Россия в Москве проездом

Я вижу их во всех своих поездках. Недавно ехал с ними в одном автобусе в Шереметьево. Их было четверо. Такие простые мужики, каких не всегда встретишь в простых мужицких местах, в какой-нибудь рюмочной или на автомойке. Как будто слепленные из земли, из грунта. Пожилые, хорошо пожившие. Не богатыри, один даже совсем мелкий. Но все в камуфляже, с шевронами. Значит, оттуда. Едут с фронта на побывку, через Москву.

Они то и дело шутят друг над другом, прикалываются. В них чувствуется бытовая ловкость, свойственная солдатам, но они толком ничего здесь не знают. Коротышка попытался выйти у терминала С, международного, но товарищи вовремя его окликнули. Рано тебе, солдат, в Стамбул, Белград или Бангкок. Тебе на другие рейсы.

Глядя на них, я чувствую, что со всеми своими патриотическими статьями, стихами, выступлениями ничего не значу, если меня поставить рядом с ними. Пусть мне даже говорят, что я “тоже приближаю победу”, но страна сегодня держится на этих мужиках. Они здесь главные. И они здесь пока что не в своей тарелке. Они в Москве проездом. И не только в Москве - в Новосибирске, Архангельске, Чите.

Нет, воюют самые разные люди. На фронт пошли философы, поэты, музыканты. В наших аэропортах можно встретить и солдата с аккуратной хипстерской бородкой, ищущего, куда бы подключить свой гаджет. А все же войну держит на себе глубинная Россия. Все та же есенинская, шолоховская, шукшинская. Казалось, что Великая Отечественная была последней войной, в которой эта глубинная Россия победила - а потом как-то постепенно кончилась, иссякла. Однако вот же она, вдруг нашлась, встала и пошла, и опять нас выручает. И та же Россия показана в недавнем клипе Игоря Растеряева “Возвращение”: мужики и бабы, деревянный дом, сало с самогоном. Вроде бы затертый архетип - но что делать, если он вновь попадает в цель?

Чтить павших - дело необходимое и святое. Но это относительно просто. С теми, кто не может нам ответить, проще договориться. Их легко изобразить так, как нам нравится. Мы нарисуем их титанами, красавцами, любящими мужьями и отцами, интересными собеседниками. Так нужно. Так будет правильно.

С выжившими иначе. Вот стоит перед тобой человек, с которым ты не имел шанса пообщаться в прошлой жизни, да и общих тем у вас не было. А теперь он тебя спас. И понять тебе предстоит именно его, а не воображаемого рыцаря без страха и упрека. Увидеть за усвоенными шаблонами - именно его. И поучиться Родину любить - именно у него. А он вот такой нескладный на вид. И в прошлом, возможно, крепко пил. Возможно, даже сидел.

Трудно посмотреть в глаза тому, кто заглядывал в глаза смерти. И не только по соображениям совести (мы были тут, когда они были там), но и из-за несопоставимости экзистенциального опыта.

Мы любим говорить “Своих не бросаем”, даже проводим гала-концерты под таким названием, но надо признаться: как бы ни была сильна солидарность тыла с фронтом, как бы ни помогали мы в тылу, там - под Бахмутом, Авдеевкой, Работино - они, наши воины, остаются одни, наедине со своей судьбой, своей верой и своей удачей.

Мы часто противопоставляем два взгляда на войну. С одной стороны, радость побед, фанфары и марши, правильные патриотические лозунги и речовки. С другой - “окопная правда”, говорящая нам о том, что любая война - это грязь, кровь, страх, что подвиги одних прикрывают глупость или трусость других.

На самом деле для жителя тыла оба этих взгляда не могут добить до истины. Ты можешь прочитать тонны самых откровенных свидетельств, ты можешь даже побывать в госпитале, посмотреть на свежих ампутантов, ты можешь в клочья разодрать свое сердце, но у тебя никогда не будет главного - непосредственного опыта человека, поставленного напротив смерти. Здесь проходит черта, которую нельзя перейти.

И вот сотни тысяч людей с таким опытом рано или поздно вернутся в наше общество. Какой станет их судьба?

Одни полагают, что именно они станут основой для новой элиты, которая поведет страну в будущее. Надеюсь, что так и будет, хотя понимаю, что это в основном касается офицеров, а также тех, кто проявил себя “около фронта” - волонтеров, военкоров.

Другие возражают: да что вы, им самим нужна будет наша помощь. Они будут массово страдать от ПТСР (посттравматического стрессового расстройства), им потребуется психологическая и социальная реабилитация.

Конечно, у разных людей жизнь сложится по-разному. Но мне бы прежде всего хотелось, чтобы мы заметили, увидели и поняли простых мужиков, на которых держится фронт. Чтобы не отворачивались от них, когда они доделают свое дело. А то ведь может статься, что они, промелькнув в аэропортах и на вокзалах, просто уедут обратно в свою глубинную Россию и растворятся там до нового сигнала боевого рожка.