не застрелила, так что на старости лет будет что вспомнить.

- Пресс-секретарь президента Алексей Громов в Сочи рассказал историю, как Путин на Урале решил проехаться по реке. В шлеме, в очках солнцезащитных...

Вот выплывает он из-за поворота, а тут - мужик на лошади, стоящей в воде, ловит рыбу. Поездка, как водится, секретная - из местных знать о ней никто не может. А дед тот и говорит Владимиру Владимировичу: “Слушай, парень, вали отсюда скорее! Скоро здесь Путин поедет”. В лицо первое лицо дедок не признал...

У меня, правда, такого не было. Вспоминаю чисто телевизионные хохмы. Выборы Масхадова в Чечне. Арендовали тарелку, поставили в каком-то чеченском дворе. Выставляем свет, суета идет по полной, и вдруг на заднем плане обнаруживается место общего пользования, системы “сортир”. Непорядок. Попросили двух охранников-чеченцев встать с автоматами на заднем плане и постоять, закрывши собой заведение. Тут начинается суета, поскольку спутник выходит из зоны приема, вот-вот уйдет. Все орут, бегают, свет падает, чеченцы шевелятся. И вдруг крик: “Внимание, эфир!” Чеченцы с перепугу в этот самый момент передергивают затворы. И зритель программы “Время” видит за спиной у корреспондента зверские бородатые лица под звон передергиваемых затворов! Вот это была смешная история.

- Вы часто работаете на прямых включениях, как например из Владивостока, Красноярска, Хабаровска, когда Путин общался с народом. Вообще публика готовится, вопросы согласовывают?

- На съемочную площадку приходят люди. Соответственно, я при помощи режиссера их рассредоточиваю и выборочно спрашиваю: о чем у вас вопрос? А у вас? Они говорят. И я примерно представляю, как и что.

К примеру, один господин очень рвался задать вопрос о щенках путинского лабрадора Кони. Настойчиво требовал, чтобы я его спросил. Но дело в том, что про собаку президента спросили примерно 70% позвонивших в Москву по телефону. Я, естественно, этот вопрос отсек, хотя он и интересный. А парня, который задал вопрос об ипотечном строительстве в Красноярске, потом местные журналисты замучили: а учили ли вас, что спрашивать, или нет? Квартиру-то купили, спросил я его, когда потом встретил в Красноярске. “Да нет, - он сказал, - но вопрос президенту задал”.

- Елена Трегубова в своей книге “Записки кремлевского диггера” жалуется на то, что сейчас у журналистов из “пула” меньше возможностей в смысле получения информации. Вы как к ее книге относитесь? А как на ваш взгляд - этично ли такие книжки писать, пока все участники событий еще не удалились от дел?

- В ельцинские времена журналисты информагентств, каковой она и являлась, открывали кабинеты ногой. Она и пишет: мы с полпинка заходили к Волошину... С телевизионщиками такого не было никогда. Я книгу читал, там чувствуется обида и какая-то полуправда, особенно о внутренней жизни “пула”. Как вы думаете, почему нас охрана досматривает, хотя мы все проверенные-перепроверенные?

- Вообще-то, Ахмад Шаха Масуда убили люди, выдававшие себя за журналистов. Так что бдительность - штука не лишняя.

- Мне один сотрудник охраны, мой знакомый, рассказал: “Причина проста. Мы вас знаем, но у вас есть семья. Которую сейчас, возможно, держат в заложниках. И вы из-за семьи можете попытаться что-то пронести и что-то сотворить. Чтобы подобного не случилось, мы вас и досматриваем”.

- Трегубова - человек из “пула”, то есть человек, допущенный к конфиденциальной информации. С моральной точки зрения появление подобного рода книжек - это правильно? После мемуаров Коржакова многие его коллеги перестали с ним общаться...

- Трегубова никаких подписок не давала. Но мне кажется, какие-то этические нормы тут нарушены. Надо было бы подождать хотя бы того момента, когда Путин уйдет с политической сцены. Или, во всяком случае, можно было бы сказать все то же самое, но более тонко и деликатно. Тут эгоцентрика присутствует: я такая хорошая, а на меня мало обращали внимания.

- А с Путиным у вас неформальное общение было?

- Да, последний раз - в Сочи, где Путин был на форуме народов Кавказа. На телевидении показали кусочки, а оно полтора часа продолжалось. “Пул” через Громова попросил Путина о неформальном общении, и оно в Бочаровом Ручье, в его резиденции, происходило. Настолько неформально, что президент с нами коньяку выпил. И поднял тост за средства массовой информации. А мы не нашлись с поздравлением... Можно было бы со вторым сроком поздравить, но его на Кавказе уже задолбали такими поздравлениями. На форуме народов Кавказа каждый вставал и говорил: “О великий, поздравляем вас с победой!”

- Как по-вашему, на телевидении цензуры больше стало?

- Я все-таки работаю на канале, где цензура, может быть, не в явном виде, была всегда. И определялась, скорее, совестью и профессионализмом журналиста плюс осознанным пониманием того, что можно, а что нельзя на канале, который довольно плотно связан с Кремлем. А так, чтоб сидел кто-то над тобой с красным карандашом, - этого не было и нет.

У нас, кстати, проблемы с хорошими редакторами: они как класс повывелись с начала 90-х, отчего в эфире порой звучат разные ляпы...

- Традиционный вопрос о семье. Жена имеет отношение к телевидению? Дети есть?

- Сын Антон учится во втором классе. Родился, когда я был в очередной командировке в Чечне, на первой войне. И чаще видит меня по телевизору, чем дома. Это беда нашей работы.

Жена с телевидением не связана никак, долгое время работала в ателье, сейчас домохозяйка. Просит, чтоб я ей помог устроиться на телевидение. А что, говорит, у вас хорошая работа: две минуты в эфире - и весь день свободен!

- “И нам напрасно врут, что это тяжкий труд...” Люди, несмотря ни на что, верят и в печатное слово, и в сказанное с “голубого экрана”, воспринимая человека из телевизора как некоего оракула или пифию... А на улице к вам подходят? Или вы на машине ездите? У меня один приятель, телеведущий, чтобы избежать лишних проблем, купил джип и в тот же день бросил пить.

- Я исключительно на метро езжу. И там меня не узнают. Или делают вид, что не узнают. Но в регионах очень часто берут автографы. Подходят, говорят: можно до вас дотронуться? Я говорю: вы что, с ума сошли? Я такой же, как и вы! Такой же, только, может, чуть поближе к власти. Очень часто письма передают для президента. Я эти челобитные честно отдаю в пресс-службу.

Вообще, у меня машины нет, но есть дача. И сосед по даче постоянно ведет со мной душещипательные беседы, чтобы я вступил в партию - в КПРФ.

- А в “Единую Россию” не предлагали вступить?

- Нет, не предлагали, я и беспартийный хорош. Хотя комсомольцем был.

- На стенах вашего кабинета я вижу хоккейные формы. Вы, как и Лукашенко, играете в хоккей. Откуда эта любовь? Какие-то звания есть?

- Нет, никаких званий, просто с детства люблю хоккей. Я вообще один из создателей хоккейной команды российской прессы, куда входят в основном спортивные журналисты. Из политических, видимо, я один. Раз в неделю тренируемся в ЦСКА, играем. С тем же Лукашенко играли. У Лукашенко, конечно, любительский уровень, но приличный, он к тому же староват для этой игры, но с точки зрения хоккея голова у него варит, надо сказать. Он такой... очень пафосный. Меня, например, удивило, что команда вся у него раздевалась в одной раздевалке, а он - в другой, и даже цвет формы у него был другой.

- Вам недавно 35 лет стукнуло - круглая дата, время пересмотра жизненных ориентиров, считай - “возраст Христа”. Опять же, ваше зодиакальное созвездие Рыб - знак вполне амбициозный. Не тянет ли к переменам? Нет ли желания сделать свою программу, работать в кадре и “завязать” с разъездами?

- Я сидел уже “в кадре” - в программе, которая была предтечей нынешней программы “Ночное время” и называлась “Новость дня”...

Вообще же, не так давно я отнес руководству служебную записку по поводу двух-трех программ социально-политического плана, о которых давно думаю. Может быть, что-то из всего этого выйдет. Секреты раскрывать пока не буду, я человек суеверный.

- К социальной теме. Наша газета - профсоюзная. Вы входите в какой-нибудь профсоюз, скажем, профсоюз работников телевидения или же профсоюз журналистов? В наше время журналисты нередко оказываются на улице, а их коллеги им ничем помочь не могут, а чаще не хотят. С чем это связано, как вы думаете? У нас общество такое расколотое? Капиталистический индивидуализм виноват?

- Я - член Союза журналистов, но ни в какой профсоюз не вхожу. С чем связано то явление, о котором вы спрашиваете, не понимаю, но что тут вакуум есть - несомненно. Правда, есть Союз журналистов, Александр Любимов пытается создать свой “Медиа-Союз”, в том числе для защиты журналистов.

- А вы себя чувствуете защищенным? Если вдруг уволят, на баррикады пойдете?

- От сумы и тюрьмы и от увольнения... Я себя полностью защищенным, наверное, не чувствую. Но тут можно только на свои силы полагаться, искать новую работу. А на баррикады - нет, наверное, не пойду. Я этих баррикад столько насмотрелся...

- Что ж, остается пожелать вам успехов и на хоккейном поле, и на информационном. Спасибо.

Беседовал Евгений ДАНИЛОВ