Живые и мертвые

Около пятисот детей, родителей и учителей погибли при штурме бесланской школы № 1. Эту цифру с каждым днем все более уверенно называют, вытирая слезы, сами жители осетинского города Беслан. По официальным данным, на сегодня число погибших составляет 335 человек - об этом сообщил пресс-секретарь президента Северной Осетии Лев (Леван) ДЗУГАЕВ. Сообщил так же уверенно, как ранее врал о числе заложников: “300 - 350 человек”. Между тем было 6 (шесть!) рефрижераторов с трупами, что видели многие жители города и журналисты (три из этих машин поздно вечером 3 сентября стояли во дворе бесланской больницы и, по словам сотрудников МЧС, были нагружены доверху, в том числе фрагментами тел)... Специальный корреспондент “Солидарности” Алексей ЧЕБОТАРЕВ в Беслане со 2 сентября был свидетелем трагических событий.

1 СЕНТЯБРЯ

...Рано утром Артур Зампаев, его жена Света, годовалая Огунда и “герой дня” - первоклашка Аспарик отправились в школу, на самый первый в жизни Аспарика урок. Семья Зампаевых два года назад переехала в Беслан из соседнего селения Фарн. Как водится у осетин, в семье работал один глава семейства - Артур был слесарем в автосервисе. Работал он недалеко от дома, на той же улице Генерала Плиева, где снимал квартиру, постоянно бегал домой обедать, а в минуты перекуров обязательно звонил красавице жене и долго разговаривал с нею: “Как вы там?” Семья упорно копила деньги на покупку собственного жилья.

Накануне Света попросила у соседей стирального порошка - чтобы прийти на праздник чистыми и нарядными...

Даже среди традиционно очень привязанных к семьям осетин Зампаевы выделялись искренней любовью супругов друг к другу. Соседки подшучивали над Светланой: “Что ты все хлопочешь над своим Артурчиком? Гляди, избалуешь мужика!”

Утром вся семья вышла из дома вовремя, что уж совсем нехарактерно для неторопливых жителей Алании. Светлана везла перед собой коляску с выглядывавшей оттуда и с интересом озирающей окрестности Огундой. А представительный Артур, больше похожий на школьного учителя или врача, чем на автослесаря (стройный, худощавый, в очках), объяснял Аспарику, молча смотревшему на него снизу вверх, как надо вести себя в школе... Артур и Светлана Зампаевы были опознаны родственниками среди трупов заложников. Чуть позже нашли обугленное тельце Огунды. Аспарика ищут до сих пор, но уже не в больницах, а в морге, среди месива из фрагментов тел заложников, сложенного в десятки мешков.

...Утренний подъем двенадцатилетняя Алина Хубецова проспала. Только когда за ней зашла подруга, Алина вскочила, умылась, быстро надела платье и отмахнулась от бабушки, которая упорно предлагала ей поесть плов: “Да ладно тебе, ба! У нас ведь будет всего один урок, это ж первое сентября, какие занятия! Я скоро вернусь!” Выпила чай и быстро выбежала из дома... Алина Хубецова и ее подруга по сей день числятся среди пропавших без вести.

...Валерий Муртазов женился восемь лет назад. Учился на автомеханика, жил и работал в украинском Чернигове, а потом вдруг потянуло домой. Вернулся в Беслан, откуда был родом, как раз в период “водочного бума” - на контрабандном грузинском спирте и приготовлении водки из него многие осетины сделали состояние. Валера миллионов не скопил, но на “обзаведение семьей” заработал. И жену красивую нашел. Умелый и смышленый парень брался за любое дело, но лучше всего ремонтировал и водил машины. Поэтому и решил, что сможет содержать семью, работая на себя, а не на “дядю”, накопил денег и купил “КамАЗ”. Почти одновременно родился первенец - сын Батрадз. И потому с тех пор Валера крутился, как мог... Однако водочный бум закончился, и ежемесячный заработок сжался до ста долларов. Тем не менее, как настоящий осетин, Валерий на одном ребенке не остановился - через пять лет жена подарила ему сразу двух сыновей, Аслана и Сослана. А старшего сына, Батрадза, он сумел записать в самую престижную городскую школу - школу № 1, в которой учились дети местных начальников и просто “уважаемых людей”, о чем с гордостью Валера сообщил жене Марине.

Первого сентября семья Муртазовых также вышла из дому в полном составе - родители решили сначала отвести своих младших трехлетних близнецов в детский сад, расположенный по соседству со школой. Но, к великому огорчению супругов, детсад не работал. Пришлось тащить всех ребят на торжественную линейку... Вся семья Муртазовых, к счастью, осталась жива, но у Марины обожжена часть лица, сильный шок... В шоковом состоянии до сих пор и малыши Аслан и Сослан, последний из близнецов вместе со старшим братом Батрадзом до сего дня находятся в больнице с ожогами.

...Собиралась утром на работу и директор школы, Лидия Александровна Цальева. Накануне у 73-летней женщины немного повысилось давление, после чего она сообщила невестке, сыну и мужу: “Все, отработаю последний год - и на пенсию!” Сын с женой живут в Москве, они приехали к Цальевым в Беслан отдыхать 31 августа. Директор ушла на работу, дети отправились погулять, а 78-летний Анзор Иналович, пенсионер, сам бывший директор завода, остался дома. Вдруг в дверь позвонила соседка: “Анзор, крепись, школу захватили террористы!” Лидия Александровна находится в больнице Беслана в стабильном, но тяжелом состоянии. Родственники постоянно дежурят рядом с нею.

...Шестнадцатилетняя Огунда Гадзацева пошла в одиннадцатый класс - впервые в жизни без фотоаппарата. Взрослую дочь мама даже провожать не стала - “не в первый класс идет”. И стала собираться вместе с подругой во Владикавказ: прокурора с 20-летним стажем работы Татьяну Гадзацеву пригласили на торжество по случаю начала учебного года на юридический факультет местного университета. “Как вдруг прибегает к нашему дому девочка, кричит, что первую школу захватили”, - вспоминает Татьяна. Огунде повезло - она убежала и не оказалась в числе заложников. Старшеклассники стояли на самом краю площадки. “Началась стрельба, я подумала, что это салют, - вспоминает девочка. - Но тут увидела людей в масках, и кто-то из ребят закричал: “Бегите, это террористы!” И я побежала, вместе со мной еще больше десятка девчонок и парней. Стреляли в воздух, а казалось, что нам стреляют в спину...”

2 СЕНТЯБРЯ

На улицах - не только жители Беслана и журналисты, а, пожалуй, вся республика. Самоходки, БТР, грузовики выдвинувшейся из Владикавказа 58-й армии, в основном укомплектованной осетинами, реанимобили, машины с владикавказскими и столичными номерами, передвижные телевизионные станции... Все это плюс оцепление по периметру прилегающих к школе более-менее “высотных” зданий (в кавычках, потому что они не выше трех этажей) создает на улицах не виданные до сего дня пробки. Народом запружена площадь перед местным дворцом культуры, улица Ленина и улица Генерала Плиева, где находится местная администрация. На улицах в большинстве осетины, от сухих стариков в хрестоматийных кепках-“аэродромах” до молодых ребят в разноцветном камуфляже с охотничьими ружьями и карабинами. Все мужчины безбородые, но большинство с двух-трехдневной щетиной... Родители заложников, бабушки и дедушки держатся группами, сидят на парапете и на скамейках в сквере возле памятника Ленину - кто-то вытирает слезы, большинство безразлично смотрят перед собой.

Среди них, с опухшими от слез и недосыпания красными глазами и бледным лицом, - Раиса Тотиева, мать пятерых детей-школяров. Вместе с ними вчера отправились на учебу трое ее племянников. Раиса медленно и как-то очень спокойно говорит, что не может находиться дома - “без детей он пуст, и от этого можно сойти с ума”. По словам мужа Раисы Теймураза Тотиева, целыми и невредимыми вернулись домой семи-восьмилетние Диана и Мадина. Остальных (троих) детей и племянников до сих пор не могут найти ни среди мертвых, ни среди живых.

На пятачке у ДК выделяется напряженная фигура лысеющего мужчины лет пятидесяти, в белой безрукавке, светлых брюках и туфлях. Виталий Амбалов сквозь зубы говорит, что пришел сюда из больницы, в школе у него жена и двое детей. Позже от его родственников я узнал, что в семье сотрудника таможни Амбалова ждали детей... двадцать лет. Лишь под сорок лет (сейчас ей 43) жена Елена смогла подарить мужу детишек - в 2004 году дочке Валерии исполнилось восемь, а сыну Марату - пять. Жена с сынишкой отправились провожать Леру во второй класс. С ними пошел бы и Виталий - но накануне первого сентября его доставили в больницу с инфарктом. О том, что школа захвачена, Виталий узнал в палате и немедленно убежал из больницы в чем был - никакими силами его нельзя было удержать. Пытался пробраться за оцепление, потом оставил эти попытки - под пули снайперов было лезть просто не с чем - и замер на площади перед дворцом культуры. Его не раз отвозили домой, но всякий раз он тотчас возвращался. Виталий Амбалов в часы штурма снова попал в больницу с сердечным приступом, его состояние “стабильно тяжелое”. Жена Елена и малыши находятся в больнице, телесные повреждения (ожоги) у них не тяжелые, скоро мама и дети вернутся домой.

Родственники, друзья и знакомые, встречаясь на площади, обнимают друг друга, женщины целуются, рассказывают последние новости - кто что услышал по радио или по телевизору. Радио слушают у стоящих на тротуарах машин - их владельцы включают приемники на полную громкость и открывают двери. Официальной информации просто нет, хотя утешавший утром родственников президент Осетии Александр Дзасохов торжественно обещал, что она будет поступать через каждый час. Иногда по площади проносится торжественно-скорбный Леван Дзугаев, чтобы дать интервью тележурналистам. В эти минуты толпа народа бросается к Дзугаеву, чтобы услышать какую-нибудь весть о родных, сметая со своего пути журналистов - те с трудом удерживают камеры на штативах. И, как правило, разочарованно отходит - Леван сообщает очередную туфту. “Как может быть, что заложников двести-триста, а? - спрашивает меня пожилой человек в кепке. - Там большие классы, у нас детей много! Моих там нет, но вот у друга внук, вот их родные, они там не раз бывали... Э-э-эх!”

Когда к группе беседующих приближается незнакомый человек, люди переходят на осетинский язык. На всякий случай - в толпе могут быть информаторы боевиков. Здесь, как и всюду в таких ситуациях, очень много случайных людей, в том числе подвыпивших, обычных зевак... Они охотно вступают в общение с журналистами. Родители и близкие родственники не то чтобы не идут на контакт - они просто не могут разговаривать. Часто родители сами обращаются с вопросами к журналистам. Краткое содержание вопросов сводится к одному: “Как там моя деточка?” После ответа - содержательного или, чаще, бессодержательного - люди теряют к беседе всякий интерес.

- Вы не знаете, дали там детям покушать или хотя бы водички попить? - спрашивает меня высокая пожилая женщина в длинном платье и черном платке. - А то внучек ничего не поел утром, в школу убежал... Не давали? Господи, за что нам все это!.. (Плачет.)

К Льву Дзугаеву и сопровождающему его прокурору района по кличке “Борода” (единственному в этих краях осетину с небольшой бородкой) бросается мужчина в джинсовой рубашке, с седой щетиной на лице.

- Как там Тимур Салагов, шестиклассник?! Вы не знаете, он жив?! Умоляю, скажите!

- Все что знаю - среди убитых его нет, - отвечает “Борода”.

Около 16.30 поступает информация об отпущенных женщинах с грудными детьми. По словам очевидцев, бывший президент Ингушетии Руслан Аушев приехал неожиданно, не заехал в штаб, а сразу направился через оцепление в школу. Выстрелов с той стороны не было - по словам осетинских милиционеров, Аушева боевики встретили аплодисментами. Он вывел из школы 26 человек. Аушев во всеуслышание заявил: “Моих там нет”. Кого он имел в виду, осталось загадкой. В ожидании выхода или оглашения списка имен освобожденных заложников на пятачке перед ДК начинается волнение. Люди устремляются к штабу и буквально штурмуют его. Милиционеры с трудом успокаивают толпу.

Среди надеющихся на освобождение своих - 70-летний Ибрагим Чердженов, пенсионер и участник войны. “Мой сын Славик, подполковник, погиб. Но он служил вместе с Аушевым в Афганистане. Там вдова Славы, Сюзанна. Всего пять человек - двое внуков, девятиклассник Тамерлан и одиннадцатиклассник Зелимхан, его ровесница Яна и моя вторая невестка Инга. Второй сын, Валерий, - лейтенант милиции, он здесь в оцеплении, давно его дома не видели... Аушев должен Сюзанну вспомнить и с собой забрать, ведь они со Славиком общались... Надо будет к нему подойти, газету показать”. И старик разворачивает пожелтевший газетный лист - опубликованный в районной газете очерк собственного сочинения про боевого генерала Аушева.

На крыльцо здания районной администрации выходит председатель парламента Северной Осетии Теймураз Мамсуров. Позже станет известно, что он был фактическим руководителем штаба операции. Мамсуров отказывается от интервью и громко говорит по мобильному телефону: “Не смей сопли распускать! Держись!” Как понимаю из содержания разговора, Мамсуров говорит со своей женой. О том, что в школе среди заложников находятся еще трое детей Теймураза - сын и две дочери, знает вся площадь. Как и о том, что этих заложников записали на фамилию жены, Зангиевыми. Информация не попадает к террористам чудом - она уже просочилась 1 сентября через несколько московских информагентств. Дети Мамсурова выжили и, после оказания медицинской помощи, вернулись домой.

Вечер - время стрельбы. Боевики для острастки лупят из автоматов. Периодически тихо звенят непонятно чьи выстрелы из отечественных СВД (снайперская винтовка Драгунова), и глухо стучат зарубежные снайперские винтовки. О различии в звуках выстрелов мне взахлеб рассказывают местные мальчишки - они уже знают, что как “работает”. А ночью бандиты начинают постреливать гранатами - из подствольных и переносных гранатометов. Одна граната долетает до площади перед ДК - раненого журналиста и местного жителя увозят в больницу.

3 СЕНТЯБРЯK

Пожилая хозяйка квартиры, где я остановился, Любовь Александровна (урожденная Буба Аскановна) встает очень рано. Утро начинаем с просмотра теленовостей. Самая тяжелая новость - та, что перемен нет, но никто, даже посторонний, не решится сказать, что “лучше ужасный конец, чем ужас без конца” - ведь ТАМ дети... Ни воду, ни продовольствие доставить в здание террористы не разрешили. Однако, по словам официальных лиц, “наконец” выдвинули некое политическое требование - вывести российские войска из Чечни. (Накануне в СМИ прошла информация о том, что лидеры боевиков потребовали отпустить сидящих в местном СИЗО участников налета на Ингушетию, но об этом уже никто не вспоминает.)

На площади перед ДК - то же и те же. Только, по мнению многих, ситуация стала более спокойной. “Точнее, к ней привыкли,” - поправляет сам себя бизнесмен из Владикавказа Марат (он отказался назвать свою фамилию). У Марата и его сестры Ларисы, которая работает в налоговой инспекции, в школе находятся мать Татьяна и младший брат, четвероклассник Сережа. Мы спокойно пьем кофе, хохотушка и красавица Лариса даже шутит... Татьяна и Сережа пока считаются пропавшими без вести.

На 12.30 назначена встреча с мэром, и я подхожу к администрации... Как вдруг (школа находится через один частный дом от мэрии) четко слышны два мощных взрыва. Крики в оцеплении, паника... Тут же по радио, которое работает в припаркованной у крыльца машине, передают информацию: “В здании взрыв, группа заложников вырвалась на свободу, боевики ведут огонь на поражение...” Выстрелы снайперских винтовок заглушены автоматными и пулеметными очередями и выстрелами гранатометов. От одной до другой торцовой стены администрации свистят пули. Милиционеры кричат: “Все к стене!” И большинство, особенно женщины, подчиняются этому приказу охотно. Даже бойцы спецназа в бронежилетах пробегают мимо проходов между зданиями пригнувшись. Оказавшаяся рядом лидер осетинских профсоюзов Римма Гутиева пересказывает мне содержание разговора с сенатором от Северной Осетии - якобы машина МЧС поехала забирать от здания трупы, на что была договоренность с боевиками. “Видимо, она попала под обстрел и милиция открыла ответный огонь”. О причине взрывов никто ничего сказать не может...

По освобожденной от людей и машин (их даже переносят на руках) улице проносятся частные автомобили, из которых выглядывают бледные полуголые люди. Через некоторое время окровавленные полуголые дети выбегают на улицу. Тех, кто не может идти сам, выносят на руках осетинские милиционеры, ополченцы и просто мирные жители. Я стою у дома на полпути между администрацией и ДК. Вдруг из его маленького уютного дворика раздается крик: “Саша! Сашенька прибежал!” Ватага журналистов сразу мчится “на голос”. Влетаем в квартиру Татьяны и Георгия Погребных. Он - врач скорой помощи, она - фармацевт, он - русский, она - наполовину осетинка (в девичестве Бекузарова). В доме на кровати - окровавленный и обожженный мальчик. Врач обрабатывает ему страшные ожоги на спине. Татьяна Погребная с заплаканным лицом твердит: “Я знала, я молилась, Господь помог нам!” - и пересказывает журналистам рассказы мальчика: “Бандит увидел у него крестик на шее. Ткнул стволом автомата в грудь, говорит: “Молись!” А Сашенька крикнул: “Христос воскрес!” - и прыгнул в окно. А за ним еще сто детишек!” Мы с Георгием Погребным уходим для краткого интервью на кухню. И тут к нам прибегает Саша: “Вы из Москвы?! Там врут, что нас три сотни, нас тысяча! Врут, что бандиты ничего не говорят, они хотят независимость чеченскую и чтоб своих отдали!” Сашу уводит появившийся из комнаты врач-реаниматолог. Мальчика сначала отвезли в больницу, потом забрали домой, но к вечеру ему стало плохо... Звонил телефон, родственники справлялись о его здоровье, а Саша кричал: “Не берите трубку! Это террористы!” Он вернулся в больницу. По словам Георгия Погребного, пока улучшения не наступило.

Георгий Погребной, потомственный кубанский казак и бывший матрос, перебрался в Беслан из Кисловодска, где после мединститута работал участковым врачом. Там же, на курорте, он познакомился с будущей женой Татьяной, когда подрабатывал в санатории - участковому-то платили мало. Тесть Теймураз Бекузаров пригласил молодых переехать в Беслан, а сестра Тани Ирина, сотрудница осетинского минздрава, помогла зятю устроиться на “скорую помощь”. Двадцать лет назад у Погребных родился старший сын Игорь, а через семь лет - любимый сыночек Сашенька. Дед Теймураз души не чает во внуке: “Он у нас - круглый отличник и хороший спортсмен, играет в футбол, баскетбол, шахматы! В республиканской футбольной команде играл нападающим, наши там победили все районы республики! К тому же он один у нас, кроме меня, хорошо по-осетински говорит”. Сейчас Георгий Погребной страшно загружен работой на “скорой помощи” - “после каждых похорон вызовы” - и ежедневно мотается в ожоговый центр во Владикавказе, где днюет и ночует его жена. “Мне остается только молить Бога, чтобы Саша пришел в себя...”

Выхожу от Погребных - бой идет уже по всему городу. Становится известно, что боевики прорвались к вокзалу, на юг, а также еще в три точки на карте Беслана. “На улице Ленина стреляют с огорода. Наших там быть не должно! Сто двадцатый, проверь, что у вас там! Двух женщин захватили на вокзале, проверь, пятнадцатый!” - хрипит милицейская рация на поясе у сидящего за мешками с песком ополченца. “Ты бы присел!” - кричит мне знакомый фотограф из “Ассошиэйтед Пресс”. Сажусь. И дергаюсь, когда слышу одиночные выстрелы, и прямо мне на голову сыплется кирпичная крошка - пуля вошла бы точно в лоб...

Иду к больнице. Вдруг из-за груды плит, что рядом с железнодорожным переездом, вылезает бородатый, с проседью, кавказец в грязном спортивном костюме. Смотрю на него, он - на меня, затем вдруг не выдерживает и бросается бежать. Медленно соображаю, что все осетины, которых я здесь видел, бород не носили. Бросаюсь к группе вооруженных ополченцев, показываю, что подозрительный тип убежал в направлении гаражей... Ребята, ругаясь по-русски и переговариваясь по-осетински, устремляются в погоню...

На стенах больницы развешаны написанные наспех от руки списки. “Это живые или погибшие?” - такой вопрос слышен со всех сторон. “Живые” - отвечает проходящий мимо врач. Погибшие - на площадке перед четырехтонным контейнером, в котором наспех оборудован морг. Обожженные трупы маленьких детей на носилках. Дети, дети, дети... Всего носилок около пятидесяти, только на четырех лежат тела взрослых, некоторые в спецназовских ботинках. Я стою перед обугленным телом девочки восьми-девяти лет, к которой пока никто не пришел. Рядом у носилок, на которых лежат двое ребят, убиваются бабушка и мать, Залина Бероева. Тела близнецов-первоклашек Сослана и Аслана Джанаевых только слегка обуглены, закоптились от дыма. Отец малышей, которого в народе называют просто “Джан”, сидит в изголовье молча, сжав кулаки... Примечательно, что никто не кричит гневных слов в адрес чеченцев, ингушей или арабов, зато толпа у морга приходит в неистовство, увидев милиционеров: “Гады! Сволочи! Защитники хреновы!”

Из больницы многие уже уносят детей - полуголых малышей прикрыли пледами и простынями. Медсестра кричит мужчине с девочкой на спине: “Быстро на ту сторону, нас здесь обстреляли!” Я подхожу к другой группе - босая женщина, старуха и дед ведут мальчика, завернутого в простыню. Виталик Цидаев сразу начинает рассказывать: “Там совсем плохо было, мы мочу пили - свою и маленьких... Надо мной бомба была, такие кулечки, наш физрук меня собой прикрыл, когда взрывы начались, а его в голову убили. Мама, ты не представляешь, как они были вооружены! Так бывают вооружены только роботы!”

Босая женщина - это Залина Цидаева, уроженка горного села Садон-Галон, рассказывает: “Я уже лежала на операционном столе, когда вбежала медсестра и сказала, что взорвали первую школу. Я побежала, врач за мной - у меня острый холицистит, и врач не соглашался меня отпускать... Я тогда стала кричать и вырываться и побежала через рельсы к первой школе. Там меня остановили, кричали: “Ложись! Ложись!” Мы до этого жили в шахтерском поселке, который смыло наводнением. С мужем мы разведены. Я хотела бы вас спросить, кто мне может помочь эмигрировать? Два года назад у нас было наводнение, Садон-Галон смыло. Так нам и не сказали, сколько на самом деле денег было перечислено на одного человека после потопа. Компенсация была - 80 тысяч рублей на человека, так что нам еще родственники помогли, только тогда мы смогли купить в Беслане квартиру. Путину писали - нет ответа. Теперь это вот... Это менты их пропустили, твари продажные! Я не хочу больше жить в этой стране! Пожалуйста, помогите мне уехать отсюда!”

Комментарии: