Нынешняя война в Ливане и Великая Отечественная война... И о войне недавней, и о войне, которая закончилась более полувека назад, мы можем судить лишь по той информации, которой нам позволяют владеть. Участники “круглого стола” “Есть ли место цензуре в изучении истории”, прошедшего в рамках Московской книжной ярмарки, попытались сравнить нынешнюю военную цензуру с той, что до недавнего времени господствовала в отечественной исторической литературе. Все участники были едины во мнении: цензуре в военной истории не должно быть места. Но под цензурой в данном случае каждый понимал что-то свое.

Самые разные люди участвовали в этом обсуждении. Маргинальный политик, автор множества статей откровенно националистического толка Юрий Мухин сидел за одним столом с израильским левым диссидентом Исраэлем Шамиром. Телеведущий Максим Шевченко спорил с профессиональным историком Алексеем Исаевым, можно ли в Германии приобрести мемуары офицеров люфтваффе и могут ли за обладание подобной литературой в Европе привлечь к уголовной ответственности.

Выступавший в качестве модератора дискуссии Шевченко начал с того, что нынешняя Россия является, пожалуй, самой свободной в плане цензуры страной:

- То, что запрещено в Европе, - книги, которых вы не найдете ни в Германии, ни во Франции, книги, за которые в этих странах вас могут потащить в тюрьму, у нас публикуются и продаются в свободном доступе, почти в любом книжном магазине.

Стоит ли и дальше сохранять это демократическое завоевание? Все участники соглашались, что стоит, но с некоторыми оговорками.

Алексей Исаев признал возможность цензуры в том случае, когда официальные научные учреждения работают с должной эффективностью и регулярно публикуют исследования, проливающие свет на малоизвестные события прошлого. Но сейчас ситуация в России иная. Та литература, которая выходит из стен военных институтов, считает Исаев, по своему качеству даже ниже той, что появлялась в 1970-е годы. Поэтому “восполнять пробелы” приходится независимым историкам, и тут уж ни о какой цензуре не может идти и речи.

Но и независимый исследователь не может публиковать всю информацию, которая ему кажется интересной. Такой точки зрения придерживается специалист по устной истории Артем Драбкин. Честный и квалифицированный исследователь всегда прибегает к самоцензуре, не торопясь с публикацией “жареных фактов”, а корректно излагает лишь то, что имеет общественную значимость. К примеру, признание факта массовых изнасилований немецких женщин советскими солдатами во время завершающего этапа Второй мировой войны вовсе не означает необходимости пускаться в излишние подробности об этом вопросе. Человек на войне ведет себя совершенно не так, как в мирной жизни, и воскрешение подобных событий во всех деталях может лишь создать дополнительные проблемы.

Юрий Мухин в резкой форме отметил безусловную необходимость цензуры во время войны: “Пока армии воюют - все должны заткнуться, или к стенке!”, - но в мирное время “разбор полетов” и детальное общественное обсуждение каждой военной операции необходимы для извлечения соответствующих уроков. “Пока мы не знаем подлинной военной истории, армия так и не научится воевать, - заявил Мухин. - Но если мы историю будем знать - исчезнут войны, потому что никто не решится нападать на умеющую воевать армию”.

А для Исраэля Шамира военная цензура неприемлема даже во время войны текущей. Свою позицию он подкрепил несколькими свежими примерами.

- В то время как вы говорите о войне, которая была давно, - начал свое выступление Шамир, - я могу говорить о войне, которая кончилась вчера. Мне было интересно посмотреть, как действует цензура сейчас и чего она добивается. Официально нам говорили примерно так: нельзя говорить вещи, которые раскрывали бы военные секреты, и это, если задуматься, звучит вполне логично. Вроде бы место, куда попала бомба, - это военный секрет, но эту секретность можно использовать для страшного извращения реалий войны. По телевидению говорят: вот опять эти звери ударили по мирному городку, где живут мирные люди. Почему же эти звери стреляют? Поехал я туда. Город маленький, практически пустой. Но на улицах стоят артиллерийские батареи и палят по Ливану. Если бы я об этом написал - меня бы посадили.

- Или еще пример, - продолжает Шамир, - бомбят Хайфу! Ужас! Бомбят мирный город Хайфу! В Хайфе, если можно было бы посмотреть, оказалось бы, что все ракеты попадают в район порта и железнодорожного узла, а не в город. Или, например, частые попадания в арабские деревни. Говорят, что это доказательство того, что, во-первых, “Хезболлах” никого не жалко, во-вторых - что они стрелять не умеют. На самом деле у израильской армии есть тактика строить военные базы рядом с арабскими деревнями. И “на всякий случай” в арабских деревнях нет ни одного бомбоубежища. Того, что я вам сейчас сказал, вы бы никогда и нигде не прочли.

Единственным способом создать условия для адекватного восприятия людьми происходящих событий Исраэль Шамир считает отмену цензуры и предоставление права высказываться всем заинтересованным сторонам:

- Пропаганда идет все равно, и у нас нет возможности ее ликвидировать - у нас есть только возможность в ней участвовать... Каждый из нас автоматически выбирает центральную позицию в споре. Человек так устроен, что, воспринимая противоречивую информацию, вырабатывает среднюю позицию, как червячок-шелкопряд вырабатывает шелк. Мы не можем запретить кому-то говорить, что не было массовых убийств детей в Ливане, поэтому мы должны добиваться права говорить об обратном. Так же как мы не можем запретить говорить об Освенциме, поэтому мы должны дать возможность высказываться тем, кто критикует официальную версию. Тогда люди будут вырабатывать среднюю позицию, понимая, что их обманывают и отрицающие убийства детей израильтяне, и преувеличивающие число убитых ливанцы. А в отношении Освенцима большинство людей будет понимать, что убийства там были, но не в таких массовых количествах, как принято утверждать. Но чтобы эта средняя позиция была адекватной реальности, она должна вырабатываться в свободном дискурсе.

Несколько странное ощущение производила эта дискуссия. Мухин соглашался с Шамиром в оценках арабо-израильской войны и необходимости пересмотра официальной версии Холокоста. Но, судя по публикациям Мухина в националистической прессе, вовсе не по причине его приверженности “свободному дискурсу”. В то же время, выступая против цензуры израильской, он совершенно не возражает против советской цензуры военной эпохи...

Хотя такие странные ситуации были для последней Московской книжной ярмарки весьма характерны. Так, в качестве одного из почетных гостей в Москву приехал известный франкоязычный левый литератор Томас Гунциг. А русская литература на сей раз была представлена такими персонажами, как Альберт Макашов, Алексей Митрофанов и Дмитрий Рогозин. Должно быть, у нас действительно свободы слова больше, чем где-либо, - в некоторых вопросах.

Сергей КОЗЛОВСКИЙ