Андрей ЖИТИНКИН - скандально известный режиссер, писатель, актер. Человек, который уже давно ставит на уши критиков, поражает своими незабываемыми и глубокими спектаклями. “Укротитель” самых сложных актеров и актрис согласился дал интервью газете “Солидарность”.

“ГЛАВНОЕ - ПРОСЧИТАТЬ ФОРМУЛУ УСПЕХА”

- Андрей, вы приехали в Москву из Владимира тогда, когда он являлся, можно сказать, столицей театральной жизни...

- Более того. Владимиро-Суздальское княжество только с середины XIV века уступило Москве роль общерусского политического центра, до того именно Владимир был культурной столицей Северо-Восточной Руси. Поэтому мой переезд - это своеобразный метафорический путь из столицы в столицу.

Я считаю, что сегодня культурной Меккой стала Москва: многие хотят здесь творить, работать, жить... И я этого никогда не осуждал. В советское время большинство актеров, окончивших московские театральные учебные заведения, отправляли по распределению в театры провинции, но все старались любым путем остаться в Москве. Потому что самое интересное - тут. Да и, в принципе, наибольшие возможности тоже.

- На что вы делаете основную ставку, приступая к новому спектаклю?

- Вы знаете, всегда надо просчитывать “формулу успеха”. Не секрет, именно с этого начинают западные продюсеры. Любой бродвейский спектакль с приличным бюджетом просчитывается, все компоненты складываются, чтобы понять, будет ходить на спектакль зритель или нет. В советское время существовала такая, по-моему, плохая традиция - репетировать спектакли годами. Это происходило, так как театры все были бюджетные, никто никакими средствами не рисковал, все получали одинаковую дотацию - плохой ли театр, хороший ли. Мне всегда это казалось неправильным!

Сейчас очень высокая конкуренция в режиссуре, да и в актерском мире. Только представьте себе: в одном лишь Нью-Йорке 80 тысяч безработных актеров! Это не значит, что они голодают и бездельничают, кто-то состоит в списке ожидающих, другие работают официантами, разносчиками пиццы. И все ждут звонка от агента, который пригласит их на ТВ или на роль в спектакле. Сколько актерских судеб удачно сложилось после одной-единственной съемки в рекламе или на ТВ, трудно даже вспомнить!

Я тоже просчитываю “формулу успеха”. И, конечно же, в нее входит драматургия. Ставлю либо те произведения, которые никто до меня не ставил, либо стараюсь поднимать со дна “затонувшие Атлантиды”, уже позабытые. Вот мой постоянный, надо заметить, яркий творческий спутник - художник Андрей Шаров, наш выдающийся дизайнер и кутюрье, который делает для меня костюмы. Я его “отравил театром”, и поэтому он, по крайней мере в последних моих спектаклях, делал и сценографию. И актеры, с которыми я работаю, смею надеяться, выступают в неожиданном качестве.

Я работал и с нашими замечательными знаменитостями кино и сцены: Гурченко, Тереховой, Талызиной, Ширвиндтом, Полищук, Казаковым, Яковлевым, Жженовым, Домогаровым. Это признанные звезды, но многие другие стали известны благодаря участию в моих спектаклях.

- В последнее время в прессе говорят, что образ героя в кино и театре потерян, затерт...

- Я не совсем согласен с таким мнением. Есть классические традиции. Вот, например, в моем последнем спектакле “Хомо эректус”, идущем в Театре сатиры, нет ни одного положительного персонажа! Единственным положительным героем в спектакле является смех - это абсолютно в классическом, гоголевском жанре. Если же говорить о личных ощущениях, то могу сказать, что сейчас образ героя, по моим наблюдениям, разноплановый. Ведь на образе “героя нашего времени” сказывается ситуация в обществе. Вы посмотрите, что у нас произошло с народом! Мы, русские люди, которые всегда славились гостеприимством, открытостью души, - мы стали замкнутыми! Перестали ходить в гости, каждый соображает, сколько это стоит. Думает, наверное: “Накрыть стол или все же не накрывать?..” То есть рвется связь между людьми. Ужас! Все стало за деньги! Ведь дворник тоже про себя выбирает, где он будет подметать, вон там - где дом с охраной и красивой оградкой, где ему выкинут доллар, или во дворах, которыми заведует ЖЭК, где ему ничего не светит.

О ДУХОВНОСТИ, ЛУЖКОВЕ И ОСТРОВСКОМ

- Ну, если уж “все за деньги”, тогда, как вы считаете, насколько духовна сегодняшняя публика?

- Такие вопросы меня всегда повергают в раздумье: сколько живу, все время идут дебаты о духовности и бездуховности. Поэтому могу сказать так: я в свое время ставил то, что наносило, как говорил Маяковский, “пощечину общественному вкусу”. Я, как и он, в любом виде не выношу ханжества. Поэтому я впервые в России поставил пьесы Теннесси Уильямса “Старый квартал” и “Внезапно прошлым летом”, причем это тогда был шок для нашей публики. Кроме того, я первый в стране поставил “Калигулу” Камю, уже потом это произведение стали ставить все кому не лень. Реакция публики была удивительная! Не важно, положительная или отрицательная, но она была. Так что с духовностью, по крайней мере у моей публики, все в порядке! (Улыбается.)

- Я слышал, что на премьере “Калигулы” произошел какой-то неприятный инцидент?

- Да. Прямо на сцене умер Всеволод Якут. Грандиознейший старик, народный артист Советского Союза... Но мастера старой школы сказали мне, что есть древняя театральная примета: если актера Бог забирает прямо на сцене - то сразу в рай! Кроме того, спектакль будет идти долго. Знаете, спектакль шел более десяти лет. Много исполнителей сменилось, и Балуев играл, а в последней версии в Театре на Малой Бронной - уже популярный ныне Даниил Страхов. То есть у спектакля было около трех редакций.

- Ваши спектакли всегда были острыми...

- Не боюсь острых тем. Я ставил спектакль о русской эмиграции, в “Табакерке” до сих пор идет спектакль “Признания авантюриста Феликса Круля”, который в финале вообще скатывается в нацизм. Язвы общества надо показывать. Поэтому я часто вспоминаю Гоголя, он не боялся показывать пороки людей, “Ревизора” возьмите. Вот и у меня единственный положительный персонаж - его величество Смех! У меня есть любимое выражение: для того чтобы обойти тупик, нужно его обозначить. Поэтому надеюсь, что зрителя привлечет шум, тот, например, что существует сейчас вокруг “Хомо эректус”.

Это пьеса о свингерах, все думают: “Ну, сейчас Житинкин устроит - все меняются партнерами, раздеваются!” Ведь этот спектакль сначала чуть не запретили. Юрию Лужкову сказали: “Здесь звучит Путин, а при этом все голые носятся!” (Смеется.) А там ведь это только в фонограмме. Мэр столицы прислал большую комиссию... Потом ему рассказали, как народ смеется над пороками нашего общества, ведь это же Театр сатиры! А раз смеется - значит, обращает внимание. Лужков сказал чиновникам: “Вы идите и посмотрите, как над вами смеются простые люди!”

- В одном из интервью вы заметили, что можете ставить спектакли любых авторов, кроме Островского. Почему вы с ним “не дружите”?

- Может быть, я что-нибудь и сделаю - острое. Но, по моему мнению, Островского попросту “забытовили”. Его играют как какую-то русскую скучную классику. Но ведь это же не так! Он писал очень злободневные произведения. Мы с вами находимся в Театре сатиры, здесь в свое время закрыли “Доходное место” (кстати, с этого и началась слава Марка Захарова). Здесь играли Миронов, Пороховщиков... Очень жестко играли, на выживание! Ведь вопрос в пьесе один: что важнее - прогнуться и выжить, или остаться при своих убеждениях, и тогда тебя раздавят? И в Советском Союзе это было ударом по режиму. Вообще считаю, что режиссура противостоит режиму, неважно какой это режим. Я ведь не против режима, тут важно, что бы все время открывалось, как говорил Виктор Шкловский, “новое зрение”. Так что художник должен противостоять в искусстве общепринятым нормам, канонам, чтобы человек открыл для себя те вещи, которые уже “намылили” ему глаз.

ЖИТИНКИН - ЭТО БРЕНД

- Вас сравнивают с Михаилом Левитиным. Что вы скажете об этом?

- Дело в том, что я, как, по-видимому, и он, пришел к мысли авторского театра. Ко всем своим спектаклям делаю музыкальное оформление, очень часто сценическую версию, иногда даже сценографию. То есть уже полностью “собираю” спектакль. Мне проще это делать самому, чем кому-нибудь объяснять, чего именно я хочу. И Левитин делает все сам. По-моему, в этом и есть весь смысл настоящего режиссера. Как научил меня когда-то Эфрос, “если художник не изменяет себе и как бы сублимирует то, что он делает в себе, то он как бы ставит из своей жизни один большой спектакль”. Ведь каждая пьеса - это разговор о личном с Богом!

- Как вы относитесь к тому, что имя Андрей Житинкин стало брендом?

- Есть такой бренд. (Смеется.) Потому что мои спектакли не перепутаешь ни с какими другими. Всегда зритель ходил на Эфроса, на Любимова или на Ефремова, ездил в Петербург на Товстоногова.

Вот сейчас скажу мысль крамольную. Мне всегда обидно, когда некоторые труппы обходятся без режиссуры. Это ужасно, потому что они же себя не видят со стороны. Ведь актерам обязательно нужно зеркало, а зеркало - это
и есть режиссер.

- Вы говорили об авторском театре. А не хотелось бы вам создать свой театр Житинкина?

- На метафорическом уровне он существует. Я из небытия вытащил Театр на Малой Бронной и сделал его культовым местом. Попасть туда было нельзя, очереди были в кассы аж от метро “Пушкинская”. Я поставил себе за эксперимент с данным театром пять с минусом. С минусом, так как все-таки не успел пару спектаклей поставить. Но это театр, в который ходили на меня. Есть поклонники, которые летают на мои спектакли в Прибалтику и в Америку.

Я могу вам сказать, что у меня театр будет, но на контрактной основе. И в нем людей будет объединять идея, а не рабочий долг - таким я хотел бы видеть свой театр.

“ИНТЕРЕСНЕЕ РАБОТАТЬ С АРТИСТАМИ СЛОЖНЫМИ”

- Как-то вы сказали, что очень хорошо знаете проблемы провинциальных театров.

- Я очень люблю провинциальных коллег. Кстати, как член гильдии режиссеров России я часто выезжаю на фестивали, сижу в жюри. В прошлом году был кинофестиваль “Амурская осень”. Мы с Донатосом Банионисом оценили независимые театры. Все время поражаюсь, какое количество замечательных актеров мы не знаем!

А мы их не знаем, потому что их в сериалах не снимают. Стараюсь помогать им по мере своих сил. В провинции сейчас все зависит от мэров и губернаторов. Если они любят, поддерживают театры, то актеры живут нормально, а если нет - то вынуждены вязать носки и продавать на рынке.

- Среди режиссеров вы славитесь умением “укрощать” сложных актеров и актрис.

- Совершенно верно. Тут нет ничего удивительного: каждый режиссер в какой-то мере психолог. Мне посчастливилось пройти трудный путь вместе с лучшими представителями актерской профессии. И я всегда говорю, что мне интереснее работать с артистами сложными, у которых есть “пригорки-ручейки”. Пресный, покладистый актер мне неинтересен, я не жду от него какого-то “фейерверка”. Я работал и с Гурченко, у нее тоже непростой характер. Кстати, я единственный режиссер, который сделал с ней три проекта. И мы сейчас придумали еще один, рассказывать не буду, чтоб не сглазить. Сложный характер у Яковлева и Казакова, но это нормально. Если вам скажет кто-нибудь, что звезда должна быть простой, плюньте ему в глаза! Была ли простой Грета Гарбо? А Лайза Минелли какие концерты закатывала! Да что там, Аль Пачино не вышел на сцену на Бродвее только потому, что ему не понравились дверные ручки от его гримерной! И это не каприз: ему было неудобно и он начинал нервничать - только поэтому.

Профессия актера уникальна, суть ее состоит в том, чтобы расшатывать свои собственные нервы! Когда мы ставили спектакль “Нижинский, сумасшедший божий клоун” с Домогаровым, мы долго рассуждали, почему же так быстро уходят гении со сцены - Высоцкий, Даль, Миронов? Почему уходят те, кто работает, как говорил Блок, “у бездны на краю”? Удел быстро сгорающей свечи достается тем актерам, которые не смогли остановиться у края этой бездны. А некоторые всю жизнь работают, народные-перенародные...

ЖИЗНЕННОЕ КРЕДО - ДЕРЖАТЬСЯ

- Некоторые критики называют вас “безумным гением” именно потому, что ваши работы будто принадлежат разным полюсам.

- Я считаю, что надо осторожно использовать понятие гениальности. Мне интересно, как тот или иной герой поведет себя в экстремальной ситуации, только в таких ситуациях проверяется уровень человеческого в каждом. А до того можно, как говорил Чехов, только “есть, пить и носить пиджаки”. И человек думает, что он прожил жизнь счастливо. Да ничего подобного - он не испытал острых чувств, значит, прожил зря.

- Кроме режиссерской профессии вы мечтали о чем-нибудь другом?

- Да. Я ведь пишу, и не только пьесы... Но те, кто заглянут ко мне в книгу “Плейбой московской сцены”, увидят некие, как я их называю, поэтические перфомансы - это мое, так сказать, ноу-хау. Я пишу опять-таки не для публикации, а в основном в стол. Так что, если бы я не стал режиссером, забрался бы в какую-нибудь “башню из слоновой кости” и работал бы для души.

- А есть ли у Андрея Житинкина какой-нибудь девиз, с которым он идет по жизни? Жизненное кредо?

- Держаться!!! С тремя восклицательными знаками! Все думают, что Житинкин богатый и крутой, чего только обо мне не пишут... Помню, что, когда я окончил Щукинское, три года не пропускали мои спектакли. Потом наконец-то все сдвинулось. Я так и говорю молодым режиссерам: “Вы радуйтесь, когда закрывают ваши спектакли! Это вам посланы испытания”. Только стиснув зубы, только собрав всю волю в кулак, можно добиться того, чтобы тебя признали. За все каждому потом обязательно воздастся!

Беседовал Юрий КОЧЕМИН


“А” - СПРАВКА

Андрей Житинкин окончил актерский факультет в 1982 году,
в 1988 - режиссерский факультет Высшего театрального училища им. Щукина.

Автор книги “99”, неоднократный лауреат российских и международных театральных премий. С 2001 по 2003 год - главный режиссер Театра на Малой Бронной. Постановки: “Собачий вальс”, “Желтый ангел”, “Внезапно прошлым летом”, “Мой бедный Марат”, “Он пришел”, “Милый друг”, “Венецианский купец”, “Поле битвы после победы принадлежит мародерам”, “Псих”, “Старый квартал”, “Признания авантюриста Феликса Круля”, “Нижинский, сумасшедший божий клоун”, “Портрет Дoриана Грея”, “Лулу”, “Метеор”, “Хомо эректус”.