Добрые вещи века

Антиутопия братьев Стругацких называлась “Хищные вещи века”. В утопии “Туманность Андромеды” их учителя И.А. Ефремова (крупнейшего палеонтолога и последнего социального конструктора в ряду Платон - Томас Мор - Фурье) человеку будущего хищники не страшны. Он трудится на благо родной планеты, свободно по ней перемещаясь, и может легко (нажатием кнопки) получить в любом месте все необходимое, так что проблемы мебели, посуды и обоев заботят его не больше, чем нас с вами - закапывание про запас недообглоданной косточки. В личной собственности несколько памятных предметов. Почти как у первобытного кочевого охотника. Историческая спираль таким образом закручивается через тысячелетия.

Что ж, “новые кочевники” ХХI века и впрямь отсекли от себя привязанности к вещам. Многоуважаемый шкаф из натурального дерева, в котором прадедушка, вернувшись с войны, хранил китель и фуражку, бестрепетно вынесли на помойку, освобождая место под что-то одноразовое. Параллельно происходит освобождение от родины (большой и малой), религии (в широком толстовском смысле), семьи, пола и профессии (см. диплом: менеджер по маркетингу). Т.е. от личности в ее неповторимом своеобразии.  Закономерный итог тоже не по Ефремову: огрызок от человека растворится в галлюцинациях “цифровой экономики”.

Отсюда не следует, что коммунистическая идея, развернутая Ефремовым, - слабая. Апостолы тоже были бы удивлены, встретившись с “историческим христианством” (только удивлялись бы недолго, до ближайшей инквизиции). Однако идея их была и остается очень сильной, ее приложения к экономике и политике намного интереснее науки, преподаваемой в ВШЭ (причем в противостоянии этой как бы науке евангельское христианство и коммунизм сходятся).  Хотя практика, конечно, вносит свои коррективы.  Оказалось, что привязанность к вещам не обязательно характеризует человека как  эгоиста и обывателя в плохом смысле.  А тот, кто к ним равнодушен, не обязательно посвятил себя чему-то более высокому.

Редкие оазисы здравого смысла в соцсетях - сообщества, объединенные интересом к сохранению и восстановлению старых вещей: “Антикварная барахолка”, “Клуб плохих хозяек имени Агаты Кристи”, “Рачительные еноты”.

Программа: “Рачительный Енот не приумножает сущности  без необходимости. Он все ловко чинит маленькими лапками, реставрирует, красит.. И да - тащит с помоек! Если не может починить сам - несет специалистам. Принес в нору лишнее - делится с друзьями. Хозяйственный зверь. Но! Он не просто экономит - он стремится к красоте”. 

Кто-то отнесется иронически к переносу понятия “жизнь” на мебель и бытовую технику: “Столик из арабского гарнитура. Стоял в кабинете моей мамы. Годы, переезды сделали свое дело, но он будет и дальше жить в нашей семье”. Но ведь это не просто декларации, а комментарии к конкретным образцам инженерного расчета, рабочего мастерства - и в финале, действительно, красоты. 

Вещь - продолжение своего владельца (хранит память о тех, кто нам дорог) и создателя, поэтому в обращении с ней проявляется отношение к человеческом труду.

Здесь водораздел. Вопреки научно-техническому прогрессу, старые вещи часто лучше новых - хотя бы потому, что их нарочно не портили. Т.н. “постиндустриальное общество” наиболее ярко и полно выразило себя через производстве суррогатов, не только материальных (электротехника с “запланированным устареванием”), но и духовных (гендерная политкорректность, креативная урбанистика, проектные компетенции и прочая чушь). Тот, кто бережет хорошее старое вместо того, чтобы по команде заменять на плохое новое, тот защищает не дерево и железо, а достоинство Человека разумного (в религиозной системе отсчета: образ и подобие Божие). Будучи консерватором, он в то же время революционер, и намного более принципиальный, нежели попрыгунчики с майданов и тахриров, которые обращают негодование против личностей.

А дальше история  - если, конечно, она у нас будет - диалектически рассудит “рачительных енотов” с покорителями космоса, как им лучше обустроить трудовой быт.