“Праведник”: о профессионализме на войне и в кино

Меня периодически упрекают в том, что искусство я оцениваю с точки зрения идеологии. Так вот, в фильме Сергея Урсуляка “Праведник” с идеологией все более-менее в порядке. В основе - реальная история политрука Николая Киселева, сопоставимая с “Анабасисом” Ксенофонта. Только у древнегреческого героя под началом были солдаты, а у советского в основном мирные люди: женщины, старики и дети, приговоренные гитлеровцами к уничтожению в еврейском гетто. Киселев с несколькими товарищами партизанами в 1942 году провел больше 200 человек по глубоким тылам немцев и далее через линию фронта к своим.

В новом фильме никто, слава богу, не выясняет отношения с советской властью, не играет в “демифологизации”, не размывает противостояние добра и зла никаким постмодернистским, извините, дерьмецом. Главный герой (актер Александр Яценко) не “обогащен” психиатрически - как, например, в фильме “Аритмия”, который был неплох и даже полезен с профсоюзной точки зрения, а мог бы стать отличным, если бы герой-врач в исполнении того же Яценко не демонстрировал так навязчиво клиническую картину алкоголизма.

Главный “праведник” в фильме Урсуляка - спокойный профессионал. Таким его, бывшего “бухгалтера” (выпускника Института внешней торговли), воспитала война. А умение работать с людьми, будь то недисциплинированный партизан или плачущая девочка, которую надо успокоить, чтобы не услышали каратели, - качество, необходимое командиру. Наконец-то с экрана четко произнесено слово “коммунист”: “Да, я коммунист”. В этом принципиальное отличие от большинства постсоветских фильмов о Великой Отечественной, где бывает непонятно, кто, с кем и за что сражался, - видимо, племена поссорились.

В военной драме Урсуляка фашизму как внеконкурентному злу противостоят люди разных возрастов, профессий и национальностей, верующие и неверующие под руководством советского офицера - коммуниста.

Есть сцены, достойные старой киноклассики, например, партизанская свадьба девушки из гетто и русского парня, которого раввин вопреки всем законам записал в евреи, чтобы тот мог официально жениться на своей подруге (урок священнослужителям всех конфессий).

При этом сценарий зияет провалами как поле после бомбежки. Захотелось “оживить” историю, запихнув туда сюжетную линию из “Списка Шиндлера”: эстетствующий психопат-гауптштурмфюрер держит при себе молодую еврейку в качестве то ли любовницы, то ли игрушки, то ли шпионки за партизанами, и эта пара преследует героев по Белоруссии, как змей Василису Премудрую в сказке, попутно развлекая зрителей батальными эпизодами, в которых полдюжины наших партизан удобряют немецкими трупами лес. Вообще-то в антипартизанских операциях старались задействовать шуцманов (Р. Шухевич и Ко), формирования Дирлевангера и прочий вспомогательный персонал, а немецкие регулярные части берегли для фронта. Но Дирлевангер и Шухевич тоже были профессионалы. Зачем изображать противника идиотом, который попадает в элементарные ловушки и позволяет себя расстреливать, как в тире? Какая тогда честь в победе? Вопросы к сценаристам возникают неоднократно. Итоговый: почему нельзя перед съемками показать текст даже не историку, а просто внимательному человеку со стороны?

Формула “хороший режиссер может поставить что угодно, хоть телефонную книгу” - глупая и вредная. Наверное, хороший столяр может смастерить из гнилого дерева стул. Но зачем из гнилого? Разве умение подбирать материал не является первым признаком специалиста? Урсуляк, видимо, не хочет ссориться и берет без споров и редактуры, что завезли. Есть качественная литература - снимает “Ненастье”, достоверное исторически и психологически. Нет ее - получается вампука вроде “Ликвидации”.

Не в обиду нашим кинематографистам. Например, поздние блокбастеры Ридли Скотта, даром что живой классик, невозможно смотреть из-за пародийной глупости сценариев. Видимо, проявляются общие закономерности, связанные с дефицитом плодотворных идей, а драматургия отражает растерянное состояние человека, который по-плохому не хочет, а как надо, не знает.