В Тверском суде Москвы начались судебные слушанья по делу известной журналистки, редактора сайта “Досье.ру” Юлии ПЕЛЕХОВОЙ. Напомним, что Юлия писала о коррумпированных чиновниках и “оборотнях в погонах”. 28 января 2004 года она была арестована сотрудниками московского УБЭП
(см. “Солидарность” № 4, 2004) по подозрению в вымогательстве. Сейчас Пелехова находится в московском централе 77/6, однако она смогла ответить на вопросы “Солидарности”.

- Какие отношения у вас были с г-жой Кухтой-Токарева, обвинившей вас в вымогательстве, до вашего задержания?

- Какие могут быть отношения с секретаршей ваших деловых партнеров, которая приносит чай и перепечатывает документы?

- Почему именно ее вы попросили помочь в поисках адвоката?

- Если говорить точнее, я звонила не Оксане, а ее непосредственной руководительнице - Ларисе Евгеньевне Миловидовой. А уже та переадресовала меня к Оксане, как к “записной книжке”, что, собственно, и входит в обязанности секретаря-референта. То, что все телефоны, документы, дискеты и прочее, что требовалось в работе, мне передавала и привозила домой или в офис именно Оксана, было обычной практикой. Тем более что я до момента предъявления обвинения и понятия не имела, что именно она, оказывается, и является “потерпевшей”. Оксана сказала, что приедет “свой” адвокат (Илюшко Н.Г.), который, как мне позже сообщила Миловидова, был партнером ее отца, тоже адвоката. Ну а причина его появления стала понятна уже позже - необходимость доступа к информации о том, как я собираюсь защищаться, а вовсе не юридическая помощь.

- Как вы расцениваете поступок г-жи Кухты-Токаревой, и что, по вашему мнению, толкнуло ее на такой поступок?

- Предположить, что безграмотная секретарша, которая даже в собственноручно написанном ею объяснении, которое фигурирует в материалах уголовного дела, ухитрилась сделать около двадцати грамматических и синтаксических ошибок, смогла разработать план операции по моему “глушению”, просто глупо. Это все равно как допустить, что рисующий кораблики детсадовец способен составить план морских маневров. Так что иллюзий на этот счет у меня нет. Думаю, что с нравственной стороной ее поступка так же все понятно. Тем более что она более чем красноречиво описала свой моральный облик собственными же высказываниями. Чего стоят одни только ее звонки после моего ареста с угрозами моей уже раздавленной этой ситуацией 72-летней маме и требованиями “остановить” нелестные для Оксаны публикации!

- Как складываются ваши отношения с соседями по камере? Что это за люди?

- За время своего пребывания здесь я поменяла четыре камеры. Так принято, чтобы заключенные “не засиживались” на одном месте. Могу сказать, что для профессионального журналиста это бесценный опыт. Ведь нигде люди не раскрываются так, как здесь. Тем более что под пристальное внимание правоохранительных органов, особенно в части заказных дел, попадают, как правило, очень сильные и неординарные женщины. Общаться с такими очень интересно. Единственная проблема - представляете себе восемь ярко выраженных лидеров в одной двенадцатиместной камере? Пришлось, и не без пользы для себя, усовершенствовать навыки терпения и терпимости. Ну а находить с людьми общий язык меня учить и не нужно. Уверена, что нигде еще я не получила бы столько информации о методах, способах исполнения и расценках по заказным уголовным делам. Это ужасает. Гоню от себя мысль о том, что независимое, компетентное и профессиональное следствие существует только в романах Марининой. Думаю, мне еще представится возможность рассказать о раскрытых здесь “тайнах следствия”.

- Как вы себя чувствуете?

- Тюрьма - это не санаторий. Здесь есть реальная опасность приобрести новые заболевания - в дополнение к уже имеющимся у меня проблемам со здоровьем. Например туберкулез. Это особенно вероятно при моих уже поврежденных легких, на фоне холода и сырости камеры, когда носки после стирки сохнут три дня. И это при всем том, что централ 77/6 , “Шестерка”, где я нахожусь, - единственная на всю Россию тюрьма, достигающая по условиям содержания нижней границы европейских стандартов. Можно представить, каково в других местах! Правда, в таких условиях начинаешь более чутко прислушиваться к собственному организму и знакомишься со всем опытом народной “экстренной” медицины. Я, например, овладела навыками медицинской помощи при эпилептических припадках.

- Кому и почему, по вашему мнению, выгодно ваше пребывание в тюрьме?

- Те, кому это выгодно, уже давно проявили себя - как в сопровождавших мой арест публикациях, так и в других выступлениях на эту тему. А более подробно я смогу рассказать об этом уже после завершения судебного процесса, где, как думаю, смогу рассказать много интересного о заказчиках.

- В марте мы связывались с Союзом журналистов России, желая узнать об их действиях в связи с вашим задержанием. На что получили ответ, что защитой Пелеховой Союз заниматься не будет. Как вы относитесь к явному отсутствию интереса общественности и СМИ к вашему задержанию, и к отказу союза журналистов вас защищать?

- Об отношении к моему делу Союза журналистов я узнала только из газет. Так, в комментарии к моему делу для газеты “Ведомости” от 30 января сего года секретарь Союза журналистов России Михаил Федотов сообщил, “что его организация будет внимательно следить за делом Пелеховой. Он не исключает, что журналистка невиновна, но если ее вина будет доказана, то это, безусловно, грубейшее нарушение закона о СМИ и правилах профессии”. Признаться, я в последнее время ни разу не слышала, чтобы Союз журналистов принимал действенное участие в судьбе хоть одного журналиста. Так, я не ощутила никакого внимания к себе и тогда, когда по окнам моей квартиры стреляли из снайперской винтовки, а потом еще по телефону сообщили, что “за такие статьи стреляют не по окнам, а по мозгам”. И тогда, когда Генеральная прокуратура устами своего пресс-секретаря Леонида Трошина объявила мне войну. Хотя обо всем этом достаточно писалось в СМИ. Как, интересно, секретарь Союза журналистов собирался следить за моим делом, когда ваша газета - первое средство массовой информации, которое в связи с этим делом напрямую обратилось ко мне? Хотя, по-моему, это первое правило журналистики - задать вопрос своему “герою” напрямую или хотя бы основывать свои предположения на документальных источниках. А возможностей для получения такого рода информации и документов у Союза журналистов предостаточно. Еще удивляет то, что секретарь профессионального союза готов безоговорочно принять любое судебное решение в части обвинения меня, хотя кому-кому, а моим коллегам хорошо известно вся “беспристрастность” и “справедливость” нашей судебной системы. Особенно в отношении “заказных” дел. Жаль, что профессиональный союз, созданный для защиты, прежде всего, цеховых интересов, превращается в обычный бюрократический профком.

- Являетесь ли вы сами членом Союза журналистов, и имеете ли награды Союза?

- Конечно, являюсь. У меня даже три членских билета - я получала их в разные годы, в разных газетах. Все они разные, и я не знаю, какой из них “правильный”. Членские взносы с меня время от времени кто-то требовал. Я платила. Но, по-моему, бардака с членством в СЖ сейчас не в пример больше, чем раньше. В 1997 году (кажется, здесь я не имею возможности уточнить) три моих материала, опубликованные в “Коммерсантъ-Daily” были включены в “Синие страницы” как лучшие публикации года. Остальные награды, а их немало, были от редакций различных изданий.

- Что бы вы хотели рассказать о сложившейся ситуации на страницах нашей газеты?

- Как вы понимаете, меня затем и посадили в тюрьму, чтобы заткнуть рот. И как, наверное, всем тоже ясно, эта мера воздействия имела прямо противоположный эффект. То есть у меня сейчас есть очень серьезный стимул не только закончить, а существенно усилить уже почти готовую к изданию книгу. Полагаю, что у нее будут все шансы стать кое для кого настоящей “бомбой”. Если, конечно, мне дадут закончить эту книгу, не измыслив чего-нибудь по дороге. Но я постараюсь.

Наталья КОЧЕМИНА