Разговор с Шалаевым. Часть 2. Профсоюзы и руководители

Продолжение. Начало в № 44, 2025.

Вторая часть беседы с председателем ВЦСПС Степаном Алексеевичем Шалаевым, состоявшейся в мае 2017 года, была посвящена отношениям профсоюзов и руководителей советского государства.

- Вы начали работать председателем ВЦСПС еще в 82-м году и застали весь период, когда еще работала профсоюзная система в старом варианте, в прежнем. Но вы в своей книге и пишете, что общались с Брежневым перед назначением, и дальше - Андропов, Черненко, Горбачев. Качественные изменения какие-то в общении с профсоюзами начались при Горбачеве либо еще раньше, при Андропове, потому что вы там тоже эпизод приводите, когда он звал вас на должность секретаря по экономике. Нюансы какие, что менялось при смене руководителей?

- Я скажу, что при Брежневе таких тесных контактов с руководством партии и страны у ВЦСПС не было. И не потому, что он, может быть, не хотел. Я этого не допускаю. Я считаю, что просто профсоюзы в то время не проявляли активности в этом деле, активности во встрече с лидерами страны и партии. Я в книге привожу один пример. Я помню, когда Хрущева освобождали, пришел… тогда был председателем ВЦСПС Гришин, он собрал председателей центральных комитетов профсоюзов, отделы ВЦСПС…

- Я помню этот эпизод, что Хрущев не встречался с профсоюзами…

- Да. И потом Гришин рассказал, что говорили в адрес Хрущева другие члены политбюро. Когда выступали, Хрущев сидел, а члены политбюро высказывали замечания в его адрес и о необходимости смещения его. И вот Гришин приводит пример, что Хрущев зазнался и мало общался: “Ну что я могу сказать, - говорил Гришин. - Вот я год прошу его принять меня как председателя ВЦСПС, и за последний год он не нашел времени меня принять”.

Тогда я был председателем ЦК профсоюза, меня это поразило страшно. Гришин - кандидат в члены политбюро! Значит, он постоянно встречается с Хрущевым на заседаниях политбюро - и не может к нему попасть на прием по каким-то своим вопросам! А потом, когда я уже сам работал председателем, у меня не было ни одного случая, когда нужно было встретиться - и чтобы мне отказали, в том числе Брежнев. Был такой вопрос, когда я к нему вынужден был обратиться.

Первый секретарь Краснодарского крайкома партии Медунов не давал нам возможности, территории на побережье Краснодарского края, чтобы мы могли построить пионерский лагерь санаторного типа для учащихся ПТУ. Бред какой-то! Тысячи километров побережья - а он боялся, что если будет там лагерь профтехобразования… кто у нас учится в профтехобразовании? Вот они там начнут создавать какие-то ему проблемы, и потом надо будет разбираться с ними. Ни в какую! А решением ЦК Совмина, ВЦСПС и комсомола нам выделили 25 млн из средств коммунистического субботника для строительства этого лагеря. Мы предлагали в Сочи - нельзя. Мы предлагали в Анапе - нельзя. В Геленджике - нельзя. Места, где мы хотели. Потом мы выбрали глухой совсем участок в 16 км от Анапы: ничего там нет, лес на побережье. Нельзя.

Я тогда подумал и решил пойти к Брежневу, зная его личные отношения с Медуновым: Новороссийск, Малая Земля и т.д. Позвонил помощнику, он сказал: приезжай, расскажи мне, что за вопрос. Я приехал, рассказал ему. Он говорит: хорошо, я ему расскажу, а уж что решит он - я не знаю. А потом помощник Брежнева мне звонит: приезжай. Я приехал. Пошли к Брежневу с помощником, он сидел там, пока мы говорили. Я рассказал и говорю: “Леонид Ильич, единственный человек, который сейчас может разрешить, - это вы. Позвонить и сказать ему, что это очень важно для всей сети профтехобразования, поднять этим самым престиж, авторитет, создать лагерь такой на 2,5 тысячи мест”. Он меня выслушал спокойно, какие-то вопросы маленькие задавал, потому что он этот район знает весь, от Геленджика. Выслушал и сказал: “Знаете что, я могу, конечно, позвонить и, как генеральный секретарь, предложить ему решить этот вопрос. Но я не хо-чу, я не хо-чу с ним разговаривать, поймите меня, в том числе по этому вопросу”. Я понял его, что он не хочет с ним разговаривать не из-за этого вопроса, а из-за всего его такого руководства краем, как он себя ведет.

И у меня не было второй необходимости пойти к нему по какому-то вопросу, когда я знаю, что те или другие вопросы решают секретари ЦК. Горбачев. Я пошел к Горбачеву. Тогда в том же году, в 82-м, пленум ЦК был по сельскому хозяйству.

- Там Продовольственная программа была принята.

- Да. И я пошел к Горбачеву… Мы проводили свой пленум ВЦСПС о задачах профсоюзов в связи… и Горбачев присутствовал, мы его пригласили, и все. Если мне нужен был какой-то другой секретарь - я шел, допустим, к Лигачеву или к кому-то другому. Меня принимали, не было отказа. Но встреч с Брежневым у меня за год моей работы, меньше чем за год - за девять месяцев, по чисто профсоюзным делам была одна всего.

А с другими… Пришел Андропов. Я мог к нему записаться или позвонить, договориться прийти - в любое время. Я много раз… ведь он был практически года полтора генеральным, а я у него был за полтора года, не помню точно, раз пять как минимум. Я говорю: раз пять! А кроме этого - разговоры по телефону. И с Черненко за год его работы раза три встречались.

С Горбачевым я был знаком раньше, когда он был секретарем обкома партии. У нас установились доверительные личные отношения. И когда я приезжал, скажем, в Кисловодск или Пятигорск на курорты… Я занимался курортами. Я приезжал на курорты, он приезжал в Кисловодск ко мне. Правда, размещался в другом санатории, но звонил и говорил: мы приедем. И они приезжали, с председателем совпрофа, и мы ночь буквально говорили: я - о своих проблемах, он - о своих проблемах, откровенно, доверительно. И поэтому, когда он стал секретарем ЦК, связи продолжались, при необходимости. И когда он стал генеральным, я мог в любой день ему позвонить, записаться, и, может быть, в три дня ближайших он меня принимал. Не было ни одного случая, ни одного, чтобы он сказал: знаешь, я сейчас занят, неделю-две я занят, ты меня, пожалуйста, не беспокой. Не было такого.

Значит, я веду разговор к чему? Если у прежних наших советских профсоюзов до того были с лидерами партии и государства отношения или личные встречи не так часто - у меня не было проблем. И это говорит об отношении не ко мне, а к профсоюзам. Они знали, что я, если приеду, буду говорить не о себе, я буду говорить о профсоюзах, о проблемах. Поэтому отношения были всегда такими.

- Но это первые лица. А, соответственно, аппарат партийный, государственный, то есть уровнем ниже?

- Я хочу сказать, что с председателем Совета Министров мы встречались раз в неделю. По четвергам, а иногда по средам проводились заседания президиума Совета Министров. И по традиции, которая была установлена при Гришине (я должен просто отметить), председатель Совета Министров приглашал на эти заседания. Порядок был такой, управляющий делами Совмина знал, что надо пригласить председателя ВЦСПС на заседание президиума, и надо послать ему хотя бы за два дня повестку и материалы. И мы получали во-от такую папку материалов, всю повестку, в том числе, может быть, и не касающуюся работы профсоюзов. Всю повестку. И председатель ВЦСПС решал, кому из секретарей или самому пойти на это заседание. Часто на этом заседании Совмина бывал Владыченко Иван Максимович, как секретарь ВЦСПС он вел производственно-массовую работу. А иногда другие, по тематике.

Однажды Владыченко на ходу - он бежал уже вниз, куда-то ехать - увидел меня и говорит: слушай, Степан Алексеевич, сегодня заседание президиума Совмина, там один такой вопрос, я должен быть там, но не могу, должен поехать куда-то там. Поезжай, говорит. Выручать надо товарища. Он мне отдал материал, и я поехал на заседание. А вопрос был такой: о введении нового порядка цен на новые товары. Я пришел, скажу, малоподготовленный, так, на ходу. А предлагают такой вопрос: завтра пуговицу пришили еще одну к пиджаку - на 30% дороже будут продавать. И я решил все-таки встать… А секретарем ВЦСПС я тогда был всего месяцев, может быть, шесть или семь, и меня Косыгин не знал лично. И когда я встал - “пожалуйста, представьтесь”, он говорит. Я сказал: секретарь ВЦСПС такой-то. “Пожалуйста”. Я стал говорить, что мы против этого документа. “Почему? Я считал, - Косыгин говорит, - что профсоюзы всегда за то, чтобы побольше было модных товаров, хороших товаров. А тут получается, что вы за то, чтобы старое выпускать”. И вот я ему пытался объяснить, все объяснил. И он потом на 100% повторил то, что я ему сказал. До этого он говорил: документ подготовлен, давайте примем уже. А тут сказал: документ не готов, в таком виде принимать его действительно нельзя, что надо вот из чего исходить, и т.д. А документ был согласован со всеми: с Госпланом, с министерствами другими. И завернул. Это как пример отношения к профсоюзам и их правам.

Потом я уже с ним встречался чаще, он поддерживал меня много раз. Великолепный премьер, лучший премьер, которого я знал за все время, - Косыгин. Лучше всех знал народное хозяйство, лучше всех знал, что надо делать в тот конкретный момент, в который он руководил. Это удивительно. Он знал положение дел в отдельных отраслях иногда лучше, чем министр. И при мне - на заседания я ездил уже почаще - он иногда останавливал министра и объяснял ему: ну что вы мне рассказываете, вот смотрите, что у вас делается. Или министру здравоохранения задал вопрос во время отчета: сколько мы платим на питание больному, когда он ложится в больницу? А тогда платили 90 копеек за день пребывания в больнице. И академик Петровский стал крутить, крутить - и не называет ни одной цифры. Косыгин говорит: ну хорошо, я чувствую, что вы не знаете, но я вам напомню: 90 копеек. Мало, наверное? Тот сразу подхватил: конечно, мало. То есть Косыгин иногда знал положение дел по многим вопросам не хуже министра. Великолепный был человек!

Продолжение следует