Между Вторым и Третьим Римом

Мудреца всегда опознавали по сверхспособностям. Естественнонаучным (“из камня сделать пар…”) и гуманитарным: расшифровать древние письмена на неведомом языке. Помните, кем представлялся Воланд? “В государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист”. Это вселяло уважение. 

Вышла книга-памятник реальному мудрецу, который мог разобрать тексты и  Х века, и более древние, от тривиальной латыни до сирийского, древнегрузинского и древнеармянского: Медведев И.П. “Судьба ученого: Владимир Николаевич Бенешевич” (М.: Издательский дом ЯСК, 2020).

В.Н. Бенешевич (1874 - 1938) - классик отечественной византинистики, член-корреспондент АН СССР, характеристика к избранию в полные академики - см. в книге, с. 214. В конце 20-х гг. это был действительно клуб избранных, и когда Совнарком решил увеличить его численность с 43 до 85 человек, поступили возражения: выдающихся ученых так много не бывает. Но Бенешевич не удостоился высшей чести, помешал первый арест.

Книга о нем - именно академическая, скорее для специалистов, чем для занимательного чтения, как и вся серия “Монфокон”: “Исследования по палеографии, кодикологии и дипломатике”. Но судьба ученого книжника сворачивает в другой жанр. Почему “дорогие органы” к нему привязались? Черт их знает. Владимир Николаевич много путешествовал, изучая рукописи и надписи на памятниках (как Н.И. Вавилов ездил по свету в поисках растений). Его приглашали в эксперты по скользким вопросам, например, по автокефалии церкви, которая срочно понадобилась независимой Грузии. Вспомнили про Бенешевича: объективный специалист подтвердит, что мы крестились раньше Руси. Но именно честность оказалась лишней: дорогой гость быстро стал врагом. Впрочем, это отдельная тема для сериала. А на Руси византийские сюжеты всегда были политизированы: теория “Москва - Третий Рим” с практическими претензиями на “Второй”: даешь  Константинополь!  Понятно, что Бенешевич не мог отвечать за внешнюю политику Николая II, тем более за геополитические фантазии инока Филофея в XVI в. Но оказался зажат между Вторым и Третьим Римом. При этом оставался советским патриотом: “Пока живу, буду работать изо всех сил на пользу науки в СССР и на пользу СССР в целом” (с. 347).

В первом уголовном деле ему помог один из ближайших соратников Ленина - В.Д. Бонч-Бруевич. Профессор вернулся к работе. Но ненадолго. После того как в Германии вышло давно подготовленное им издание “Ioannis Scholastici Synagoga L titulorum” (Иоанн Схоластик - юрист и церковный деятель VI века), его назначили польским шпионом. Польша, Германия - какая разница? Расстреляли самого Владимира Николаевича, его брата  - известного горного инженера - и двух сыновей, которые как раз закончили физический факультет. Бонч-Бруевич помочь уже никому не мог, в 1937 г. дружба с Лениным стала отягчающим обстоятельством.

Рассматривать подобную юстицию в правовых категориях невозможно, а если задействовать психиатрию, мне могут возразить моими же словами: негоже так реагировать на дела давно минувших дней, тон должен быть спокойно академический, как в “Истории Средних веков”, где хватает коронованных садистов. Правильно. Но есть нюанс. Сегодня меня не призывают брать за образец, например, императора Андроника Комнина, не доказывают, что глазки при нем выкалывали в порядке патриотической подготовки к войне с турками, не собирают “1000 гвоздик для товарища Комнина”. А монархизм, прикрытый красными тряпочками, все шире распространяется среди  тт., которых я по другим позициям мог бы числить в единомышленниках. Причем вынести это разногласие за скобки не получается. “Изгоняя мораль из истории, мы неизбежно изгоняем ее и из современности” (В.Б. Кобрин). Оправдание исторического душегубства подтекает в 2021 год восторгами по поводу новейших попыток реанимировать эту самоубийственную практику - арестов и приговоров непонятно за что.