“Солидарность” продолжает рассказывать о лучших врачах России, о тех, которые стали лауреатами премии “Призвание” - совместной награды Минздрава и первого телеканала. Только на этот раз речь пойдет о не совсем обычном лауреате. Летом этого года премию “Призвание” получил целый коллектив - Всероссийский центр медицины катастроф “Защита”, который ведет практические разработки медицинской помощи в условиях ЧС, наш “медицинский спецназ”. Помощь пострадавшим во время терактов, пожаров, наводнений, землетрясений не обходится без сотрудников Центра. А в сентябре этого года, после теракта в школе № 1 североосетинского города Беслан, сотрудники “Защиты” еще раз показали, что способны эффективно работать и в условиях стационара, и в полевых условиях...

ГЕНЕРАЛЬСКАЯ “ЗАЩИТА”

Начальник центра “Защита”, генерал-майор медицинской службы Сергей Гончаров - человек военный и жесткий, говорит четко, рублеными фразами, конкретно отвечает на вопросы. И очень не любит пустых рассуждений - на это у него просто нет времени. Как и положено руководителю такой огромной и важной структуры (в штате головной московской организации ВЦМК - 1300 сотрудников, плюс 82 отделения по всей стране), Гончаров - человек очень занятой: мы смогли недолго поговорить лишь в перерывах между совещаниями.

- Мы - структура Минздрава, но работаем в основном с МЧС, - объясняет Сергей Федорович. - МЧС - это самолеты, охрана, связь... У нас свои задачи - экстренная медпомощь на догоспитальном этапе, эвакуация, лечение больных, их медико-социальная реабилитация. За десять лет - именно столько времени существует наш центр, - было много разных событий...

- Как именно работает “Защита”?

- Врач не может сидеть и ждать ЧС, он должен работать постоянно, чтобы не терять квалификацию и быть в курсе всех достижений медицины, особенно реанимации. Поэтому у нас есть договоры с различными медицинскими учреждениями. А вот чтобы собрать всех медиков в одном месте и вовремя, нужна система. У нас есть бригада экстренного реагирования, 10 человек. Срок ее приведения в готовность - 15 минут. Медсестры и врачи дежурят здесь сутками. И у них 15 минут на то, чтобы выехать, не важно куда - в Турцию, в Колумбию, в Беслан... Срок подготовки и развертывания госпиталя - два часа. Ведь каждый раз - разные ЧС, свои медикаменты и спецсредства для оказания помощи пострадавшим от теракта, пожара, землетрясения, наводнения...

САМ СЕБЕ “МЕДИЦИНА КАТАСТРОФ”

- Плохо то, - продолжает Гончаров, - что у нас большинство людей не умеют оказывать первую медицинскую помощь, все ждут “скорую”. Помните, когда горело здание МВД в Самаре? Возле здания - масса народа, и все ждут, когда “скорая помощь” приедет. А в ДТП сколько людей погибает? В прошлом году погибло более 130 тысяч - и 30% из них погибли из-за того, что рядом не оказалось человека, умеющего оказать первую медпомощь. Необходимо научить этому сотрудников ГИБДД. Мы уже провели несколько мероприятий при непосредственном участии руководства ГИБДД РФ. Сейчас надо это продолжать, развертывать обучение всех инспекторов. Есть инструкция по оказанию первой помощи при ДТП для госавтоинспекторов, там сказано, что надо делать. А оказания первой медицинской помощи нет! Перевязать, наложить жгут, сделать искусственное дыхание - это должен уметь каждый! Оказывать первую медпомощь должны уметь не только сотрудники ГИБДД, но и проводники вагонов, и стюардессы, да и простые люди. Пока же умеют делать это только спасатели и бойцы спецподразделений. Надо учить основам первой медицинской помощи всюду - в школах, училищах, институтах, надо постоянно проводить практические занятия по месту работы.

- Ваши врачи, говорят, помогают не только жертвам терактов, но и пострадавшим в дорожных авариях...

- Да, есть такое направление работы. Дети летом в Подмосковье попадают в дорожно-транспортные происшествия - половина из них маленькие москвичи, которые отдыхают в лагерях и у бабушек-дедушек. Ребят везут в местную больницу, а там, зачастую, нет ни травматолога, ни реаниматолога. Поэтому, по инициативе специалистов НИИ педиатрии, управления здравоохранения Москвы, области и Центр медицины катастроф подписали соглашение, по которому дежурные специалисты ВЦМК “Защита” выезжают в ту больницу, куда доставлен пострадавший в ДТП ребенок, и определяют, что с ним делать, помогут ли ему здесь или везти в Москву. И как везти - на машине или на эмчеэсовском вертолете. И эта система работает - меньше стало смертельных случаев и тяжелых осложнений.

УРОКИ ТРАГЕДИЙ

- Вы не первый раз участвуете в ликвидации терактов. Однако акции бандитов, которые сейчас воюют против нашей страны, последнее время не повторяются. Поэтому есть ли для вас какие-то специфические уроки бесланской трагедии?

- Уроки самые разные. Первое - то, что было и в “Норд-Осте”, и в Беслане. Врачи должны быть готовы к тому, что будет - штурм, осада... Должны быть ориентированы на то, как будут развиваться события... Ни там, ни там этого не было. Вот “Норд-Ост” - о том, что применят газ, мы не знали. Детали медикам знать не нужно, но общая информация должна быть, если мы хотим спасти людей. Раньше, еще в Советском Союзе, была подобная практика информирования медицинских служб. Второе - четкая организационная работа министерств и ведомств, отвечающих за общий порядок: оцепление, прохождение транспортных средств, охрану больниц... Следующее - надо развивать мобильные формирования, каким является наш полевой многопрофильный госпиталь и наши медицинские отряды.

Казалось бы, больница рядом стоит, зачем еще наш госпиталь? Но в Беслане было всего 10 терапевтических детских коек! Госпиталь - не для лечения, а для оказания экстренной медицинской помощи и грамотной медицинской сортировки больных. Ведь у нас в Беслане был один главный вопрос, который надо было решить в течение нескольких минут: может ли пострадавший пережить эвакуацию (двадцать километров до Владикавказа) или нет. А если может, то что надо сделать, чтоб не ухудшилось его состояние. Сортировка медицинская - самая сложная задача. У нас этим занимаются профессора.

И тренировали мы людей, всю ночь тренировали в Беслане - всех врачей, медсестер, водителей машин “скорой помощи”. Информации, как я уже говорил, было недостаточно, я заметил, что ситуация очень напряженная, и отдал приказ о тренировке. Провели всех пешком по маршрутам, по которым должны были ехать “скорые”, а инженеры МЧС успели госпиталь развернуть в ночь накануне трагедии.

ОДИН В ПОЛЕ ГОСПИТАЛЬ

Валерий Шабанов, главный врач полевого многопрофильного госпиталя “Защита”, в день нашей встречи только вернулся с огромного пожара в Туве - в столице этой российской республики сгорело общежитие. Он рассказывает:

- Мы прилетели туда рано утром, пожар был ночью. 24 градуса мороза. Но не холодно - даже перчатки надевать не надо, в сухом климате мороз переносится лучше. А когда был пожар, было минус 17. В больницах лежали 26 человек. Информация прессы о том, что там было очень много тяжелых, ошибочна. Вот смотрите, с какими диагнозами лежат дети из сгоревшего общежития в Кызыле - ОРЗ, ОРЗ, шоковое состояние. Понятно, что все они лежат в больнице, что называется, по социальным показаниям. Просто им некуда деваться.

Мы там оставили много лекарств. Это же такой медвежий угол России... 200 километров до Монголии, вся республика - 300 тысяч человек, в Кызыле - всего 100 тысяч... Тяжелых было только двое. Одна больная была с политравмой - выпала со второго этажа. Перелом позвоночника, черепно-мозговая, перелом таза, перелом бедра, перелом ключицы, ну и шок, естественно. Ну и больная вторая была, с ожогами - наши специалисты ее посмотрели, и сказали, что процент ожогов небольшой и все заживет. Кстати, там “скорая помощь” поработала очень хорошо. Одну из тяжелых - с политравмой - мы хотели забрать в Москву, но она от этого отказалась. По семейным обстоятельствам.

- Где вы постоянно нужны?

- Долгое время таким регионом была Чечня. Вообще-то, по сравнению с Америкой, у нас везде гуманитарная катастрофа - за исключением Москвы. Но в Чечне мы сейчас не нужны - там есть больницы и врачи. Вот когда мы приехали туда, после свержения масхадовского режима, когда наши войска второй раз вошли в Чечню - там ничего не было. Здания больниц были целиком разворованы, оттуда все было вынесено, даже снят линолеум с полов. Сейчас там все восстановлено и будет работать - если не будет следующей войны.

Кстати, наш госпиталь и получил свое “боевое крещение” во время первой чеченской войны. Тогда наши специалисты вместе со спасателями МЧС вылетели в Моздок и Грозный. Я попал в Моздок. Не забуду одного старика, который к нам пешком пришел. Спрашиваю: “Дедушка, что беспокоит?” - “Да вот ноги болят”. Его калоши были надеты на босые ноги. Когда удалось эти самые калоши снять, то оказалось, что на ногах такие трофические язвы, что торчат голые пяточные кости. Никак не могли понять: как же он смог до нас дойти? Очень велико было желание выжить. Мы спасли ему ноги. Старик был чеченцем. Однако много людей из Чечни мы консультируем и сейчас. Точнее, не мы, госпиталь, а наш реабилитационный центр. Вот ребят из спецназа ФСБ, из Чечни там много было в прошлом году.

- Многие, даже лауреаты премии “Призвание”, а не только те, кому она не досталась, говорят: “Как можно сравнивать работу врачей из крупных медицинских центров с работой докторов маленьких провинциальных клиник?”
А вы что об этом думаете?

- Я думаю, что работа врачей ВЦМК “Защита” сравнима с работой докторов из маленьких клиник. Ведь в маленькой больнице нет глубоко эшелонированной обороны - один хирург, один анестезиолог, один терапевт. У нас, когда мы работаем на выезде, то же самое. У нас тоже каждый отвечает за свой участок работы, и заменить или подстраховать некому. Идет массовое поступление - “три зеленых свистка”, и все стоят на своих местах. Но, конечно, у нас всегда в достатке медикаменты и перевязочные материалы.

БЕСЛАН

- Как вам удалось так здорово поработать в Беслане, что даже ваши недоброжелатели - есть такие в медицинских кругах - восхищены вашей работой? Ведь там, по-моему, был полный хаос...

- Хаос, говоришь? - недобро щурится Шабанов. - А ты помнишь, чтобы в Беслане у школы оставалась толпа больных и пострадавших, ожидающих эвакуации? Не было этого! Ну да, вокруг бегали и кричали, это ты видел. Любая такая ситуация со стороны кажется бардаком - муравейник, не поймешь кто куда бежит. А то, что раненые не скапливались ни в больнице, ни перед школой, что всем своевременно была оказана медицинская помощь - это наша работа. И машин “скорой помощи” хватало. От водителей-частников мы не могли отказаться потому, что те бы нас не поняли - они были очень возбуждены. Но людей мы смогли вывести с территории школы за 10 минут, а через 15 минут, в среднем, каждый освобожденный уже был в больнице. Шоферам все объяснили и показали дороги, вдобавок каждый ехал с местным сопровождающим.

Конечно, все дело в грамотной подготовке. Ведь поначалу врали, что там триста заложников. Но мы - люди ученые, знаем: где говорят “триста”, там, скорее всего, тысяча. Примерно на такое и даже большее количество и рассчитывали.

Там еще продолжалась стрельба, если ты помнишь, но за пять часов мы эвакуировали всех, кого можно было. Когда мы закончили с оказанием экстренной помощи, то группа врачей - Розинов, я, другие специалисты - поехали отбирать больных, которых можно было отправить ночью в Москву. Шесть реанимобилей привезли на самолетах и шесть больных на искусственной вентиляции легких отправили в Москву - в “Склиф” и другие клиники. И никто из 122 человек во время эвакуации не умер.

Один ребенок, правда, умер здесь, в Москве. Еще одного человека нам не удалось спасти в Беслане. Это был подозреваемый в терроризме - был ли он боевиком, мне неизвестно. Там, где-то между школой и городской администрацией, я впервые в жизни видел, как человека толпа разорвала на кусочки... Но, знаешь, я понимаю этих людей. Вот еду в машине “скорой помощи”, в Беслане, везем нескольких детей. Лежит мальчик маленький - ожоги, осколочные и пулевые ранения, тяжелый, но в сознании.
Спрашивает: “Вы нас спасете?” - “Спасем, конечно”. - “А вот эта ранка у меня (показывает какую-то царапину на руке) - вы не бойтесь, это не страшно, я ее еще до школы получил...” Его сразу отправили к нашему хирургу Розинову на стол. В своих палатках мы провели 47 операций, в бесланской больнице - 32 операции.

- Самая запомнившаяся операция?

- Это ребенок, год и девять месяцев, Магомедик, которого прооперировали у нас в палатке, затем мы его перевезли во Владикавказ. Это самый маленький заложник, как мы его называем - “крестник наш”. Ночью прилетел самолет с реанимобилями, мы его на искусственной вентиляции перевезли в Москву, в реанимации он полежал, ему сделали еще одну операцию, и теперь уже у него все нормально. Это была самая трудная операция. Потому что, во-первых, возраст маленький, потом - тяжелые повреждения. Его, в принципе, опасно было оперировать, но при таком сильном кровотечении оперировать нужно было немедленно, на месте. А ведь при всяком большом поступлении раненых объем помощи неизбежно уменьшается, потому что мы должны оказать помощь как можно большему количеству людей, чтобы они не “затяжелели”. Но человек пятьдесят остались живы благодаря нам. И это очень важно.

Беседовал Алексей ЧЕБОТАРЕВ