Многими сведениями о проблемах рабочих дореволюционной России мы обязаны фабричным инспекторам, исследовавшим и пытавшимся контролировать условия труда на фабриках. Фабричная инспекция, учрежденная в России в начале 1880-х годов и долгое время бывшая чуть ли не единственным органом, регулировавшим отношения фабриканта и работника эпохи “первой русской индустриализации”, заработала множество упреков в неэффективности. Стоит ли винить в этом самих инспекторов?

КОГО ОТ КОГО ЗАЩИЩАТЬ?

К концу XIX века Россия, серьезно, увы, отстающая по уровню развития промышленности от Европы, бросилась семимильными шагами ее догонять. В полесских болотах и туркестанских песках строятся новые железные дороги, открывается фабрика за фабрикой. Чтобы помочь отечественным фабрикантам, правительство повышает пошлины для иностранных товаров - и эта мера срабатывает: так, количество чугуна и стали на душу населения в стране вырастает в несколько раз, разворачивается в полный рост текстильная промышленность. И немудрено, что именно в это время “на высшем уровне” обращают, наконец, внимание на то, что отношения фабриканта с наемными работниками - сфера, требующая повышенного внимания. Благо сами рабочие уже распробовали вкус стачечной борьбы.

В стране стала, наконец, складываться система фабричного законодательства. Первые попытки создания таковой, конечно, делались еще в начале царствования Александра II - но “пошел” процесс лишь в 1880-х годах, когда например, был принят ряд ограничений на работу малолетних детей на фабриках; к середине десятилетия законодатели, наконец, сформулировали и издали “правила о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих”, где содержался ряд гарантий - в частности, отныне фабрикант не мог уже расплачиваться с работником “натурой” или взимать плату за его лечение. Кроме того, упорядочивалась система штрафов для рабочих - во-первых, ограничивался их размер, во-вторых, гарантировалось, что пойдут они не в карман работодателя, а в особый “штрафной капитал”, деньги из которого расходовались на вспомоществование рабочим.

Контроль за выполнением этих норм (впрочем, равно как и за трудовой дисциплиной работников, а также такими вопросами, как, например, сбор налога с паровых котлов) возложили на плечи фабричных инспекторов Минфина. Эта должность впервые появилась в России в 1882 году, при министре Николае Бунге.

В 1886 году были учреждены также и “губернские по фабричным делам присутствия” во главе с губернаторами, куда также должен был входить целый созыв местного значения - вице-губернатор, окружной прокурор, начальник жандармского управлении, а кроме них - окружной фабричный инспектор, представители земства и т.д. Впрочем, первые двенадцать лет фабричная инспекция занималась в основном надзором за соблюдением правил о работе малолетних. Да и действовали нормы о фабричной инспекции лишь на небольшой части страны - всего в пяти губерниях.

Существенно упрочил инспекцию министр финансов Сергей Витте, автор золотого стандарта, винной монополии и один из “крестных отцов” русского промышленного рывка рубежа веков. Благодаря ему фабричные инспекции появились уже в 18 губерниях страны, существенно увеличилось количество самих инспекторов. Коснулась реформа и внутренней структуры инспекции, но в частности вдаваться мы уже не будем, чтобы не запутать читателя. Чему прежде всего должны были способствовать фабричные инспектора? Обеспечению соблюдения законодательства или охране спокойствия? Ведь их деятельность была направлена и на то, чтобы не доводить дело до “коллективных действий” рабочих...

И правда, институт инспекторов подвергся разрушительной критике - сперва из “красного” лагеря, а затем, постфактум, в советской историографии по рабочему вопросу. Ленин, к примеру, говорил об инспекторах как о “фабричных урядниках”... Но так ли все однозначно?

ЛЕГКО ЛИ БЫТЬ ИНСПЕКТОРОМ?

“Губерния, в которую я был назначен инспектором, была соседнею с той, где я служил на фабрике. В поезде я встретился с знакомым комиссионером, хорошо знавшим все окружные фабрики.

- Ну, не поздравляю вас, - сказал он, узнав о месте моего назначения, - вам придется иметь дело с такими господами фабрикантами, которые так выражаются: “Ты молчи, когда со мной разговариваешь” (С. Гвоздев, “Записки фабричного инспектора”).

С Сергеем Гвоздевым, работавшим в должности инспектора в 1890-е и 1900-е годы, читатель исторической рубрики “Солидарности” должен быть знаком - на его “Записки” мы уже ссылались в материале о постановке фабричной медицины в те годы (см. № 36, 2012). Эта книга - не только источник ценной информации из первых рук о положении рабочих на фабриках, она позволяет понять саму специфику работы инспекторов.

В 1894 году, после реформы фабричной инспекции, Витте написал обращение к инспекторам, которое ценно тем, что содержит немало “говорящих” формулировок. В частности:

“...Ни закон, ни изданный в его развитие Наказ не могут в достаточной мере определить то направление служебной деятельности, которому должны следовать фабричные инспектора во исполнение Высочайшей воли и для осуществления основных требований закона. Поэтому нахожу необходимым разъяснить фабричным инспекторам нравственное содержание их обязанностей и указать тот путь, на котором высокие цели их государственного служения могут быть достигнуты с наибольшей пользой для промышленности”, - писал министр.

Вот так - во главу угла ставится именно польза для промышленности. Показательно и то, что министр считает нужным говорить прежде всего “о нравственном содержании обязанностей” - далее по тексту Витте пишет о необходимости для инспекторов стать моральными авторитетами на фабрике.

“Какими намерениями руководствовался г. Министр, выступая со своим обращением к инспекторам, и понимал ли он заключающуюся в его словах иронию над несовершенством закона, я не знаю, но факт тот, что все наше фабричное законодательство, явившееся продуктом забот о поддержании порядка, и вся совокупность социально-политических условий русской жизни таковы, что центр тяжести в деятельности фабричного инспектора как защитника интересов рабочих, за бессильем в этом отношении закона, переносится на его личность, на его добрую волю и уменье, на его нравственный авторитет”, - не смог не прокомментировать послание Витте Гвоздев.

Да и при наличии доброй воли и авторитета, как выясняется, у инспекторов было не так уж много возможностей всерьез влиять на ситуацию:

“На заседаниях присутствия всегда принимались только такие решения, которые были угодны губернатору, так как все члены присутствия, за исключением старшего инспектора, считались только с желаниями начальника губернии. Не было ни одного вопроса, по которому старшему инспектору не пришлось бы подавать особого мнения. Почти все протоколы, составленные инспекторами, в присутствии проваливались или же по ним налагались самые минимальные взыскания, что, конечно, отбивало охоту у инспекторов прибегать к протоколу”.

Часто сами попытки контроля означали прямой конфликт с фабрикантом и большие трудности в дальнейшей работе: для многих собственников мысль о том, что кто-то может “совать нос” во внутренние дела его фабрики, была странна:

“- Как, никакого надзора нет за лавочниками, за кабатчиком никто не наблюдает, а за мной установили особый надзор! Что я, мошенничеством, что ли, занимаюсь?! - восклицал фабрикант Z. и свое неудовольствие переносил на личности инспекторов (действительно, никакого подобного контроля в торговых и ремесленных заведениях законодательством тех лет не предусматривалось, хотя работников там могло быть не меньше. - А.Ц.). Он начал тотчас же бурную кампанию против инспекции: появились статья в “Московских ведомостях” (в те годы - известный рупор “охранителей”. - А.Ц.); выпущена была целая книжка, в которой доказывалась, что фабричная инспекция разорит русскую промышленность”.

Но, допустим, инспектор решил всеже пойти на конфликт с фабрикантом - и составить протокол о выявленных нарушениях для предоставления в присутствие. Испугает ли это фабриканта-нарушителя?

“В конце концов, можно сказать, что протоколы инспекторов совсем не страшны для фабрикантов. Если по ним даже приходится платить, то, в сущности, такие мизерные цифры, которые для более или менее солидного предприятия не имеют ровно никакого значения. Только для мелких промышленников может быть чувствителен штраф в несколько десятков рублей, и в этом случае протоколы имеют действительно устрашающее значение. Для крупных же фабрикантов значение протокола является только моральным. Крупные фабриканты, считая личным оскорблением составление инспектором протокола, принимают, конечно, все меры к тому, чтобы не дать для этого повода. А так как инспектора могут составлять протоколы в громадном большинстве случаев только о формальных нарушениях, то избежать этих нарушений для фабрики, обладающей значительным числом служащих, не составляет никакого труда...”

Так и приходилось, пишет инспектор, если не было возможности наказать фабриканта за существенное нарушение, выискивать огрехи в документах - чтобы хоть как-то привлечь его к ответственности. Тем более, как указывает наш автор дальше, “наложение взысканий за проступки, которые не имеют значения исключительно формальных нарушений и требуют определения степени провинности, не предоставлено Губернским по фабричным делам присутствиям”. При этом “все наиболее существенные нарушения, касающиеся непосредственно интересов рабочих: за неуплату заработка, за незаконное увольнение, за всевозможные нарушения условий найма (кроме самовольного понижения заработной платы), за неисполнение закона о продолжительности и распределении рабочего времени и т.п. заведующий не подлежит никакой уголовной ответственности”.

ЭПИЛОГ

Вот все же, казалось бы, какой бесполезный в российских условиях получился орган - фабричная инспекция. То ли дело в Великобритании, где таковую учредили еще в 1830-е годы и сделали финансово и морально независимой службой с широкими полномочиями. Но все-таки фабричные инспектора сослужили большую пользу - именно благодаря им к проблеме условий труда и житья рабочих было привлечено широкое внимание.

А борьба за реальные трудовые права лучше вышла у самих рабочих - ведь в 1905 году за ними, наконец, было признано право на объединение. Но это уже другая история.

Александр ЦВЕТКОВ