Немногие знакомы с такими учебными заведениями, как московская школа № 381. Наименование - школа надомного обучения - звучит парадоксально, тем не менее большинство ее учеников действительно вынуждены заниматься дома. По состоянию здоровья - каждый из ста учащихся серьезно болен, только некоторые ребята могут самостоятельно посещать занятия, но и те страдают различными тяжелыми недугами. Такие школы стали открываться в Москве совсем недавно, поэтому у их педагогов и директоров очень много специфических проблем: не разработана нормативная документация, не решены вопросы оплаты труда учителей... Накануне 10-летнего юбилея столичной школы надомного обучения № 381 в ней побывали корреспонденты “Солидарности”.

Мы с фотографом, войдя в школу в сопровождении председателя профкома и преподавателя математики Елены Чебышевой, ожидали увидеть малышей, передвигающихся на каталках, либо скованных церебральным параличом ковыляющих ребятишек. Вместо этого нас чуть не сбила с ног ватага на вид самых обычных первоклассников - перемена была в разгаре.

- Дети как дети, - говорит Чебышева. - На вид самые обыкновенные. Но у каждого - либо нарушение опорно-двигательного аппарата, либо ДЦП, либо сильное заикание, либо шизофрения, либо лейкемия... Кто-то медленно пишет, кто-то вообще не может писать, кто-то говорить не может, плюс эпилептические припадки, плюс онкология... Есть и дети с задержкой умственного развития. У кого-то больны почки, печень, сердце... У нас, кроме надомной, еще есть формы обучения, предусматривающие посещение школы - групповая (до 4 человек) и классно-урочная (до 8 человек). Образовательная нагрузка у нас везде ниже, чем в средней школе. Вот один ребенок - у него косолапость, но он ходит и может отсидеть пять уроков. Другой может отсидеть только три урока - у него лейкемия, отсюда - быстрая утомляемость.

В этой школе, как и во всех заведениях для больных детей, похороны каждый учебный год. Учителя хоронят своих учеников. “Позавчера у нас умер от рака десятиклассник, наш мальчик, - говорит заместитель директора по экспериментальной работе Людмила Якунчикова, по совместительству - зампредседателя профкома. - В том году второклассник умер. А летом у нас выпускница умерла, одиннадцатиклассница, только-только окончила школу. Девочка была больна эпилепсией, у дома с ней случился припадок, а помочь никто не смог. И - смерть...” Такая вот специфика здешней педагогической работы.

Такие школы в столице впервые были созданы в первой половине 90-х годов по инициативе областного департамента образования, поддержанной мэром. Причина - рост числа детей-инвалидов, трудности их обучения в обычной средней школе, нехватка специальных интернатов и узость их профиля. “Да и не каждая мать согласится отправлять своего ребенка на целую неделю в какой-то казенный дом”, - говорит Людмила Якунчикова.

Эта школа открылась в 1995 году, и целых восемь лет размещалась на трех этажах старого жилого дома. Новое здание дали только два года назад. Директор школы Лариса Телеленова вспоминает прежнее помещение как страшный сон: “Там с потолка штукатурка сыпалась, это было самое обычное дело”. После долгожданного переезда школы в новое, чистое, светлое, уютное и красивое здание на 16-й Парковой улице директор все прочие вопросы считает решаемыми. И многие из них действительно удается решать. Так, просторные и светлые, уставленные удобной мебелью, но не оснащенные никакими наглядными пособиями, лабораторными приборами, материалами и видеомагнитофонами кабинеты скоро будут оснащены, как положено, - соответствующая договоренность с окружным управлением образования уже достигнута. А пока дети и учителя обходятся тем, что педагоги смогли нарисовать или сделать своими руками.

Программы обучения больных детей педагоги тоже сочиняли сами - никакой инструкции министерства, департамента или управления образования на сей счет за десять лет так и не появилось. Самая важная проблема работы педагогов тоже десять лет остается нерешенной. “У нас нет никаких нормативных документов от Министерства образования, - говорит Людмила Якунчикова. - Когда открыли школу, было положение о школе надомного обучения. В нем учтены только формы обучения и контингент. Но - ни одного финансового документа. А ведь важные вопросы для профкома - финансовые. Учителя, работающие на дому, получают 25-процентную надбавку. И что получается? Если наш учитель ходит к ребенку домой - он получает эту надбавку, а если дети приходят сюда - не получает, хотя здесь сидят такие же сложные дети”. И, хотя директор уверяет, что “сейчас департамент образования и министерство работают над изменением положения о школах надомного обучения”, ее подчиненные слушают эти уверения скептически. “Каждый год нам говорят: вот-вот выйдет соответствующий документ Министерства образования - и вы будете получать эту надбавку”, - говорит Якунчикова.

Здешняя зарплата учителей, маленькая, как у всех российских педагогов, с учетом сложности и хрупкости местных школяров, которых приходится учить и воспитывать, выглядит просто издевательской. “Если пришел выпускник пединститута, и он самый-самый положительный, то ему дадут 5 360 рублей. Можно ли прожить на эти деньги? - риторически спрашивает Якунчикова. - Это еще без вычета налогов, по 11 разряду. А у нас работают и по 8, и по 7 разряду, и еще меньше получают. Вот 12 разряд - это самый большой разряд, который только может дать школа. Так это всего 5780 рублей, не намного больше. А работа тяжелая, все потому что идет через сердце”. Вдобавок и ответственность велика - каждого из ребят каждую минуту стережет недуг. Чтобы юный больной не остался с болезнью один на один, в школе постоянно дежурят медсестра и врач.

Однако, несмотря на отсутствие вожделенной надбавки, кадровых проблем у школы нет. Студенты и выпускники педагогических вузов, вроде нашей новой знакомой, учительницы начальных классов Ирины (она с трудом, но сумела утихомирить расшалившихся при виде фотоаппарата малышей), приходят сюда ежегодно. “Поскольку расписание для надомников они могут составлять так, как им удобно, студентам работа нравится, - рассказывает Людмила Якунчикова. - Они и деньги получают какие-то, и практику проходят. Если учитель талантливый, мы стараемся его удержать. У нас вот Донченко работает с конца третьего курса - пришла еще студенткой, окончила институт и осталась у нас преподавать. Преподавательница биологии - бывшая наша выпускница, пошла в педагогический, сейчас она на пятом курсе, диплом пишет по работе в нашей школе”.

Видимо, дело в том, что немногие муниципальные и государственные социальные гарантии здесь по мере сил, но упорно пытается отстаивать профком. “Сейчас мы пересматриваем наш колдоговор, - рассказывает Елена Чебышева. - Проблем немало, но вот, пожалуй, первоочередная: вопрос оплаты занятий, которые были сорваны не по вине педагога, а не состоялись, скажем, из-за обострения болезни учащегося. Дети у нас болеют очень часто. Так что вот об оплате этих уроков мы собираемся вести переговоры с администрацией. Лариса Николаевна еще колеблется, и потому это будет решение не одной минуты”.

Это лишь один пример “стратегической” работы профкома - перечисление тактических успехов (как-то: выбивание льготных путевок для педагогов, материальной помощи, результативной защиты чести и достоинства учителей и их материальных интересов) заняло бы всю газетную страницу. Конфликтов с администрацией, то есть с директором, по уверениям и лидера профорганизации, и других учителей, здесь не было - “случалось лишь иногда отсутствие взаимопонимания”. Директор вспоминает, как ей самой пришлось обращаться за помощью к профкому - надо было объяснить одной учительнице, как следует вести себя с больными детьми. Впрочем, люди равнодушные или жестокие попадают сюда крайне редко и здесь не задерживаются, поскольку при приеме на работу директор обращает пристальное внимание не только на профессиональные качества или диплом: “Как человеку работать здесь - зависит от самого человека. И прежде всего - от доброты и умения понимать проблемы и детей, и родителей”.

Алексей ЧЕБОТАРЕВ