100 лет назад, в понедельник 15 (28) октября 1907 года член партии социалистов-революционеров Евстолия Рагозинникова застрелила начальника Главного тюремного управления Александра Максимовского. Лишь позднее стало известно, что замысел террористов был гораздо масштабнее...

В начале ХХ века здание Главного тюремного управления в Санкт-Петербурге располагалось на углу Греческого проезда и 7-й Рождественской улицы. 15 (28) октября 1907 года был приемным днем. И как всегда здесь собрались посетители. Около двух часов дня в здание вошла девушка, от которой исходил сильный запах духов. Она обратилась к дежурному инспектору Огневу с просьбой сообщить о ней самому начальнику управления. “Я знаю, что Александр Михайлович человек очень гуманный. Он не откажет в моей просьбе”, - улыбнувшись, спокойно произнесла посетительница. Вела себя она спокойно, никаких подозрений ни у кого не вызывала, но была настойчива. Что также не было чем-то необыкновенным.

Поколебавшись, Огнев уступил просьбам и передал просьбу девушки Максимовскому. Тот пообещал принять посетительницу, но не сразу, как только освободится. Ждать аудиенции пришлось довольно долго. Все это время девушка находилась в приемной перед кабинетом начальника Главного тюремного управления. Там же в ожидании представления Максимовскому находился и начальник одной из уездных тюрем. Лишь около пяти часов дня начальник Главного тюремного управления наконец-то вышел к
просительнице. “Какое у вас ко мне дело, сударыня”, - поинтересовался чиновник. Ответом на вопрос стал... выстрел. Пуля попала в сонную артерию, и Максимовский повалился на пол. А террористка метнулась к окну, чтобы выбросить в него свой браунинг. Однако сделать это помешал тот самый начальник тюрьмы и подоспевшие посетители, и чиновники тюремного ведомства. В тот момент никому из них не могло придти в голову, что, не дав ей выбросить пистолет в окно, они предотвратили куда более масштабную террористическую акцию.

Несколько лет спустя в воспоминаниях товарищ (заместитель) министра внутренних дел (а министром в то время был председатель правительства России Петр Столыпин), генерал Павел Курлов рассказал: “Террористическая группа, в состав которой входила и задержанная женщина, совершила свой набег на столицу из Финляндии, - во главе ее стоял латыш под кличкой “Карл”, бывший ранее письмоводителем у одного из лиц судебного ведомства в Риге. Группой было решено, что если убийце Максимовского (...) удастся выбросить револьвер на улицу, то это служило бы сигналом для остальных членов группы занять немедленно места около квартир министра юстиции, петербургского градоначальника и моей, в уверенности, что мы поспешим выехать на место происшествия. Между тем благодаря задержанию Рагозинниковой начальником тюрьмы условленный сигнал не был дан, и участники группы поспешили скрыться в Финляндии”.

Таким образом, так и не названный начальник одной из уездных тюрем отвел смертельную угрозу от самого Курлова, Петербургского градоначальника генерал-майора Даниила Драчевского и министра юстиции Ивана Щегловитова. Ведь все они, как и рассчитывали террористы, действительно прибыли на место преступления!

Но неприятные сюрпризы для власть имущих на этом не закончились. Обыскать террористку поручили женам служителей Главного тюремного управления. Но как только они приблизились к девушке, та закричала: “Осторожно, дуры, взлетите на воздух”.

И тут стало ясно, что террористка обвешана динамитом, который может взорваться в любую секунду! Потом выяснилось, что план революционеров предполагал и третий акт, в котором Рагозинникова должна была взорвать здание охранного отделения на Фонтанке, д. 16. Сюда, считали террористы, ее привезут для обыска.

Эти планы расстроил спешно вызванный на место преступления помощник начальника Петербургского охранного отделения М.С. Комисаров. “Как бывший артиллерист, он решился сам приступить к обыску. Рагозинникова была выведена в приемный зал, где подполковник Комисаров предупредил державших ее городовых, что при осмотре может последовать взрыв, и спросил, готовы ли они ему помочь? Городовые без колебаний согласились. Рагозинникова была положена на пол, и они держали ее руки и ноги, а подполковник Комисаров, наклонившись, заметил под кофточкой два шнура и маленькую электрическую батарею, что свидетельствовало о нахождении на Рагозинниковой адской машины. Он ножницами разрезал эти шнурки, а затем обнаружил надетый на ней лифчик, в котором было... 13 фунтов экстрадинамита. Поднявшись с пола после этой операции, подполковник Комисаров обливался обильным потом, свидетельствовавшим о пережитых им, ввиду явной опасности для жизни, волнениях”, - писал Курлов.

Свое имя задержанная называть не стала. Но сказала, что является членом так называемого “Летучего боевого отряда Северной области” партии социалистов-революционеров, и совершила теракт по приговору партии. Этот отряд был образован в ноябре 1906 года уроженцем Лифляндской губернии Альбертом Траубергом (“Карлом”). К тому времени 25-летний революционер уже отсидел в тюрьме более двух с половиной лет. Причем в августе 1905 года он был избит тюремной стражей.

Жертвами отряда “Карла” стали те руководители тюремного ведомства, которые прославились жестоким обращением с заключенными. Тем более что после поражения первой русской революции условия содержания в тюрьмах были ужесточены. “Тюремный террор” был осознанным выбором “Карла” и его единомышленников. 26 декабря 1906 года (8 января 1907 года) ими было осуществлено покушение на главного военного прокурора. Генерал-лейтенант Владимир Павлов имел репутацию ярого сторонника вынесения смертных приговоров, а его выступление в Госдуме депутаты встретили криками “Убийца!”. Он был застрелен участником недавнего восстания в Кронштадте бывшим матросом Николаем Егоровым непосредственно во дворе здания военно-судебного управления. Несколько дней спустя та же участь постигла начальника петербургской временной тюрьмы Н.И. Гудиму, а 13 (26) августа 1907 года - начальника Петербургской одиночной тюрьмы (“Кресты”) полковника Анатолия Иванова.

Убийцей 46-летнего Александра Максимовского (не приходя в сознание, он скончался на операционном столе) стала 21-летняя уфимская мещанка Евстолия Рагозинникова (она же Евлампия Рогозникова). В столице она училась в консерватории сначала по классу фортепиано, а затем перешла в класс вокала. У Рагозинниковой был хороший голос, и ей прочили блестящую карьеру. Но девушка выбрала иной жизненный путь. В 1906 году ее арестовали за хранение бомбы (ею консерваторка собиралась взорвать здание охранного отделения). Однако революционерке удалось столь удачно разыграть сумасшедшую, что тюремные власти перевели ее в психиатрическую больницу. Оттуда Рагозинниковой удалось сбежать.

Свой “концерт” несостоявшаяся оперная певица дала в октябре 1907 года в тюремной одиночной камере. Там Рагозинникова пела революционные песни. А уже на следующий день утром ей вручили обвинительный акт. На прошедшем в тот же день (!) суде революционерка держалась очень уверено. От защиты и последнего слова она отказалась.

Процесс Евстолии Рагозинниковой продолжался не более часа. Она была приговорена к смертной казни через повешение. Выслушав приговор, подсудимая низко поклонилась судьям, а затем громко рассмеялась им в лицо...


ПРЯМАЯ РЕЧЬ


Из записки Евстолии Рагозинниковой, отправленной единомышленникам из охранного отделения:

“Снаряд взорвать не могла, когда была возможность, потому что погибла бы совершенно непричастная публика. Когда же слетелось воронье, ничего сделать не могла. Я берегла снаряд для них и напугала их с целью, чтобы не трогали шнурка, который я могла достать зубами (меня за руки все время крепко держали). Но когда нужно было, сбили меня, и, как я не билась, меня крепко держали. Передайте - все, что могла, сделала, и не удалось. Вот единственное, что больно”.


Из воспоминаний революционера Бориса Николаевского:

“Осень 1907 г. несла начало тяжелой, мрачной полосы русской истории. Реакция торжествовала по всему фронту, с каждым днем захватывая все новые и новые позиции - не только в мире политической борьбы, но и в общественной жизни, в литературе, в области личных настроений. Массовое движение было раздавлено. Под тяжестью репрессий согнулась деревня. Обессиленные прошлыми потерями и острым промышленным кризисом, молчали рабочие в городах. Совершенно прекратились политические демонстрации. Почти на нет сошла волна стачек. Стало ясно, что старый режим вышел победителем из схватки, и это накладывало свою печать на настроения представителей тех групп, которые еще так недавно поставляли основные кадры активных деятелей различных революционных организаций. Еще недавно здесь безраздельно господствовали боевые настроения... Еще вчера проблема личного устройства в жизни целиком сливалась с проблемой коллективного переустройства всей русской жизни вообще - казалась небольшим частным случаем последней. Сегодня, забыв о задачах коллектива, каждый начинал сам по себе решать проблему своего личного устройства...

Таковы были типичные настроения тех дней. Но они не были всеобщими. Было немало одиночек, которые не могли или не хотели идти вровень с уходящей волною... В них нарастали настроения отчаяния и обреченности, и они шли в террор, движимые скорее чувством мести, чем верой в возможность победы...

Отряд “Карла” составился из таких одиночек.

Они составляли дружную, тесно спаянную семью, все члены которой вели почти аскетический образ жизни. В этом отношении они были антиподом многих из руководящих деятелей Боевой организации Азефа. Этот последний не без успеха прививал своим ближайшим сторонникам мысль о необходимости для террориста по соображениям конспирации вести широкий образ жизни, не жалея средств партийной кассы. “Когда речь идет о человеческих жизнях, - часто говорил он, - считать копейки не приходится”. В отряде “Карла”, наоборот, всегда с большой щепетильностью относились к каждой партийной “копейке”. Целый ряд членов отряда не только ничего не брал из кассы, живя на свои личные заработки, но и делал вклады в эту кассу... Временами эта экономия партийных средств была даже чрезмерной и шла в ущерб интересам конспирации, но для настроений, господствовавших в отряде, она была в высшей степени характерна.

Свою работу отряд строил по системе коротких ударов. (...) Основное руководство этой работой было в руках “Карла”, но внутренние отношения в отряде были построены на строго демократических началах и каждому из членов предоставлялась полная возможность для проявления личной инициативы”.


ДОКУМЕНТ


Из протокола обыска Евстолии Рагозинниковой:

“По снятию кофты, лифа и корсета на ней оказался бюстгальтер величиной от шеи до талии, причем спереди представлял из себя мешок из двусторонней плотной клеенки, который был набит по всей площади груди 13 фунтами экстрадинамита. Посередине груди был помещен детонатор, от которого отходил черный шнурок, настолько длинный, что охватывал талию на корсете с лифом и наружную кофту. Взрывчатка начала разлагаться, и поэтому в приемной Главного тюремного управления стоял запах крепких духов, от которого у многих болела голова”.


“А” - СПРАВКА

18 (31) октября во время похорон Максимовского на Волковом кладбище Санкт-Петербурга с целью убить министра юстиции Ивана Щегловитова явился член Летучего боевого отряда, беглый унтер-офицер Федор Масокин. Его поведение вызвало подозрение околоточного надзирателя Янчевского. Масокина смогли задержать. У него были найдены два браунинга.

28 ноября (10 декабря) при подготовке покушения на министра юстиции Ивана Щегловитова и великого князя Николая Николаевича “Карла” и двух его помощниц арестовали в штаб-квартире Летучего боевого отряда в Келломяки на даче Боргоэна (Финляндия).

14 (27) мая 1908 года по приговору военно-полевого суда Трауберг и Масокин были казнены. Повешены либо пошли на каторгу и остальные члены его отряда, которых схватили в феврале 1908 года. Их новый руководитель 30-летний Всеволод Либединцев (Марио Кальвино), был обвешан взрывчаткой. По иронии судьбы обезвреживать его пришлось тому же Комисарову.


Материалы подготовил Олег НАЗАРОВ