Большие и малые попытки

Общественные науки всегда пытаются дать ответ. И если естественные науки похожи на круг, который чем больше, тем больше его соприкосновение с неизвестным, то общественные науки напоминают спираль. Теория провоцирует полемику, та порождает новую теорию или новые аргументы, пока этот круговорот не заслонит источник. Подборка книг в этом номере - попытка ответить на большие вопросы. Кратко о коррупции и не до конца - о свободе.

Лесли ХОЛМС
“Коррупция: очень краткое введение”
Москва, Издательский дом “Дело” РАНХиГС, 2021

Название книги говорит само за себя. Ни добавить, ни убавить. Впервые “Коррупция” была издана в 2015 году на английском языке, и как вы понимаете, за прошедшее время изменились лишь детали. Само же явление - константа в мире перемен. Автор книги Лесли Холмс - известный исследователь коммунизма и посткоммунистических процессов, вопросов коррупции, организованной преступности и методов борьбы с ними. Он член Академии общественных наук Австралии, заслуженный профессор политологии Мельбурнского университета, приглашенный профессор Института философии и социологии Польской академии наук и Китайского народного университета в Пекине, а до 2017 года - приглашенный профессор Болонского университета.

Больше, чем заглавие, о книге скажет оглавление - никаких метафор, иносказаний или эзоповых намеков на то, что и так всем известно. “Введение” действительно очень краткое. Как говорят в подобных случаях, каждая отдельная тема заслуживает своей большой книги и детального исследования. За вычетом предисловий научного редактора и Холмса, а также списка сокращений, очень краткое введение занимает 162 страницы.

Как это часто бывает, определение очевидного явления вызывает трудности, поэтому книга начинается с попытки ответа на вопрос “что такое коррупция?”. Если вы тут же вспоминаете монолог Геннадия Хазанова про газету “Советский спорт” и то, что в нее должно было быть вложено, то нет - взятками тема коррупции не исчерпывается даже наполовину.

Здесь и знакомый по советскому прошлому отечественный “блат” - несколько истощавшая в условиях рынка альтернативная валюта и форма бартера, и китайский блат “гуанси” со своими нюансами, и прочие формы извлечения выгоды в обход закона и должностных инструкций, в которых интерес - не деньги, а статус, положение, привилегии, работа, доступ и прочее. Все это - тоже коррупция.

Второй - и казалось бы, очевидный - ответ на вопрос, “почему коррупция является проблемой?”, содержит гораздо больше факторов, чем с ходу приходит на ум. Например, негативное влияние на рынок труда, которое Холмс не выносит в отдельный параграф, но которого касается.

Для тех, кто изучает коррупцию и борется с ней, измерение масштабов явления - нетривиальная задача. Точные цифры не получить, поэтому антикоррупционные организации обычно аккумулируют данные, полученные разными методами. Один из источников таких данных - индекс восприятия коррупции. Пусть не самый точный, этот показатель все же позволяет получить информацию, близкую к реальной. Кроме того, в сравнении с другими показателями он показывает, насколько коррумпированным считает себя само общество. Большая разница между восприятием коррупции (в ту или иную сторону) и ее оценкой альтернативными методами - интересный симптом, но эта специфическая тема остается за скобками очень краткого введения в проблему.

Русский блат и китайское гуанси - понятия непереводимые и не тождественные друг другу. Это специфические культурные явления, и культурный контекст коррупции не ускользает от внимания Холмса, как и роль социальной системы в распространении коррупции. Автор не углубляется в историю коррупции, тем более местную, так что знания о легальной купле-продаже должностей на Руси остаются на совести читателя.

Проблемам и методам борьбы с коррупцией Холмс посвящает последние две главы.

Альберт О. ХИРШМАН
“Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность”
Москва, Издательский дом Высшей школы экономики, 2021

Фамилия Хиршман могла бы появиться на сером корешке серии “ЖЗЛ”  молодость будущего ученого совпала с бурными событиями в Европе 1930 - 1940-х годов. После учебы в нескольких европейских университетах он сражался в гражданской войне в Испании на стороне республиканцев, воевал за французов до их капитуляции во Второй мировой войне, помогал переправлять беженцев через Францию и Испанию в Португалию, а затем в США. Среди обязанных ему спасением - мыслитель Ханна Арендт, художники Марк Шагал и Марсель Дюшамп. В 1943 - 1946 годах он служил в Стратегической службе армии США, в частности был переводчиком генерала Антона Достлера во время трибунала (состоявшегося до Нюрнбергского процесса). Дальнейшая карьера Хиршмана связана преимущественно с экономическими и финансовыми службами и академическими достижениями. Он умер в 2012-м, на 98-м году жизни.

В книге “Риторика реакции” Хиршман выделяет три ключевых тезиса реакционеров. Он не ставит задачу опровергнуть эти тезисы, ссылаясь на цифры или исторические факты. В пространстве дискуссии, которое он обозначил, это было бы бессмысленно. Позиция Хиршмана - не в стане прогрессистов, а лейтмотив его полемики - не борьба. Автор помещает себя даже не между теми и другими, а в стороне. Так что пафос его работы - в выявлении внутренних противоречий этих тезисов.

Итак, тезисы. Они перечислены в заглавии - извращение, тщетность и опасность. То есть все благие или выдаваемые за таковые начинания обречены на то, чтобы привести к противоположным результатам, нежели ожидаемые, в силу непреднамеренных следствий (извращение). Попытка реформы в лучшем случае повлияет лишь на фасад, а глубинная структура общества при этом останется без изменений (тщетность). Преобразования, которые сами по себе могут быть желательны, предполагают издержки и непредсказуемые в ближней или дальней перспективе последствия другого рода (опасность).

В зависимости от того, кто излагает эти тезисы, причиной нежелательных последствий может “невидимая рука рынка”, трудноопределимые законы общества, человеческий фактор и так далее, вплоть до божественной воли - аргумента, который, как падение крышки рояля, завершает любой спор, но совершенно бессмысленно.

Выделенные Хиршманом тезисы - своеобразная квинтэссенция реакционной аргументации последних двух столетий. Основные сюжеты, на которых он рассматривает апробацию каждого тезиса, - это Великая французская революция, идея государства всеобщего благоденствия, всеобщее избирательное право.

Мысль Хиршмана концептуальна, а не исторична, несмотря на хронологическую последовательность реакционных аргументов, иллюстрирующих каждый тезис. Апелляция к историческим результатам французской революции или введения всеобщего избирательного права сделала бы доводы Хиршмана относительными и перевела бы дискуссию в жанр пикировки с помощью фактов и цифр. Стратегия автора - показать риторичность этих тезисов: притягательна их внешняя оболочка, эмоция и литературная форма, но суть не так глубока.

Расправившись с каждым из тезисов отдельно, Хиршман создает сводную таблицу и выделяет связи между выразителями тезисов по горизонтали, в рамках одного тезиса через исторические эпохи, и по вертикали - в пределах одного исторического эпизода среди выразителей разных тезисов. Не составит труда увидеть, что эти тезисы не вышли из моды. Особенно любы они телевизионным ораторам (надо сказать, не в столь изящной форме, как у Жозефа де Местра или Алексиса де Токвиля, к которым среди прочих обращается Хиршман).

Светлана БОЙМ
“Другая свобода. Альтернативная история одной идеи”
Москва, “Новое литературное обозрение”, 2021

Вероятно, самая неоднозначная книга из всех, что появлялись за полгода в нашей рубрике. Она вышла в подсерии “Антропология”, но то, что это определение скорее вводит в заблуждение.

Наша бывшая соотечественница из Ленинграда, Светлана Бойм в 1981 году эмигрировала в Штаты, где сделала успешную академическую карьеру. И это несмотря на то, что представители ее поприща - гуманитарных наук - в процессе “утечки мозгов” реже находят себе благоприятные гавани, чем представители наук естественных и технических. До своей ранней смерти в 2015 году (Бойм родилась в 1959-м) она числилась профессором в Гарвардском университете, который долгие годы уверенно держится в первой тройке вузов мира. Это возлагает определенную академическую ответственность, поэтому книга “Другая свобода” требует вдумчивого и неспешного чтения.

Название книги не связано с фактом эмиграции автора, но то, что половина ее жизни прошла в Советском Союзе, а другая в США, оставило след в виде частого сравнения двух государств и культур. Холодная война, свобода в США и в России (советской и пост-), набирающее обороты новое противостояние двух держав (книга написана в 2010 году) - все это нашло место на страницах книги, но описывается уместно и не является лейтмотивом.

В своем исследовании автор далека от деклараций. Она рассматривает Свободу через призму художественного текста, емко вбирающего черты времени и открывающегося глубокому мыслителю. Светлана Бойм таковым является. Читателю ее мысль может быть не всегда ясной после первого прочтения. Иной раз кажется - при чем тут свобода? Но надо иметь доверие к автору и следовать за ее оригинальными рассуждениями.

Еще раньше Светлана Бойм написала книгу о ностальгии (“Будущее ностальгии” - впервые опубликована в 2002 году, на русский переведена в 2019-м). Исследование авторефлексии - большой раздел современной исторической мысли: ранее я уже упоминал Алейду Ассман, исследующую феномен исторической памяти. Последняя же для Бойм книга открывает двери исследованию Свободы. Исторический и культурно-философский анализ вторит призыву известного лингвиста Анны Вежбицкой к познанию культур посредством ключевых понятий.

Светлана Бойм пытается определить объем значения “Свободы” в разное время у разных мыслителей, пытается дать историю и словарь понятий, и эта попытка предельно честна даже в неудачах. Читатель приглашается к диалогу, и контраргументы приветствуются - автор не столь мелкого калибра, чтобы отвечать на главный вопрос дидактическими определениями. К XXI веку история мысли дала понять, что такие попытки тщетны. Возможно, свободу так трудно определить именно потому, что определить - значит ограничить, и сама онтологическая суть понятия сопротивляется этому.

Автор начинает с греческих текстов. Понять колыбель европейской цивилизации, в рамках мысли автора, необходимо. Уже во второй главе мы окажемся ближе к “родному пепелищу” и “отеческим гробам”. Автор рассматривает Свободу, как ее понимает Пушкин, и его отношение к демократии в Америке в представлении политического деятеля Алексиса де Токвиля (эта пара появляется и у Хиршмана). Следом идет размышление о месте, которое занимает в истории понятия Свободы ночной разговор Анны Ахматовой и Исайи Берлина. Именно русские тексты - ключевые для разговора о Свободе. При том, что книга написана для англоязычного читателя, ни в одном слове нет банального ликбеза. Но книга не только о русской Свободе. Франц Кафка, Мартин Хайдеггер, Ханна Арендт, Шарль Бодлер - интеллектуальный простор книги завораживает.

Светлана Бойм вторит Аллейде Ассман, когда говорит, что свобода идет рука об руку с принятием собственной истории. У Ассман историческая память - это память немцев о собственных зверствах. В России, говорит Бойм, история ГУЛАГа не получила еще такого принятия. И получила ли спустя более чем десятилетие после написания книги - вопрос открытый.