В ситуации “якобы”

Недавно Министерство финансов предложило, а правительство России поддержало “фронтальное сокращение” незащищенных статей бюджета. По сути, всех тех, которые не относятся к социальным и оборонно-промышленным. Казалось бы, идея того, что сокращению на 10% не подвергнутся пенсии, пособия и т.д., должна успокаивать. Но это не так. Дело в следующем.

Несмотря на экономические санкции, которые были развернуты против России за последние полтора года, экономика испытала относительно небольшое проседание, которое даже в следующем году могло смениться ростом. За счет чего? За счет огромных, без преувеличения, триллионных инвестиций в реальный сектор экономики - в виде субсидий, кредитов, государственных гарантий. По большому счету, это было “кейнсианство” как оно есть на текущий момент. То есть государственные инвестиции в экономику, которые компенсировали бегство иностранных капиталов, и служили к ее развитию. Точно так же отсюда (в том числе за счет сокращения рабочей силы) взялся и рост доходов существенной части населения, и рост экономической активности россиян, и увеличение потребительского спроса.

Но! У этого процесса есть и оборотная сторона медали - увеличение количества денег в экономике ведет к росту инфляции, росту цен. Тоже логично: люди готовы заплатить большие деньги - стоимость товара растет.

Конечно, нам хотелось бы, чтобы у нас денег было больше, а товары стоили столько же или даже меньше (как пел Высоцкий, “было время, и цены снижались”). Но это требует более тонких инструментов централизованного регулирования оборота финансов. А Минфин поступил проще: предложил сократить существенную часть расходов. Повлияет ли это на инфляцию? Да, приток денег в экономику станет меньше, и уменьшится инфляция.

Однако одновременно уменьшатся и возможности реального сектора экономики с точки зрения привлечения финансов. Для предприятий станет сложнее и дороже получить кредит. Как результат, сократятся финансовые возможности предприятий. И одним из следствий станет торможение роста, заморозка или сокращение фонда оплаты труда. То есть пособия и пенсии будут профинансированы из бюджетов - государственного или социального фонда, а вот зарплаты - прямо или косвенно - нет.

Кроме того, последствия сокращения государственного участия в финансировании реального сектора экономики сведутся к сокращению производства в “незащищенных” отраслях и далее - к снижению деловой и потребительской активности населения, снижению его доходов. Можно, конечно, пытаться компенсировать это снижение целевыми социальными пособиями (что и будет сделано). Но выплачивать вместо честной зарплаты за честный труд “шубу с барского плеча” в виде пособия - эту идею сложно признать справедливой и эффективной для борьбы с бедностью и для обеспечения роста доходов работников.

В Америке 30-х годов прошлого века государственные инвестиции в экономику (“кейнсианство”) были дополнены инструментами, которые помогли тогдашним профсоюзам наладить, говоря современным языком, “эффективный социальный диалог” с работодателями. Однако в современной России такие инструменты ограничиваются переговорными площадками, причем без поощрения государством создания профсоюзных организаций, без предоставления профсоюзам преференций для выяснения отношений с антисоциальными работодателями. Считается, что профсоюзы и собственники якобы равны в возможностях.

И в этом “якобы” есть определенная проблема, ограничивающая рост доходов работников. В случае если государство свое влияние на экономику, которое повышало доходы работников, снижает, профсоюзы могли бы компенсировать это снижение более энергичной политикой в отношении работодателя, который, несмотря на имеющиеся возможности, занижает зарплату работникам. В ситуации “якобы” это делать, конечно, сложнее. Не безнадежно, но сложнее.

С другой стороны, перефразируя одного политика XX века, нет таких крепостей, которые не могли бы взять профсоюзы.